Андрей Гончаров - Чисто царское убийство

• Название: Чисто царское убийство
• Автор: Андрей Гончаров
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-91207-0

Трое оперативников специального назначения во главе с Кириллом Угловым в очередной раз заброшены в XVII век, где им предстоит расследовать обстоятельства странной гибели Петра Первого: умер царь своей смертью или же был убит. Сыщик Кирилл Углов узнает от лейб-медика Петра, что царь мог быть отравлен мышьяком. Денщик царя проговаривается, что царь ел конфеты, которые ночью принесла какая-то красивая девушка. Часовой, пропустивший ее в царские покои, был найден мертвым в сундуке с одеждой. Версию с девушкой подтверждает также императрица Екатерина: она видела эту барышню в доме у какого-то вельможи. Имя и нахождение этого вельможи теперь и предстоит выяснить оперативной группе. Но самое главное – при этом не выдать себя, не вызвать подозрений своей речью, манерами и поведением и благополучно вернуться в свое время…

---

Правда, все эти книжки затруднялись определить, в чем же заключались сильные стороны этой уроженки Ливонии. Она не была красавицей, не блистала глубоким умом, не пела. Историки упоминали только о легком нраве императрицы да о том, что благодаря такому характеру она одна умела успокаивать приступы дикого гнева, случавшиеся с царем. Екатерина могла и снимать головную боль, терзавшую императора.

И вот теперь, сидя в карете рядом с этой женщиной, Углов наконец-то почувствовал, в чем именно заключалась легкость нрава императрицы. Это было вовсе не фривольное поведение в понимании нашего века, не распущенность. Екатерина была наделена умением понимать людей, а также незлобивым характером, тактом и большим женским обаянием. Все это позволяло ей очаровывать тех людей, с которыми она общалась.

Вот и надворный советник, человек, обычно довольно равнодушный к женщинам, вдруг поймал себя на мысли о том, что ему нравится находиться в обществе императрицы. Кириллу хотелось говорить с ней еще и еще, и вовсе не об отравлении ее мужа. Мало того, Углов вдруг почувствовал, что и он чем-то интересен Екатерине. Она тоже не отказалась бы продолжить их общение.

Однако надворный советник был прежде всего человеком долга.

А потому, когда в окошке мелькнул фасад царского дворца и карета остановилась, он отбросил все ненужные, по его мнению, мысли и произнес:

– Благодарю, государыня императрица, что соизволили со мной побеседовать. Для моего дознания сие весьма важно.

– И мне с тобой было интересно, – сказала Екатерина. – Как, говоришь, тебя величают – Кирилл Углов? Я понимаю, ты служивый человек. Так иди и исполняй свою службу. А когда закончишь, можешь прийти ко мне во дворец. Я скажу слугам, чтобы для тебя двери были открыты. Ну, прощай.

Она протянула надворному советнику руку для поцелуя. Он припал к ней. Тут слуга открыл дверцу со стороны императрицы. Она стала спускаться, Углов тоже вышел.

Екатерина направилась к двери, но вдруг повернулась к Углову, все еще стоявшему возле кареты, и сказала:

– Да, я тут вот что вспомнила. Я ту девицу, о которой ты спрашивал, всего раз видела, да и то мельком. Тогда все мысли мои были о государе, некогда было о ней думать. Но потом в какой-то день я о ней вспомнила и сообразила, что эту смазливую рожицу раньше уже где-то видела. Но где? Никак не припомню. Кажется, в доме у кого-то из вельмож. Но вот у кого?..

Глава 8

В тот час, когда надворный советник Углов беседовал с императрицей, мастер инженерных дел Игорь Дружинин уже выехал из Петербурга и оставил позади первые полсотни верст. Он лежал в санях, закутанный в тулуп, и из-под собольей шапки оглядывал поля и перелески, проплывающие мимо.

Инженеру было тепло и удобно. Путешествие, которое в Петербурге казалось ему тяжелым испытанием, оборачивалось приятным приключением.

«Однако мне надо благодарить судьбу за то, что император скончался зимой, а не летом, – размышлял Дружинин. – В противном случае мое путешествие протекало бы совсем иначе».

Об этом ему рассказывал ямщик, с которым он выехал из столицы.

– Летом дорога худущая, – говорил тот. – Сперва грязь да пыль, а потом вдруг болота. А еще пни кругом, прямо под колеса лезут. Опять же, броды. Ежели дождь пройдет, то в иной из них и соваться нельзя – потонешь.

– Зачем же броды? – удивился Дружинин. – А мосты на что?

– Мосты? – удивился ямщик. – Откуда же они возьмутся-то? На главных реках – да, там точно мосты имеются. А на мелких, да вдали от деревень нет никаких. Вот зимой – другое дело. Теперь катишь славно да гладко! Речек ничуть не боишься, везде лед. Нынче езда славная! Летом шесть, а то и семь ден до Москвы ехать надо. А сейчас я тебя, соколик, за четыре дня домчу. А ежели рубль от щедрот своих положишь, то и за три.

– Неужели за три дня? – поразился инженер. – Ведь тут шестьсот верст!

– Ежели прямо, то шестьсот, а с объездами и семьсот будет, – подтвердил ямщик. – Но ты не сумлевайся, барин, – доедем. Я не только днем, и в темноте, если нужно, ехать могу.

Дружинин обещал не пожалеть рубль и теперь наблюдал, как возница выполняет свое обещание. В первый день они ехали не менее восьми часов, только два раза остановились на почтовых станциях, чтобы поесть и сменить лошадей. Ночевали в Угловке, не доезжая Бологого. На другой день были в Твери, а на третий к вечеру впереди показались купола Москвы.

Дружинин без колебаний выдал вознице обещанный рубль и велел везти себя на лучший постоялый двор, какой имелся в Первопрестольной. Он приготовился увидеть такую же тесноту и грязь, какие наблюдал в Северной столице, и был приятно удивлен, войдя в просторную и чистую прихожую, озаренную огоньками множества свечей. Горница тоже была чистая. Кроме того, при постоялом дворе имелась собственная банька, что для усталого путешественника было весьма кстати. В этом древняя столица, жители которой давным-давно привыкли обслуживать проезжающих, опережала свою молодую соперницу.

Наутро инженер первым делом навел справки о госпитале, которым заведовал доктор Николай Ламбертович Бидлоо. Там же он и жил. Как выяснилось, это учреждение было Игорю Дружинину хорошо знакомо. Заведение, основанное доктором Бидлоо в Лефортово, просуществовало до наших дней и носило название Главного военного клинического госпиталя имени Бурденко. После возвращения из первой временной заброски капитан Дружинин лежал в этом госпитале, лечил свои раны. Тогда он и знать не знал о его основателе.

Мастер инженерных дел пытался узнать у хозяина постоялого двора, находится ли сейчас в Москве доктор Бидлоо, вернулся ли он из поездки в Северную столицу. Но тот об этом ничего не ведал.

Напудрив парик и вообще придав себе как можно более степенный вид, майор Дружинин взял извозчика и поехал в Лефортово. Прибыв на место, он спросил у больничного служителя, где ему найти доктора Бидлоо. При этом Игорь готов был услышать ответ, что доктор, мол, еще не вернулся из Петербурга и вообще неизвестно, когда его ждать. Однако сказано ему было совсем другое.

– Так тебе, сударь мой, самого Николая Ламбертовича надобно? – спросил дядька. – Он об эту пору весьма занят, обход делает. Изволь подождать.

– Так доктор, значит, здесь, в больнице? Вернулся из Петербурга? – воскликнул обрадованный Дружинин.

– Ну да, третьего дня приехал, – отвечал служитель. – Я же говорю твоей милости, он обход делает.

– В таком случае я просто присоединюсь к обходу, – сказал Дружинин. – Где доктор сейчас?

Служитель указал ему палату, где находился основатель первого в России государственного медицинского учреждения.

Поднявшись на второй этаж и зайдя в одну из комнат, Дружинин увидел там группу людей. Обычай носить белые или зеленые, как стало модно в последнее время, халаты еще не установился среди медиков. Все они были в обычной одежде и в париках. На их профессию указывали только передники, надетые на некоторых.

В центре группы стоял высокий человек со строгим выражением лица, в очках – редкость для того времени, в длинном парике, спадавшем ему на плечи. Легко было понять, что это и есть основатель госпиталя.

Голландец задавал подчиненным вопросы, выслушивал ответы, давал указания по лечению больных, в основном раненых солдат. Говорил он с заметным акцентом, но ясно и четко. Попутно Бидлоо объяснял ход тех или иных болезней, рассказывал об их успешном лечении, в общем, читал маленькие лекции. Дружинин вспомнил фразу из какой-то книжки о том, что госпиталь Бидлоо стал настоящей медицинской академией, из которой вышло множество русских врачей.

Вскоре обход был закончен, и начальник госпиталя направился в свой кабинет. Дружинин подошел к нему, представился и объяснил, что входит в группу, которая расследует смерть императора.

– Так вы, значит, из самой столицы приехали? – спросил голландец по-европейски, на «вы». – Считаете, что смерть кесаря Петра произошла не от естественных причин?

– Да, мы подозреваем, что царь был отравлен, – подтвердил Дружинин.

– Что ж, такое возможно… да, вполне! – сказал Бидлоо, внимательно взглянув на посетителя. – Идемте в мой кабинет, будем разговаривать. – Там мужчины сели в кресла, и Бидлоо сказал: – Давайте так. Вы станете спрашивать, я – давать ответы. Так проще будет.

– Вы допускаете, что император Петр мог быть отравлен? – начал беседу майор. – Имелись такие симптомы?

– Да, пожалуй, были, – заявил голландец. – Желудочные колики, рвота. Таковое для почечной болезни нехарактерно.

– А вы видели у постели государя вазу с конфектами? Она появилась там незадолго до его смерти.

– Конфекты? – удивился голландец. – Я вообще не следил, что есть в комнате, только на больного смотрел. Но он говорил об этом, хвалил сласти, принесенные ему, и девицу, которая это сделала.