Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник

• Название: Заблудившийся всадник
• Автор: Сергей Плеханов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: ISBN 5-235-00644-5

Плеханов С. Заблудившийся всадник. Фантастический роман. / Художник Ю. Гурьянов. Москва: «Молодая гвардия», 1989. — (Библиотека советской фантастики).

Герои книги разных эпох попали во «временной канал» и оказались в XI веке вскоре после Крещения Руси. На фоне их необычайных приключений прослеживается история наших предков, предлагаются интересные гипотезы…

Рецензент: доктор исторических наук, профессор Аполлон Кузьмин.

---

— Красиво говоришь, — одобрил Торир. — Если ты воин и чего-то стоишь, тебя ждет Валхалла, светлый мир, где пируют и бьются в поединках павшие викинги. Если ты из тех, кто умрет на тюфяке, укрытый ворохом тряпья, то отправишься в царство холода и тьмы…

— Это уже результаты. О них можно спорить, — тактично сказал Ильин, поняв, что Торир завелся не на шутку.

Но викинг не принял его миролюбивого тона и горячо заговорил:

— Я не стану спорить, прекрасная дева, с твоими словами о совершенстве христианства. Твой отец хорошо ответил тебе. Скажу только: добрая вера не творит зла. Никого из чужеземцев мы не понуждали поклоняться нашим богам, мы знаем, что каждое племя имеет своих. Не таковы слуги Христа. К нам в Йомсбург приходили славяне, живущие рядом с саксами, несчастными саксами, которых мечом крестил франкский конунг Карл, прозванный Великим. Семь поколений сменилось, а помнят они и их соседи, что Карл захватил Эресбург, где находилась главная святыня саксов — столп с изваянием Арминия.

— Это тот, что победил римлян в Тевтобургском лесу? — спросила Анна. — Я помню, мы учили: какой-то из императоров горевал по поводу этого величайшего поражения, носился по дворцу с криком: «Вар, отдай мои легионы!» Вар — это проигравший битву полководец…

Торир удивленно покачал головой и сказал:

— Кто это тебя так хорошо учил, дева? Даже наши жрецы об этом ничего не говорили… Я знаю только, что после того, как было уничтожено святилище в Эресбурге, а потом перебито пять тысяч пленных саксов, чтобы остальных заставить принять крещение, из разных земель собрались жрецы — от славян, от шведов, от германцев, от финнов… Постановили тогда: если вера Христа не терпит иных, и мы начнем рушить его святилища. Тогда-то и началась великая борьба против христиан — сага сложена о первом ударе викингов по монастырю святого Кутберта.

— Семьсот девяносто третий год?! — пораженно воскликнул Ильин.

— Не знаю, как по христианскому счету. Я слышал, это было двести двадцать два года назад…

— Совершенно точно… — Ильин даже дар речи потерял от осенившей его догадки.

Но не стал излагать своих соображений, опасаясь, что Торира может насторожить столь необъяснимое всезнание.

— То, что ты рассказываешь, Торир, — ужасно, — заговорила княжна. — И не думай, пожалуйста, что я собиралась защищать христианство — я вообще отрицаю все это… Мы говорили об относительной высоте одной веры в сравнении с другой…

— Меня зевота разбирает от ваших материй, — вмешался Овцын. — Сколько можно перелопачивать языком одно и то же? Поглядите, какая кругом красота.

Берега Ловати и впрямь поражали картинностью. Высокий лесистый то и дело обрывался в воду каменными уступами, а низменный луговой пестрел всевозможными цветами. Слабый ветерок доносил душно-медвяный запах тысячелистника и иван-чая.

Бурлаки, тащившие бечеву, то и дело по грудь скрывались в траве. Торир восхищенно сказал:

— Бонды, владеющие этой землей, счастливые люди — у них, наверное, бесчисленные стада… Ничего нет лучше, чем иметь много скота.

— То, что тут хорошие травы, еще ничего не значит, — философски заметил Ильин. — Я видывал угодья и получше этих, но молока в тех местах нельзя было купить ни за какие деньги.

— Всякое бывает, — согласился викинг. — Один мой приятель был большой охотник стрелять диких оленей. Но ему пришлось бросить это дело после того, как в одной стычке на море ему обрубили обе руки.

После крутой луки открылся длинный плес, в дальнем конце которого шла ладья — весла ритмично поднимались и опускались, как крылья огромной птицы. Когда оба судна поравнялись, Ильин крикнул:

— Здравствуйте! Какие новости на Днепре?

— И вам здравствовать. Князь Владимир совсем плох, не встает. А молодого князя Бориса на печенегов в степь послал. Вы какие вести везете?

— Князь Ярослав дружину из-за моря привел, да сильно она новгородцам досадила. Великая промеж ними распря вышла.

До волока они повстречали немало судов — варяжские, булгарские, персидские, арабские, греческие. Иноземцев на этом водном пути было не меньше, чем хозяев-славян. Это обстоятельство весьма опечалило викинга.

— Я думал, забьюсь в глушь и отсижусь, пока не пройдет срок моего изгнания. Но теперь вижу, что если кто-то захочет заработать три серебряные марки, назначенные за мою голову, он без труда сможет добраться до меня. Реки Гардарика, как мне сдается, куда оживленнее, чем морской путь вокруг Европы…

Беседы с Ториром убедили Ильина, что, несмотря на внешнюю нецивилизованность викинга, он был вовсе не таким варваром, какими привыкли представлять морских воителей в позднейшие эпохи. Повидав мир, узнав в дальних странствиях обычаи и предания других народов, норвежец приобрел известные навыки осмысления разнородных явлений духовной жизни и был способен весьма здраво и точно формулировать непростые понятия. Так, Виктора поразило его суждение о сути противоборства между языческим и христианским мирами: «Одряхлевшие, изнеженные потомки Рима ждут страшного суда, но они не уразумели до сих пор, что творить его будет не Христос, а мы — мужи Севера». Орудиями Одина и Тора считал он отряды викингов, дружины славян, конницу венгров. Три эти силы, беспрерывно врывавшиеся в пределы государств, основанных на руинах Рима, действительно были главной угрозой христианской цивилизации, но то было мнение историков, способных мысленно охватить мир средневековья во всей его временной и географической протяженности.

В XX веке некоторые исследователи выдвинули тезис о существовании «балтийской цивилизации». Ильин разделял этот взгляд — включение славян, угро-финнов, балтов и германцев-скандинавов в одну сверхкультуру позволило решить ряд трудных вопросов духовного взаимовлияния. Но теперь ему казалось оправданным определить более широкую общность — Северный мир. Оговорка же Торира о том, что после разгрома саксонского святилища был созван своего рода мозговой центр языческого жречества северных племен, позволяла предполагать большее, чем культурную общность. Демократические сообщества Севера, возможно, представляли собой конфедерацию, способную проводить единую линию в политике и обороне. Передовой рубеж этого мира протянулся по великой диагонали от устья Рейна до устья Дуная. Именно здесь — с отступлениями в южную сторону — проходил «лимес» — граница Римской империи. Ее наследницы — державы Карла Великого и Византия — стремились продвинуться в пределы «варварского мира» — «Barbaricum» античных писателей. В VII–VIII веках одна за другой проводились жесточайшие акции по христианизации славян и германцев. Юстиниан II разрушил возникшее на Балканах языческое государство Склавинию, его наследники методично проводили массовые истребления славян «к вящей славе Господа». Сопоставляя сохранившиеся в его памяти исторические факты с услышанным от Добрыни и Торира, Ильин приходил к выводу, что ряд загадок прошлого, над которыми бились ученые его времени, имеют предельно простое объяснение.

Прежде всего «загадочный» по своей внезапности и ожесточенности натиск викингов, начало которому было положено нападением на монастырь святого Кутберта. Главной мишенью норманнов на начальном этапе их экспансии были именно церкви и монастыри на морских побережьях. То, что казалось непонятным историкам XIX–XX веков, хорошо знал рядовой воин даже в XI веке, когда Север подвергся христианизации… Логично было предположить, что почти одновременное развертывание военных действий по всей протяженности «лимеса» — на востоке силами славян, в центре — венгров, на западе — норманнов, было результатом решений «мозгового центра» жрецов Севера.

Сама собой напрашивалась еще одна корректива к историческим представлениям Ильина: «Barbaricum», в давние времена расколотый вторжениями чуждых рас из глубин Азии, утратил представление общности своих судеб вовсе не тысячи лет назад. Это произошло совсем недавно; еще в начале норманно-славянских нашествий в тайных мистериях волхвов продолжали оживать образы великой борьбы Севера и Юга, развернувшейся задолго до времен Христа, до основания Афин и Рима. И мистерии эти были понятны сердцам людей, живших от Атлантики до Инда…

XI

Днепр под Смоленском неширок, но полноводен. Лежа в траве у самой кромки лугового берега, Ильин долго наблюдал, как над стремительным серо-зеленым потоком кружат речные чайки. Только когда затекла рука, подпиравшая подбородок, Виктор сообразил, что прошло немало времени с тех пор, как зачаровывающее мерное движение воды заставило его отвлечься от мыслей о сегодняшнем дне.

Минуты, а может быть, и часы витал он в бесконечно далекой теперь юности. Но ожившее в памяти казалось ярче и осязаемее окружавшей его действительности. Особенно иллюзорным этот мир представлялся в моменты возвращения из области грез или пробуждения от сна. Грань двух измерений, которую каждый раз пересекал Ильин, ощущалась всем его существом как физическая реальность.