Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

• Название: Крепость
• Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997

---

Прислоняюсь правым плечом к стене в легком обмороке, чувствую приглушенный запах клеевой краски. Серая скотина! Пушечное мясо! Даже несчастных свиней просто так не остав-ляют дохнуть на скотобойне!

Из моего испуга вырастает внезапная, неудержимая ярость. Будто в судороге закусываю, что-бы не заорать от беспомощности, губы, и дрожу как в лихорадке.

Когда спустя несколько минут судорога оставляет меня, я опустошен, беспомощен и расте-рян. И лишь теперь позволяю слезам застилать глаза. Но внезапно кричу, сам того не желая:

- Ну, есть же здесь хоть кто-нибудь?!

Мой вопрос ужасным эхом уносится вдаль. Ответа нет.

И вновь перехватывает дыхание от сомнений охвативших меня: Может ли все это происхо-дить в действительности? Или это всего лишь страшный сон?

Во дворе навстречу мне идет легкораненый в ногу.

- Это правда! – говорит он. – Врачи смылись! Все смылись!

И, пожалуй, потому, что видит ужас на моем лице, еще добавляет:

- Почти все ранения от налета самолетов на бреющем, господин лейтенант. Большинство по-ступили совсем недавно...

Затем опускает взгляд на мою левую руку и вопросительно смотрит на меня.

- Тоже попал под штурмовик, – только и говорю. А в голове свербит одна мысль: Господи, Боже мой, ведь подобное могло и со мной произойти! Оторвать ползадницы, вырвать затылок... Судя по всему, я чертовски хорошо отделался своим разбитым локтем и гремящим от контузии черепом!

Едва снова усаживаюсь в «ковчеге», боль возвращается назад.

Когда «кучер» рвет с места в карьер, пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов. Голова при этом хочет буквально расколоться от грохота...

И опять «ковчег» тащится по Парижу: Что совсем не просто для того, кто готов орать от невы-носимой боли. Я не могу следить по карте за нашим маршрутом... У меня нет плана Парижа. Но в любом случае мы должны двигаться на восток – лучше всего вдоль Сены и к Bois de Vin-cennes .

Хотя я довольно часто проезжал это расстояние, никак не найду правильную дорогу. Мое сознание словно померкло. Кажется, больше не уверен даже в странах света. Но веду себя так, будто у нас все хорошо и наша дорога именно та, что надо: Лишь бы двигаться дальше прочь из города! Ничего иного как прочь отсюда!

Снова останавливаются пешеходы, завидев наш «ковчег», и глазеют, открыв рты. Это, конеч-но, все нормально. Но все же, все же…

И, все же, что-то не как всегда. Или такое мое восприятие зависит всего лишь от пронзающих меня болей, что, как мне кажется, я сразу вижу в пешеходах угрожающие признаки? Может меня просто лихорадит? Пульс стучит, так мне, во всяком случае, кажется, непосредственно в локте, и гораздо более учащенно, нежели ранее – а перед глазами, будто тонкий туман висит.

Уже давно испытываю сильную жажду. Медленно, но верно, жажда становится мучительной. Заскочить в бистро? А нет ли у меня предчувствия того, что мы можем попасть в ловушку? Не-что подобное буквально висит в воздухе! Я это ясно чувствую...

Одно определенно: В уличном движении можно увидеть гораздо меньше машин Вермахта, чем обычно. И нигде ни одного нашего солдата. Комендантский час? Нигде на улицах никого в форме. Это, по меньшей мере, необычно...

Боль в левой руке убивает меня. Рука стала такой толстой, что мне, конечно, придется разрезать рубашку, чтобы достать ее.

Пожалуй, температуры у меня нет, но все же холодный пот покрывает лоб и меня слегка тря-сет от озноба. Но что с того!

Самолеты-штурмовики нас не убили. Мы довольно легко отделались – для начала, во всяком случае. И так как я слегка суеверен, то ищу древесину, чтобы постучать по ней три раза. Навер-ху на крыше мне не пришлось бы долго возиться в ее поисках, но здесь вокруг лишь жесть и резина. Даже приклад в автомате не деревянный.

Моя раненая рука лежит тяжелым грузом и сильно пульсирует. Не следует ли поискать дру-гой госпиталь?

Столб с указателями высится посреди перекрестка. Возможно ли найти из множества такти-ческих знаков указатель военного госпиталя? Какая ерунда! У меня еще есть таблетки. Если проглотить немного больше, то, думаю, дела пойдут лучше.

Никогда прежде не встречал в Париже военный госпиталь. Я знаю только санитарную комнату в Gare de l’Est. Туда я как-то забрел однажды посреди ночи пешком – топал туда около получаса, так как метро больше не работало, а я боялся, что мог бы попасть в крупную неприятность в районе крытого рынка.

Не следует ли нам остановиться здесь, переночевать, Бартль хочет узнать от меня.

- Как Вы, с Вашей рукой-то...?

- Рвем отсюда как можно быстрее! И на этом точка! – даю Бартлю окончательный приказ.

Повозка, запряженная лошадьми, катит рысью вплотную к стенке набережной, где букинисты раньше выставляли свои зеленые ящики. Черная телега нагружена большими бочками.

Обнаруживаю бистро, возле которого на тротуаре стоят несколько стульев. Надо выпить! принимаю решение и направляю «кучера» почти вплотную к бордюрному камню. Так мне можно сидеть, не покидая кабины.

- Выходите, Бартль, и попытайтесь раздобыть что-нибудь выпить!

Мне видно как навстречу Бартлю медленно тащится официантка. Она, несмотря на немоло-дой возраст, еще не потеряла форму груди и виляет задом как молодая.

Бартль сразу же берет быка за рога и восхищенно цокает:

- О-ля-ля! – ему не видны злые взгляды хозяина заведения, который стоит на заднем плане ме-жду раздаточными колонками за барной стойкой.

Но вот хозяин покидает свою позицию и вразвалку подходит ко мне.

- Vous ;tes marins? – спрашивает он, подойдя ближе.

- Sans doute, monsieur!

Что за глупый вопрос? И почему этот человек признал в нас моряков, хотя на нас нет синей формы? Этот разговор почему-то мне совсем не по душе!

Как только Бартль приносит наполненный до краев стакан с красным вином, говорю:

- Живей, Бартль! Мне здесь не нравится...

- Но, господин обер-лейтенант ..., – успеваю еще услышать, а затем у меня все чернеет перед глазами.

Когда кучер заводит свою колымагу, и мы трогаемся в путь, мне кажется, что моя голова си-дит на шее совершенно свободно. Куда делось напряжение, остававшееся в мышцах затылка? Я ее совсем не чувствую и ноги тоже. Что должно означать такое состояние невесомости? Все же, это не был военный госпиталь! думаю как в полусне. Это был ужасный, покинутый всеми морг. Клятва господина Гиппократа – ее запихнули в страшную жопу. И туда же засунули все те тупые изречения, что вбивали нам в головы... Я должен немедленно справиться с этими страшными картинами и привести в порядок мыс-ли! Но затем, внутренним взором вновь вижу пятнисто-черные от крови повязки на головах раненных. Руки и ноги в неестественном положении, будто у небрежно брошенных кукол-марионеток. И понимаю, что во многих из этих превращенных в кровавое месиво, изломанных тел уже давно нет, и не может быть никакой жизни. И, все же, несмотря на ужасные увечья, в палате было еще достаточно таких, кто пытался выжить и боролся до последнего дыхания.

Странно: Так точно я сумел увидеть сотни подробностей лишь за секундный взгляд – и внут-ренним слухом возвращаюсь к многочисленным жалобам, стонам и хрипам, звучавшим как од-но монотонное, глухое пение.

Никогда больше не смогу избавиться от этого страшного звука.

Упрекаю себя в том, что слишком быстро закрыл высокую, тяжелую дверь перед этими кар-тинами из ада. Посмотреть бы подольше и точнее, как я приучен делать, а этого я и не сделал. Струсил? Перенервничал? Старый ужас перед видом крови и ран?

Теперь стыжусь этого.

Покрытая булыжником улица имеет по правой стороне ряд домов, слева же прямую, уходя-щую вдаль бесконечную железную решетку.

Проезжая мимо, кажется, что решетчатый забор выставлен слишком вертикально, словно при съемке фильма.

И тут вдруг слышу стрельбу – ружейный огонь. Приказываю остановиться и, цепляясь руками за скобы и выемки, выбираюсь из «ковчега».

За решеткой как в широком ущелье лежат железнодорожные пути: И там, словно черные сгу-стки, мчатся друг от друга люди! Новые выстрелы, крики.

Проклятье! Неужели снова влипли?!

Неужели мы опять оказались, как и всегда, в полном говне? Что за сцена разыгрывается те-перь?

Пешеходы останавливаются рядом со мной и вглядываются через решетки в покрытое черной краской ущелье с серебряными поблескивающими рельсами на земле.

В решетке виднеется проход – идущая вниз лестница. Теперь некоторые фигуры снизу подбе-гают к лестнице, пытаясь забраться по ней: серые куртки, бритые головы. Вижу, как солдаты в стальных касках мчатся толпой, дурацкие противогазные сумки бьют их по задам, карабины в руках. Один останавливается и стреляет вертикально в воздух – и так же поступает еще один.

- Надо уносить задницы! – слышу голос Бартля. – Этот парень стреляет прямо в нас!