Йонас Авижюс - Дягимай

• Название: Дягимай
• Автор: Йонас Авижюс
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Роман известного литовского прозаика, лауреата Ленинской премии Йонаса Авижюса посвящен современной литовской деревне. В нем на фоне событий, происходящих в деревне Дягимай, рассматриваются сложные задачи современности, уклад жизни литовского села, проблемы и перспективы его развития. Основное внимание автор уделяет духовному миру своих героев. В 1982 году роман «Дягимай» удостоился приза Общества книголюбов и Госкомитета по делам печати и полиграфии Литовской ССР как самая популярная книга года.

---

Все еще так живо, так свежо в памяти: и этот парк с поределыми деревьями, и крутосклон над рекой, и тропка… И медленно идущая по этой тропке девушка — волосы распущены, черные глаза, в глазах тайна… Я догадывался, что за ее сдержанностью и нелюдимостью скрывается какая-то житейская драма… И только издали — взглядами и в мыслях — бродил за ней, одинокой, выделяющейся в толпе своей неброской печалью, по паркам чистенького, почти игрушечного курортного городка. А потом…

II

Наконец она справилась со своим недугом, с облегчением подумал Даниелюс.

Сердясь на самого себя, он почему-то стеснялся сказать ей, кем работает. Охотнее он представился бы инженером или агрономом, но девушка смотрела на него с таким доверием и искренностью, что не осмелился соврать.

Когда они оба поднялись, в столовой, кроме них, не было ни души: за разговором они не заметили, как прошло обеденное время. Даниелюса так и подмывало пригласить Юргиту погулять по парку, но у него снова не хватило смелости. Только через неделю, когда они стали — пусть и официально, — обращаться друг к другу по имени («товарищ Юргита», «товарищ Даниелюс»), он решился предложить ей билет на концерт какого-то залетного эстрадного ансамбля, хотя сам предпочитал классическую музыку. Даниелюс ничуть не сомневался, что она будет довольна, но Юргита не проявила никакого восторга.

— Эстрада — это музыка вашего поколения, — сказал он, когда концерт закончился.

— Музыка всех поколений — хорошая музыка, — сухо ответила она.

Он одобрительно кивнул. В душе даже обрадовался: их вкусы совпадают!

Назавтра Даниелюс пригласил ее в кино, а в конце недели Юргита как бы невзначай обронила, что в субботу в большом зале санатория состоится вечер отдыха и что, было бы с кем, охотно пошла бы.

Он сделал вид, будто не расслышал, однако в субботу отправился с ней на танцы. «Кто-нибудь пригласит ее, и я исчезну», — решил он, поймав себя на мысли, что он не пара для молоденькой плясуньи.

Но когда другой пригласил ее, он даже вспотел от нетерпения: скоро ли, скоро ли конец? Затем весь вечер не отпускал ее. Стеснялся ее молодости, бледнел и краснел, когда поблизости кто-нибудь двусмысленно смеялся («Это надо мной, черт побери!»), и тем не менее толкался в танцующей толпе, кому-то наступал на ноги, стукался плечами, извинялся. «Неужто это я, Даниелюс Гиринис? — спохватывался он в минуты отрезвления. — Ответственный партработник, отец двоих детей? Можно подумать, будто мне шестнадцать, будто я мальчишка, первый раз пригласивший девчонку на танец…»

Утром он позавтракал в номере, а обедать явился последним, чтобы не застать Юргиту. И к ужину опоздал. Но на другой день сдался: желание увидеть Юргиту оказалось сильней. «Мало того что на танцах осрамился, так еще прячусь, как набедокуривший школьник!.. Бог весть, что она обо мне подумает… Ну и пусть себе думает на здоровье!» — пытался он себя утешить.

— Случилось что-нибудь? — встревоженно спросила Юргита, когда Даниелюс как и обычно появился вечером в столовой. — Скверно себя чувствуете? Или другие земные заботы гложут?

— Ничего особенного, товарищ Юргита, — ответил он, пытаясь обесцветить свой голос. — Когда-нибудь при удобном случае расскажу…

Но удобного случая все не было, хотя после этого они не раз встречались за обедом, бродили по парку, ходили на всякие увеселительные вечера. Да и представься он, этот удобный случай, Даниелюс ни за что не признался бы, что прятался от нее. Но разве можно спрятаться от того, что, как говорится, суждено свыше? Простофиля! «Где-то по земле ходит тот, кому она достанется. Эх, почему я не родился хотя бы на десять лет позже?» — ревнуя и сетуя, думал Даниелюс.

Близился день расставания. Накануне пошел снег, густой, щедрый, какой редко бывает в ноябре.

— Завтра за мной придет машина, — сказал Даниелюс за завтраком.

— А у меня еще два дня, — вздохнула она. — За мной тоже придет… поезд…

— Надо бы отметить наше расставанье. Не сходить ли нам в ресторан?

— Дивное предложение! — обрадовалась Юргита. — А как со столиками? Наверно, все уже занято.

— Столик уже заказан.

— О! С вами не пропадешь!

Они немного помолчали, глядя в окно на белые шапки сосен. В сквере хлопотал толстяк дворник, расчищавший огромной фанерной лопатой дорожки, а какая-то озябшая парочка отдыхающих, задрав головы, глазела на белку, перескакивавшую с ветки на ветку.

— Вам этот пейзаж ничего не напоминает? — неожиданно спросила она.

— Что напоминает? — задумался Даниелюс. — Пожалуй, детство: во дворе запряжена в розвальни лошадь… Там же мать, отец… Я на санках качусь с горы…

— Какая романтика! — улыбнулась Юргита. — А мне кажется — где-то я видела что-то похожее на холсте. Дворник, сосны, парочка, глазеющая на белку…

— Вы любите живопись?

— Иногда, под настроение, я и сама балуюсь… Когда-то я даже собиралась поступать в художественный институт, но журналистика взяла верх.

— Говорите «когда-то», словно это было десять лет назад…

— Если вас интересует мой возраст…

— Что вы, что вы… — пристыженно выпалил Даниелюс.

— Полгода назад стукнуло четверть века.

— В самом деле? — воскликнул он, не скрывая своего удовлетворения. — А я то думал — вам двадцать, не больше.

— Вы очень скупы. Что ж, спасибо вам за вашу скупость, — усмехнулась она и встала из-за стола. — Кажется, мы с вами опять уходим последними.

За обедом, на прощанье, они поставили новым соседям бутылку рислинга. Все вместе выпили, пожелали друг другу удачи, а вечером Даниелюс и Юргита отправились в ресторан, единственный в этом курортном городке. Поначалу разговор не клеился. Оба чувствовали себя неловко, словно впервые очутились вместе.

— Вам скучно? — произнес Даниелюс и беспомощно развел руками. — К сожалению, я не принадлежу к числу тех мужчин, с которыми женщинам весело. Уж вы простите великодушно, но анекдотов не знаю, не хохмач, в обстоятельствах серьезных и вовсе кажусь трагиком. В моем районе, в Дзукии, был такой случай. Самодеятельные артисты одного колхоза в виде премии получили полный набор инструментов духового оркестра. Шли годы, музыканты разъехались кто куда, трубы ржавели. И вот совсем недавно оркестр был создан заново, но играть ему не на чем… Дело в том, что один из бывших музыкантов приспособил все трубы… для гонки сивухи.

— А что здесь, простите, трагического?

— Я этот факт привел в одном из своих выступлений и всем отравил праздничное настроение. Меня за это по головке не погладили.

Юргита расхохоталась.

— Здорово заливаете! А еще говорите — не хохмач.

За столиком стало веселей. Даниелюс обмяк, почувствовал себя раскованным и принялся рассказывать о своем житье-бытье, о себе, о Ефимье. Правда, о себе он вначале говорил в третьем лице: дескать, у него был друг, друг легкомысленно женился на нелюбимой женщине, он давно развелся бы, если б не дети. Однако Юргита смотрела на него пронзительно-пристально, красивые губы кривила недоверчивая улыбка, Даниелюс краснел, путался, пока не признался: друг этот — он сам, это не чужая, а его собственная история.

— Я поняла, — ласково промолвила она с той же улыбкой. — Как ни стараетесь, враль все равно из вас никудышный. Есть люди, которые способны на многое, но вот простые вещи им никак не даются, хоть убей.

— Простите, — пробормотал Даниелюс, сжимая ее хрупкую руку, покоившуюся на столике рядом с тарелкой. — Я не потому, что вам не доверяю. А потому, что за себя стыдно…

— Таких браков, как ваш, несметное количество. Никто не застрахован от неудач и ошибок. И я этих людей не осуждаю, я им сочувствую.

— Стало быть, вы и меня… — Даниелюс поднял глаза и встретился с сочувственным взглядом Юргиты.

— Если я когда-нибудь выйду замуж, то при одном условии… — Она помолчала и добавила: — Мы оба должны любить друг друга. — И сжала кулачок, трепыхавшийся в руке Даниелюса, как плененная пташка. — Любовь, только любовь, и ничего другого — вот в чем залог счастья. Счастья одного, счастья двоих, счастья целого государства…

— Любовь… Конечно… Бывает так, что иногда молодые люди иллюзию любви принимают за настоящую любовь. — Даниелюс наклонился к Юргите. — Но я ее не любил… свою жену. И теперь должен всю жизнь расплачиваться. Равнодушие к собственной судьбе еще не освобождает от ответственности за будущее другого.

— Разве та женщина думала о вашей судьбе? По-моему, обе стороны должны чувствовать одинаковую ответственность, — заметила Юргита.

— Легче всего, конечно, во всем обвинять другую сторону. Зачем, мол, обнадежил ее? Зачем таким мягкотелым был и так далее и тому подобное… Как это ни парадоксально, но порой на собственной шкуре убеждаешься в простой истине: не делай добра, не увидишь и зла… Да, да, доброта порой порождает и зло. Прояви я твердость, может, моя жизнь сложилась бы совсем иначе. Но куда там! Теперь же получается так: она соблазненная и обманутая, а ты подлец!.. Как сейчас помню: сидела в коридоре на чемоданах и рыдала навзрыд. Теперь, по прошествии стольких лет, оглядываешься назад и не веришь, что это было не с кем-нибудь, а с тобой. И эти слова, и эта женитьба, и эти слезы… Оглянешься на прошлое, и давай жалеть и кусать локти…