Unknown - Unknown

• Название: Unknown
• Автор: Unknown
• Издательство: Organization
• Жанр: Прочая старинная литература

---

– Нет, матушка, это не понадобится, – умоляюще прошептала Рамут. – Всё будет хорошо, не беспокойся.

Матушка взяла её за подбородок и крепко поцеловала в губы – так же, как в далёком детстве, когда они прощались зимним звёздным утром на пороге дома тётушки Бенеды.

– Не бойся, детка. Ничего и никого. За тебя есть кому постоять. Любой твой обидчик жестоко поплатится. Даже если это будет стоить мне жизни.

– Матушка, твоя жизнь мне дороже всего на свете! – Рамут всхлипнула, обвивая её за шею судорожными объятиями.

Она обрушила град поцелуев на эти жёсткие щёки с выпирающими скулами, быстро чмокала складки, неизгладимо залёгшие у рта от привычки свирепо его сжимать и скалиться в мгновения гнева. Ресницы матушки задрожали, глаза закрылись; она принимала от Рамут бурную ласку с выражением жаркой, еле обуздываемой страсти на лице. Её объятия сжались так, что дыхание девушки стеснилось в груди. Поцелуи Рамут пробудили в Северге исступлённое неистовство, с которым она сама принялась целовать дочь куда придётся – в лоб, в щёки, в губы, в шею. Лохматый зверь был готов впиться зубами, но не от ярости, а от обуревавших его чувств.

– Рамут... Только ты, ты одна, единственная, – прорычала Северга.

Они замерли в объятиях друг друга, щека к щеке. Сердце Рамут колотилось до боли, таяло, сладко обмирало. Эти матушкины приступы звериной страсти и пугали, и подхватывали на крылья бешеного восторга. За мгновение такого безудержного слияния Рамут отдала бы всю свою дальнейшую жизнь, всех мужей, детей, работу, славу, деньги, уважение – всё.

– Ты – моя, а я – твоя, – прошептала она. – Так будет всегда. Вечно.

Страстные искорки в глазах матушки медленно тускнели, волна буйства успокаивалась, зверь сворачивался усталым клубком. Поцелуй, которым она коснулась лба Рамут напоследок, был легче пухового пёрышка.

– Моё сердце всегда будет принадлежать тебе одной, детка. Ничто на свете этого не изменит.

Нервы Рамут были слишком взбудоражены, чтобы она смогла хорошо выспаться в эту ночь. Мысли мятежными птицами кружились около Вука, душа ёкала, схватывалась инеем страха и пульсировала тревогой. Рамут цеплялась за видение ослепительного неба и цветущего луга. Это не могло ей померещиться, такого она не видела даже во сне. Это была не Навь, а иной, мучительно притягательный мир. Значит, тот Вук, который окутал её теплом грустной обречённой улыбки, существовал на самом деле, только на сей раз отчего-то спрятался за эту ледяную маску. Да! Он носил маску, но зачем? Ответ осенил Рамут: конечно, чтобы скрыть свою истинную сущность от Дамрад. В первую их встречу Вук открылся ей, показал, кто он есть на самом деле, чтобы она знала правду и не боялась этой маски. Чтобы верила ему. Понимание этого заструилось по телу девушки, принося желанное умиротворение и спокойствие. А может быть, это было испытание? Он хотел напугать её, чтоб она не вступала в битву, которую он уже считает проигранной. Как бы то ни было, напугать её Вуку удалось, но лишь на время. Этот испуг не обездвиживал её, а напротив, лишь побуждал к действию – всё понять, разобраться до конца. И она обязательно сделает это... С этой мыслью Рамут и заснула.

Заглянув утром в Общество врачей, она узнала точную дату своего вступления, а в клубе она встретила Ульвен.

– О, наша даровитая сестра по науке! – поприветствовала её та. – А ты и впрямь чем-то этаким обладаешь... Помнишь тех драчунов? Я сняла им сегодня повязки... И что бы вы думали, сударыни? – Ульвен помолчала, окидывая торжествующим взглядом сидевших в комнате врачей. – Никаких шрамов! Швы рассосались полностью, безупречно гладкая кожа, словно они и не полосовали друг друга когтями. Ухо тоже прижилось отлично – целёхонькое, даже самого малюсенького рубчика не разглядеть. Поздравляю, любезная Рамут, это совершенно блестящая работа! Не буду говорить за всех, но лично я вижу такое впервые.

Все присутствующие поднялись со своих мест, чтобы пожать Рамут руку. В перекрестье их любопытных взглядов молодая целительница смутилась до жара на щеках, и ей захотелось улизнуть как можно скорее. Не так сильна была в ней струнка тщеславия, чтоб постоянно выдерживать это пристальное разглядывание, словно она – какая-то диковинка. «Ослепительный самоцвет из глубинки» – такое определение дала ей Ульвен, добродушно посмеиваясь, но Рамут всё равно душила неловкость.

– Простите, сударыни, я спешу, – с поклоном извинилась она. – Чтобы не ударить перед вами в грязь лицом на вступительном собрании, мне нужно поработать над моим докладом.

– Давай, давай, – осклабилась в улыбке Ульвен. И шутливо предупредила: – Реттгирд уже точит на тебя зубы! Готовься к схватке!

На подготовку доклада оставалось четыре дня, и Рамут с головой бросилась в работу. Она решила изложить некоторые свои взгляды на лицевую хирургию и родовспоможение. Она предлагала использовать хирургическое вмешательство не только в случае явных повреждений, но и просто для улучшения внешности по желанию заказчика, если он недоволен тем, чем его наделила природа. В качестве примера она описывала несколько разработанных ею способов исправления формы носа и челюсти. Во второй части доклада Рамут описывала признаки, по которым женщина нуждалась в разрешении от бремени путём разреза ещё до начала естественных родов. Такие операции проводились нечасто: известные к настоящему времени обезболивающие средства были вредными даже для взрослых, а на малыша уж и подавно могли действовать пагубно, в некоторых случаях приводя к остановке сердца. Без обезболивания же мало кто мог выдержать такое вмешательство (разве что такие могучие глыбы, как тётушка Бенеда). Вместо лекарств Рамут предлагала вводить в полость позвоночника сжиженную хмарь при помощи иглы. Хмарь не снимала болевые ощущения так же сильно, как дурманящие лекарства, но всё же весьма существенно уменьшала их в области раны, а при введении именно в спинной мозг могла на короткое время совсем отключить чувствительность ниже места прокола – Рамут обнаружила и доказала это своими собственными исследованиями. Она уже давно готовила статью об этом, а на вступительном собрании ей представлялась возможность обнародовать свои изыскания во врачебных кругах.

Нервничала ли Рамут перед докладом? Пожалуй, да, но отнюдь не до заикания и дрожи в коленях. Возможность спора с Реттгирд её слегка будоражила, но это было жизнелюбивое волнение научного азарта, а не лишающий дара речи страх. Рамут чувствовала уверенность в своих силах и знаниях – достаточную, чтобы противостоять любому недоверчиво настроенному слушателю: сказывался опыт защиты «Некоторых заблуждений современной врачебной науки», пришедшихся не ко двору в преподавательской среде её родного учебного заведения. Суждения автора показались слишком новыми, бросающими вызов устоявшимся взглядам. Рамут сохранила эту работу и время от времени возвращалась к ней, дополняя и исправляя её, а между тем кое-какие высказанные в ней положения уже успели подтвердиться и стать общепринятыми. Впрочем, в целом этому труду ещё долго не грозило устаревание. Врачебная наука шла вперёд, но не так быстро, как хотелось бы.

Усиленно работая над докладом, Рамут не упускала и возможности потрудиться в прекрасных хирургических залах Общества. Их сияющая чистота, простор, зеркальные полы, белые стены и высокие потолки с лепниной на кого-то могли навевать скуку и нервную дрожь, но Рамут нравилось. Здесь было всё самое лучшее: инструменты, мебель, лекарства, а также плеяда умных, знающих, опытных врачей. С Реттгирд за эти четыре дня она пересеклась всего пару раз; ей довелось видеть, как та применяет обезболивание внушением. Их способы мало различались, разве только Реттгирд тратила больше времени и усилий на введение больного в состояние нечувствительности. Лечила эта сероглазая обаятельная госпожа быстро, красиво и умело; она как бы раскрывала над больным незримые крылья, завладевала его жизнью, его дыханием, каждым ударом его сердца. Всё было под её зорким и властным присмотром. Если в руки Реттгирд попадала роженица, она и пикнуть не смела под зачаровывающим взглядом врача, а ребёнок выскакивал из неё, как пробка. Трудились в Обществе врачи старше и опытнее её, но имя госпожи Реттгирд гремело и раскатывалось, когда требовались смелые, решительные, безотлагательные действия – когда было по-настоящему туго.

Рамут предпочитала делать своё дело незаметно. Её здесь ещё мало кто знал, разве что с огненноволосой Ульвен они успели сдружиться. Нрав у той был лёгкий, весёлый, пошутить она тоже любила, но, в отличие от Реттгирд, всегда обходилась без ехидства. Её супруг давал уроки музыки на дому; большого дохода ему это не приносило, но он занимался этим по призванию души. Они растили первого ребёнка – полуторагодовалую дочку.

– Слушай, как тебе удаётся совмещать материнство и работу? – озадаченно спросила Рамут. – Мне семейные дела ещё только предстоят, и я совершенно не представляю себе, как это!