Вениамин Каверин - Сильвант

• Название: Сильвант
• Автор: Вениамин Каверин
• Жанр: Сказка
• ISBN: 9785392103102

В семье Тани Заботкиной случилось прибавление. У нее родился брат, и они переехали в новый дом. Но не успели они как следует в нем разместиться, как в доме стали происходить странности. Таня со своим другом Петькой находят виновника происходящего – молодого художника Юру Хлебникова, который тайно поселился в их доме.

---

Вениамин Александрович Каверин Сильвант

Вы прошумели мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев.

Ю. Олеша

[битая ссылка] [email protected]

Авиашуба

Говорят: «Не всякому слуху верь» – и это действительно был слух, которому почти никто не поверил. Да и в самом деле, могло ли быть, чтобы дежурный пожарный, под утро задремавший на своей каланче, вдруг проснулся, потому что над каланчой пролетела шуба? Более того: он утверждал, что шуба проделала иммельман – так называется одна из фигур высшего пилотажа, и тогда из нее выпал не то медвежонок, не то козленок, который бухнулся в сугроб, отряхнулся и опрометью побежал по Нескорой.

Надо сказать, что в Немухине привыкли к чудесам. Ну шуба. Ну пролетела, хотя шубам, вообще говоря, летать не положено. Ну вывалился из нее медвежонок – куда в таком случае он девался? Просто пожарный задремал к утру, а так как он лет сорок тому назад был летчиком, вот ему и померещился иммельман, потому что, если на худой конец шуба и пролетела над каланчой, едва ли ей удалось бы сделать иммельман, а потом принять нормальное положение.

Так или иначе, уже через два-три дня об этой истории забыли, тем более что у Марьи Павловны Заботкиной, директора Института красоты, – подумать только! – через четырнадцать лет после дочки Тани родился мальчик, которого назвали Славой. Разумеется, и в этом не было ничего особенного. Но Заботкиных любили. Вот почему едва ли не в каждом доме был поставлен на обсуждение интересный вопрос: как они вчетвером будут жить в двухкомнатной квартире? Конечно, другой архитектор на месте Николая Андреевича давно бы словчил, построив себе загородный дом или прибрав к рукам какой-нибудь жилищный кооператив побогаче. Но, во-первых, он был один из благороднейших людей не только в Немухине, но и в области, а во-вторых, одна из квартир только и ждала, чтобы ее обменяли.

Впрочем, это была даже не квартира, а целый особняк, с множеством пристроек, в котором некогда жил не то архиерей, не то сам губернатор. Теперь его занимали сестры Фетяска – фамилия, заставлявшая предполагать, что они были родом из Румынии. Фекла Никитишна хозяйничала, а Зоя Никитишна с утра до вечера раскладывала пасьянсы. Обе были страстные любительницы кофе, но не какого-нибудь, а настоящего турецкого, который варился в сужающихся кверху медных кастрюльках с длинными ручками и над которым, прежде чем снять его с огня, надо было произнести мусульманское заклинание.

Вот на какой дом собирались Заботкины менять свою уютную двухкомнатную квартиру. И это было сделано буквально в течение двух дней: Николай Андреевич получил нечто вроде пятиугольного салона, который он немедленно превратил в архитектурную мастерскую. Тане досталась так называемая гардеробная – в ней причудливо смешивались запахи нафталина и кофе. Зала с итальянскими окнами, выходившая на речку Немухинку, была отведена под столовую, а большая комната, напоминавшая фонарь, превратилась в детскую. По-видимому, она и была задумана как фонарь с разноцветными стеклами, так что в солнечный день казалось, что плывущие в воздухе желтый, сиреневый, красный и синий цвета бесшумно ссорятся между собой: каждому хотелось освещать колыбельку. Словом, все были довольны, и в особенности Мария Павловна, которая каким-то чудом существовала во всех четырех комнатах одновременно.

Что касается чердака… Почти до самой крыши он был набит разным хламом, от которого сестры Фетяска рады были отделаться, и отделались, упросив мягкосердечных Заботкиных распорядиться им по-своему: «предать огню», как они старомодно выразились, или продать какому-то татарину-старьевщику, который давно скончался и существовал только в их воображении.

Маленькие загадки

Встречаются в жизни маленькие загадки, на которые решительно не стоит обращать внимания. Тане показалось, что кто-то ночью погладил ее по лбу мягкой лапкой. Так что же? Это могло померещиться ей или просто присниться.

Кто-то выпил молоко, которое Мария Павловна налила в блюдечко для Тюпы – так звали розового, интеллигентного заботкинского кота, который не стал бы врать и жаловаться, если бы это было не так. А он, между прочим, жаловался – по крайней мере именно так можно было понять его обиженное мурлыканье. Причем это случилось не раз и не два.

Однажды под утро, когда Славик громким чмоканьем – он сосал свою пятку – разбудил Марию Павловну, она ясно услышала мягкие, негромкие звуки флейты, именно флейты, а не скрипки, что могло случиться, если бы Тане, любившей поспать, захотелось в шесть утра приняться за свою скрипку.

Это было странно, но у Марии Павловны просто не было времени удивляться. Надо было кормить Славика – собственная пятка, конечно, не могла заменить ему завтрак! Ну, флейта так флейта! Хорошо еще, хоть не барабан или контрабас!

Но когда на одном из чертежей Николая Андреевича появился загадочный рисунок, напоминавший добродушную собаку, вставшую на задние лапы, Заботкины задумались, хотя нисколько не разволновались. Мария Павловна припомнила, что кто-то воспользовался не только Тюпиным молоком – неоднократно пропадали остатки хлеба, которые она откладывала, чтобы насушить из них сухарей. Любимую соску Славика, потерянную в садике возле дома, кто-то нашел и положил в стакан с кипяченой водой, стоявший на столике подле его кроватки.

Конечно, никто не относился к этим случайностям серьезно. Николай Андреевич шутил, что, очевидно, у них поселился домовой и что этому надо только радоваться, потому что, согласно народным поверьям, этот невидимый жилец не только не причиняет зла людям, но старается предостеречь их от грядущих несчастий. А все же, все же…

Очевидное – невероятное

Причудливое явление, призрак, в старину называлось фантомом. Может быть, и в самом деле такой призрак поселился где-нибудь на чердаке в квартире Заботкиных? Причем, без сомнения, это был незлобивый, нетребовательный призрак, игравший по ночам на флейте и делившийся молоком с Тюпой.

– А интересно узнать, замечали ли эти странности сестры Фетяска? – сказала однажды Мария Павловна, когда за обедом обсуждался вопрос о домовых, леших, русалках и прочей нечистой силе.

И на другой день она решила навестить сестер Фетяска.

– Нет, – решительно заявили они, убедительно прибавив, что и не могли ничего заметить, потому что не держат кота, не сушат сухарей и не занимаются архитектурным черчением.

Словом, вопрос, что называется, остался открытым, если бы им не заинтересовался Петька Воробьев, старинный приятель Тани.

Уже давно никто его не называл Воробьем с сердцем Льва и теперь ему не надо было бросаться в Немухинку с трехметровой вышки, чтобы доказать свою храбрость.

Учитель географии Петр Степанович Неломахин, который, кстати, был Международным гроссмейстером по спасанию людей, птиц, зверей и полезных насекомых, считал его одним из самых способных учеников. Они оба не пропускали ни одной передачи «Очевидное-невероятное», и разница между ними заключалась в том, что все невероятное казалось Петьке очевидным, а Петру Степановичу – наоборот.

Эта существенная разница сказалась, между прочим, и в том, как они отнеслись к странностям в доме Заботкиных.

Петр Степанович думал, что все случившееся на деле не случилось, а померещилось не только Марии Павловне и Тане, но и коту Тюпе.

– Давно доказано, – сказал он, – что лешие, кикиморы, русалки и домовые не что иное, как плод народного воображения.

Петька не стал спорить. Однако к вечеру явился к Заботкиным в более чем странном наряде. Брюки с рубашкой и майка с трусиками были на нем вывернуты наизнанку, правая туфля надета на левую ногу, левая – на правую, а кепка торчала на затылке козырьком не вперед, а назад.

Увидев его, Таня покатилась со смеху, но он сделал большие глаза и приложил палец к губам.

– Читала «Демон» Лермонтова? – шепотом спросил он. – Нудная штука, но я одолел. Автор тоже, между прочим, считал невероятное очевидным. А у писателя – забыл фамилию – я прочел, что для того, чтобы увидеть какую-нибудь кикимору, надо ее удивить. Например, одеться шиворот-навыворот и сказать что-нибудь вроде: «Пречистые замки ключами не заперты, ладаном не запечатаны ныне и присно и во веки веков». Короче говоря, айда на чердак!

– Почему на чердак?

– А где, по-твоему, должны жить привидения?

На чердаке не было электричества, и Таня зажгла карманный фонарик.

– Погасить! – строго сказал Петька. – С логической точки зрения – это дело темное, а темные дела должны происходить в темноте.

Впрочем, ночь была лунная, и на чердаке не очень темно, свет украдкой проникал в невидимые щели. Плохо было, что Таня давилась от смеха, а между тем в ожидании чуда – как же иначе называть то, что должно было случиться, – нужно было, по мнению Петьки, сохранять «стоическое», как он выразился, то есть железное, спокойствие.