Unknown - Unknown

• Название: Unknown
• Автор: Unknown
• Издательство: Organization
• Жанр: Прочая старинная литература

---

– Рамут, – позвала Северга, не узнавая своего осипшего голоса.

Дочь вздрогнула и забилась ещё дальше в угол, продолжая рыдать.

– Рамут, встань и повернись ко мне, я должна видеть твои глаза. – Северга пронзала взглядом мрак сарая, в котором еле различала очертания фигуры дочери, сжавшейся горестно и беззащитно.

Девушка не пошевелилась, только ещё горше плакала. Зверь ещё не улёгся совсем, он раскидывал мохнатыми лапами все чувства и мысли, и Северга, находясь в его яростной власти, рявкнула:

– Встать!

Это было неправильно и жестоко, но сработало: Рамут, цепляясь за поленья и роняя их, кое-как поднялась на ноги. Северга медленно приблизилась и осторожно, но крепко сжала её трясущиеся плечи.

– Детка... Прости меня, – проговорила она с усталым, хриплым надломом, и зверь ещё тяжело дышал и скалился в ней, заставляя верхнюю губу дёргаться. – Мы не должны переступать эту грань. Нельзя её переступать! Владычица Дамрад может, а я – нет. Ты – самое прекрасное, самое чистое в моей жизни, и никому не дозволено осквернять это чистое ни словом, ни делом, ни намёком. Даже тебе самой.

Рамут вздрагивала сильно, судорожно, заглатывая воздух и давясь им. Северга сжимала её плечи, медленно привлекая к себе.

– Прости меня, – продолжала она сиплым полушёпотом. – Это... больное место. Когда кто-то попадает в него, я теряю над собой власть и становлюсь зверем. Я пыталась тебя предупредить, но ты не услышала... И зверь вырвался. Он напугал тебя... Ты ненавидишь меня? Я чудовище в твоих глазах? Да, это я, детка. Я – такая. Поэтому я и не хотела, чтобы ты слишком сильно любила меня. Потому что я – опасный зверь-убийца. И могу тебя ранить.

Расстояние меж ними сокращалось. Северга со всей бережностью собирала осколки своего сокровища, сгребала в кучку и притягивала к себе. Чем их склеить, она пока не знала, просто скользила пальцами по коже Рамут, касаясь её мокрых щёк и грея их своим дыханием.

– Что мне сделать, чтобы ты меня простила? – шептала она, шевеля губами около ушка дочери. – Я сделаю всё, только скажи. Если ты считаешь, что зверь должен умереть за то, что он сделал, он пойдёт и примет смерть, не дрогнув. Это просто. Всего лишь не надеть доспехи в бой – и всё, меня нет. Нет чудовища, которое посмело поднять на тебя руку.

Рыдания снова прорвались бурным потоком, но теперь уже по другой причине, и Северга чуть не задохнулась в объятиях Рамут, неистово стиснувших её шею.

– Нет, матушка, нет! Только не умирай...

Севергу шатало, будто под шквалистым ветром: это Рамут качала её, обнимая так, что рёбра трещали. А девица-то сильная вымахала, подумалось навье. В зверином облике – без сомнения, красотка-волчица с чёрной лоснящейся шерстью, длинными стройными лапами и завораживающе синими глазами. В росте дочь лишь немного уступала Северге. Навья придушенно крякнула – это у неё вырвалось вместо смешка.

– Детка, мне даже доспехи снимать не придётся – ты меня сама прямо сейчас задушишь, – прохрипела она. И добавила с осипшей, сдавленной нежностью: – Но зверь будет рад умереть не на поле боя, а в твоих объятиях. Самая сладкая смерть.

– Матушка, скажи те слова, которые ты так боишься произносить, – ослабляя хватку и всматриваясь сквозь мрак Северге в глаза, всхлипнула Рамут. – Скажи их мне! Это всё, о чём я прошу!

Северга зажмурилась и зарычала, проводя ладонью по лицу.

– Когда ты родилась, я хотела назвать тебя «мучительницей», а не «выстраданной»... Надо было так и сделать, но твой отец меня переубедил. Что ж ты делаешь-то со мной, а? То зверя дразнишь, то душу наизнанку выворачиваешь...

Сердце навьи зябко вздрогнуло: удушающе-крепкие, но такие желанные и спасительные объятия разжались, Рамут печально и замкнуто отвернулась и прислонилась к дверному косяку, озарённая светом звёзд.

– Тогда я не прощу тебя...

Она неумолимо ускользала под полог ночного неба с воронкой, и Северге хотелось выть, рвать, метать. Она швырнула в стенку сарая полено, топнула ногой, саданула кулаком по дверному косяку.

– Рамут! – вскричала она вслед.

В её охрипшем голосе прозвучала мольба, обречённость, нежная тоска и пронзительно-печальное обожание. Девушка остановилась и обернулась – грустная, с полными звёздного ожидания глазами. Северга приблизилась, сдавшаяся, поникшая головой и готовая на всё, лишь бы снова увидеть улыбку дочери и встретить грудью ураганные объятия.

«Я. Люблю. Тебя», – ласково подсказывало медовое дерево у колодца.

«Я. Люблю. Тебя», – умоляюще шептали, отражаясь в ведре с водой, звёзды.

«Я. Люблю. Тебя», – с надеждой мерцала росой трава.

Легко им было говорить! А Северга будто стояла на краю туманной пропасти, собираясь прыгнуть вниз. Но глаза Рамут ждали, и зверь с отчаянной, предсмертной сладостью в душе исполнил их приказ – прыгнул.

– Я люблю тебя, – тихо проронила Северга. – И это больше, чем весь мир... Больше, чем что-либо на свете.

Зверь не разбился о дно пропасти: руки любимой хозяйки не дали ему погибнуть – подхватили и крепко стиснули. Прильнув щекой к щеке Северги, Рамут прошептала:

– И я тебя люблю, матушка. Прости меня, пожалуйста... Я сделала глупость, рассердив тебя. – И добавила со вздохом: – Ну вот, теперь ты не сможешь воевать...

– Мне уже всё равно. – Северга закрыла глаза, ощущая щекой нежность кожи Рамут и прижимая дочь к себе. Осколочки склеивались, она чувствовала это тёплой щекоткой в груди. – Ты, Рамут, только ты одна, единственная. Лишь ты в моём сердце.

Та, не размыкая объятий и глядя на Севергу торжественно и серьёзно, произнесла:

– Я тоже обещаю не любить никого сильнее, чем тебя, матушка. Моё сердце принадлежит только тебе.

– Нет, детка... – Навья вздохнула, прильнув губами к её лбу. – У меня уж так получилось и по-другому быть не может. Но ты ничего мне за это не должна. Более того, ты своё сердечко вольна отдать кому угодно. Ты свободна в этом.

– И у меня не может быть по-другому! – воскликнула Рамут.

Северга усмехнулась над её юной пылкостью.

– У тебя ещё всё может быть. Какие твои годы... – И добавила, устало смежив веки и касаясь щекой виска дочери: – Бурная выдалась ночка... Кому-то, кажется, сейчас лучше пойти и всё-таки поспать.

Рамут раскинула руки в стороны, словно приглашая звёздное небо упасть в её объятия.

– О, я не хочу, не могу спать! Посмотри, как ярко светят звёзды... Как пьянит воздух! Как загадочно молчат горы... В такую ночь хочется думать о чём угодно, только не о сне!

Северга задумчиво прищурилась, вскинув взгляд к звёздному шатру.

– Пожалуй, ты права. Спать в такую дивную ночь – просто преступление. Хорошо, детка. Эта ночь – твоя. Пусть будет так, как ты захочешь. Как ты прикажешь. – Последние слова навья дохнула на ушко Рамут, приблизившись к ней сзади.

Рамут с шальной и хмельной, звёздно-искристой улыбкой принялась раздеваться. Сначала Северга нахмурилась, а потом кровь толкнулась в виски жарким осознанием: та хотела перекинуться. Зов зверя, бег зверя, дух зверя. И пальцы навьи тоже принялись расстёгивать пуговицы.

Две чёрные волчицы мчались вперёд: одна – со шрамом на морде и холодно-стальными глазами, мощная и широкогрудая, а вторая – стройная, изящная, с прекрасными сапфирами ясных очей. Сперва они бежали наперегонки, но поняли, что в быстроте не уступают друг другу. И тогда они просто стали наслаждаться скоростью, своей силой и песней ветра в ушах.

Перед ними открылось озерцо: зеркало воды отражало ночную мерцающую бездну. Волчицы заскользили по тонкой плёнке хмари, оплетая друг друга прыжками, обвивая хвостами – они будто танцевали. Это было продолжение того танца на свадьбе Бенеды, только в волчьем обличье.

Они спрыгнули на берег, и изящная волчица чуть пригнула голову и прогнулась на передних лапах – приглашала к игре. Волчица со шрамом приглашение приняла, и они сцепились в шутливой схватке, толкая друг друга, покусывая и катаясь по траве. Мать оказалась внизу, а дочь торжествующе стояла над ней – красивая, длинноногая победительница. Но вместо того чтобы утверждать своё превосходство, она лизнула «противницу» в нос. А та, извернувшись змеёй, прыгнула и повалила синеглазую красавицу, придавила её собой, вырвав победу.

«Матушка, так не честно! Я же уже победила!» – Синеглазка стучала хвостом о землю, сучила лапами и трепыхалась. Но прижимали её крепко.

«Не теряй бдительности, детка. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». – И победительница лизнула проигравшую в уголок пасти.

Дальше была уже не борьба, а тёплая истома единения душ. Они лежали рядом, тёрлись мордами, и сапфировые глаза сузились в ласковые, полные довольства и нежности щёлочки.

«Какая же ты у меня красавица, Рамут. Даже когда ты волк, ты всё равно самая красивая на свете девочка. А я – чудовище».

Стальные глаза не умели быть нежными. Зверь-убийца был холоден, свиреп и страшен своим обликом, его пересечённая шрамом горбоносая морда отталкивала и пугала: плоский, приплюснутый лоб, леденящий душу взгляд из-под низко нависающих бровей, а челюсти – смертоносное, жуткое в своём совершенстве орудие для убийства. Синеглазая волчица немного смутилась и пригнулась, положив голову между лап.