Борис Кагарлицкий - Варварство, социализм или...

• Название: Варварство, социализм или...
• Автор: Борис Кагарлицкий
• Жанр: Политика

«Левая политика» — независимое непартийное издание. Материалы журнала посвящены взаимодействию левых и социальных движений, реформе образования, опыту профсоюзов и левых партий в разных странах мира, исследованию глобализации. Издание является площадкой для теоретических дискуссий о путях левой идеологии в современном мире. Авторы принадлежат к разным левым течениям. Также в журнале публикуются рецензии на новинки философских, социологических и политологических работ, выходящих в России и в мире. Журнал стремится перенять опыт как «New Left Review начала 1970-х годов, так и русских толстых журналов XIX века, сыгравших немалую практическую роль в освободительном движении.

---

Для выживания нашей страны нет иной идеи, кроме восстановления управляемости развития экономики на базе научного планирования. Идея рынка была использована для передела когда-то общенародной собственности и централизации мирового капитала. Сейчас идея рыночной экономики используется для лоббирования и расцвета уничтожающей всё живое коррупции, действующей по хорошо известной цепочке «чиновник — посредник — бизнес». В научном планировании необходимо использовать информацию о динамике цен равновесия, чтобы выявить предпочтения домашних хозяйств. Задача сочетания плана и рынка стояла перед учёными в течение всего XX века. Решение её достигается в динамической модели МОБ, разработанной методом экономической кибернетики.

Борис Кагарлицкий: То есть всё-таки комбинация плана и рынка?

Елена Ведута: Я не отрицаю потребительский рынок, хотя если мы будем и дальше катиться вниз, то у нас будет мобилизационная модель, в которой никакого потребительского рынка не будет, а будет уравнительное распределение продуктов по карточкам. Подождём ещё немного.

Вопрос из зала: В каких отраслях вы видите возможность планирования?

Елена Ведута: Речь не идёт об отдельных отраслях, а об увязке отраслевых плановых расчётов для эффективной реализации социальных задач. Дай Бог, если мы не доживём до полной национализации всех видов бизнеса. Пусть у нас будет и малый, и средний бизнес. Но стратегически важные отрасли, конечно, должны контролироваться государством, тем более, в трудные времена. В чём состоит задача государства в смешанной экономике? Бизнес решает сам, куда инвестировать, но бизнес обязан информировать государство о своих планах развития производства, чтобы государство могло использовать эту информацию для принятия эффективного решения по распределению своих производственных инвестиций, обеспечивающему максимизацию ускорения движения экономики в направлении роста качества жизни. Таким образом, в рамках госсектора будут приниматься эффективные решения с точки зрения развития всей экономической системы в целом. В такой модели вполне сочетаются различные виды собственности. Но чем глубже кризис, тем меньше возможности остаться какому-нибудь бизнесу. А тут опять возникают предложения по государственному регулированию экономики. Нам опять подкидывают «жвачку» XVI–XX веков, предлагая перейти от либерализации к госрегулированию и, наоборот, с последующим военным разрешением кризиса. Времени на выход страны из кризиса мирным путём остаётся всё меньше.

Наши перспективы и кризис буржуазной цивилизации

Борис Кагарлицкий

Послушав предыдущие выступления, я решил откорректировать своё выступление по той схеме, которой придерживались предыдущие ораторы. Говорить буду достаточно критически. Дело не в том, что я в основном не согласен с предыдущими ораторами. В чём-то согласен. Проблема тут в принципе подхода. То есть насколько комплексным является наш взгляд на тот процесс, которым мы сейчас занимаемся.

Начнём с тезиса о глобализации. Это действительно один из наиболее размытых терминов, есть целый ряд понятий и трактовок. Но если под глобализацией понимать всё-таки интернационализацию экономической жизни, причём, что очень важно, связанную с разделением труда между странами, ибо не всякая торговля связана с разделением труда, то этот процесс становится достаточно понятным.

У Валлерстайна есть чёткий критерий по этому поводу. Он говорит, что обмен излишками не приводит к интернационализации. А вот когда через торговлю мы имеем дело именно с разделением труда между странами, то действительно тут речь идёт об процессе, связанном с глобализацией.

В этом смысле мы решаем ещё одну проблему — о производстве и обмене. В марксистской традиции сферу торговли и обмена предполагается не то, чтобы игнорировать, но как бы отодвигать на второй план. Но торговля это не только обмен товарами, существует торговля, которая определяется разделением труда между странами, а значит и формирует производство. И это уже не фактор поверхностный, то есть фактор чистого обмена, а фактор уже развития производства.

И если взять глобализацию с этой точки зрения, то мы увидим, что вся история капитализма есть история таких вот маятниковых движений, я согласен тут с Максимом, который говорил о маятнике глобализации и регионализации, но только маятник этот начинает качаться гораздо раньше. Я не берусь говорить о докапиталистическом периоде, хотя Василий Кал-ташов заметил некоторые признаки подобных колебаний даже и для докапиталистического периода, но это спорный тезис, с которым надо ещё разобраться, пусть Василий попробует его ещё доказать, а что касается капитализма, то этот маятник более мене чётко прослеживается. Он первые признаки подаёт с первыми признаками появления капиталистических отношений, это примерно XIII–XIV век в Европе. Первый глобальный в кавычках экономический кризис, то есть первый большой межнациональный экономический кризис, это кризис XIV века. Очень тяжёлый экономический кризис.

Кстати говоря, когда начинаешь сравнивать параметры этих больших кризисов, и выясняется, до чего же они похожи между собой. Кстати, Павел, когда Вы говорили о том, что не надо смотреть на историю, чтобы прогнозировать будущее, то я с этим категорически не согласен. Ибо прогнозировать будущее мы будем по какому материалу?

Павел Лукша: Но не всё мы можем понять…

Борис Кагарлицкий: Но наличного материала, какой уже есть, мы всё равно не имеем. Что в нашем сознании имеется объективно? То, что уже было… Так что нам так или иначе приходится обращаться к прошлому и вопрос тут в том, признаём ли мы это и как глубоко на это смотрим.

И вот если брать формирование капитализма более-менее системно, это XVI век, соответственно первая фаза глобализации, это фаза шестнадцатого века, ну с ко-лумбовских открытий (Колумб, Васко да Гама и так далее), мощнейший рывок глобализации, который, на мой взгляд, превосходит всё то, что мы пережили за последнее время в разы.

Представьте себе такую биографию: человек родился в 1430 году, а умер в 1520 году. Долго жил, но и в те времена бывало, везло некоторым. И, Боже ты мой, как всё изменилось! За это время мир стал больше. Планета увеличилась в понимании людей. Америку открыли, книгопечатание изобрели, католическая церковь рухнула, Константинополь пал, вообще миросистема изменилась. Масштаб изменений в течение одной жизни совершено не укладывающийся в сознании.

Этот цикл завершается Тридцатилетней войной. Это, Максим, к вопросу о неприятных этапах. И, кстати говоря, Кондратьев тут работает, он говорит, что на переломных циклах — войны, революции, потрясения. Но я не о Кондратьевских циклах говорю, это скорее аналогия. На мой взгляд, циклы даже больше, чем кондратьевские. Так или иначе мы видим эти колебания.

Проблема у меня та, что я не готов укладывать эти циклы в жёсткие хронологические рамки, то есть нельзя говорить, что этот цикл занимает сколько-то лет. Я считаю, что это происходит не через сколько то лет, а тогда, когда накапливается критическая масса этих состояний, противоречий, проблем и тогда происходит перелом. Хронологически прогнозировать все эти вещи, не учитывая всех обстоятельств, очень рискованно. Можно вывести среднестатистические цифры, эти среднестатистические цифры могут подтверждаться, но всё равно не делать прогноз корректным. Вот в чём парадокс, даже если цифры совпали. Это немножко шаманство у нас какое-то начинается, если мы вот взяли какую-то цифру и не можем её точно обосновать, и цифры совпали, но для меня это всё спорно, этого быть не может.

Теперь следующий тезис: советская модель как альтернатива. Была ли советская модель альтернативной по отношению к западной? Безусловно, была. Но очень важно понимать, что она была альтернативной в рамках определённого тренда, который был общечеловеческим, глобальным. Если взять тренд тридцатых-сороковых годов, то какой это тренд? Социальное государство, государство регулируемое, рост доли государственной собственности, повышение роли левых рабочих профсоюзов в движении, иными словами, можно сказать, что Советский

Союз, конечно, альтернатива Западу, но в общем он в этот тренд тоже вписывается.

И более того, он его толкает. Не то, чтобы Советский Союз сам по себе, а Запад сам по себе. И запад влиял на СССР, что мы, кстати говоря, видели, но и советский Союз влиял на Запад, о чём мы сейчас почему-то не говорим. Мы говорим о том, как они на нас влияли, как разложили, как стали для нас в чём-то образцом, но при этом забываем, что и Советский Союз был для западного социального государства в чём-то образцом. Это видно и по системе образования, здравоохранения, по некоторым социальным моделям, даже по жилищному строительству. Когда вы попадаете в скандинавские страны, то обнаруживаете, что это очень похоже на советское жилищное строительство, только лучше, более качественно сделано. Но модели советских микрорайонов примерно те же самые, и созданы даже с некоторым запозданием по сравнению с советским муниципальным планированием. Мы начали первыми, потом скандинавы переняли часть этого опыта, а потом мы просто у них учились там, где хотели учиться. А где не учились, там соответственно отстали. Но это к вопросу о взаимном влиянии.