Джеймс Герберт - Возвращение призраков

• Название: Возвращение призраков
• Автор: Джеймс Герберт
• Издательство: Эксмо, Валери
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-00734-2

Очень странные события происходят в маленькой, затерянной среди холмов деревушке Слит. Что заставляет призраков даже днем появляться в домах ее обитателей и как ни в чем не бывало бродить по улицам? Возможно ли, чтобы призрак преследовал другого призрака?

Поиски истины заставляют Дэвида Эша усомниться в здравости собственного рассудка…

---

Край кровати начал вибрировать. Не сильно, чуть-чуть.

Джинти посмотрел на эти колебания, на его широком лице отразилось недоумение, и через несколько мгновений он прошептал:

— О Господи, кто-то спрятался под кроватью!

Соскочив, в два быстрых шага он подошел к стоящему у стены комоду. Одной рукой опершись на него, а другой поддерживая пижамные штаны, чтобы не упали, Джинти прошипел:

— Розмари!

Жена продолжала храпеть.

Он уставился в темноту между свисающим одеялом и ковром на полу. Есть там кто-нибудь? Невозможно. Как кто-то мог пробраться в спальню? В настоящее время в гостинице лишь один постоялец, и Джинти знал, что вечером он не возвращался. Конечно, странный парень, да еще водит знакомство с викарием, что делает его еще более странным. Но все равно он не мог проникнуть в комнату, потому что дверь в спальню заперта изнутри — привычка многих хозяев, не доверяющих чужим под своей крышей.

Кровать перестала дрожать.

Чтобы заглянуть в темноту под ней, Джинти согнулся вдвое и опустился как можно ниже — неудобная поза для людей его сложения. Но рассмотреть ничего не смог. Он встал на четвереньки и придвинулся ближе, нос едва не касался пола. Джинти ощутил запах пыльного ковра и затхлого, застоявшегося воздуха. Но было слишком темно, чтобы что-либо рассмотреть.

Он подлез еще ближе, чуть дрожащей рукой схватил свисавшее одеяло и резким движением забросил его на кровать. И тут же кровать начала неистово раскачиваться.

Розмари в испуге проснулась. Поняв, что происходит с кроватью, она издала крик, а когда увидела выглядывающую из-за края кровати, как ей показалось, лишенную тела, голову своего мужа с разинутым ртом и выпученными от страха глазами, ее крик перешел в вопль.

Через долю секунды она соскочила с постели и оказалась на другом краю комнаты, где для защиты завернулась в оконную штору. Ее муж встал с пола и быстро отскочил от раскачивающейся кровати. Оба, не веря своим глазам, уставились на сошедшую с ума постель, и Розмари завыла:

— Что происходит, Том? Почему это она?..

Но Джинти не ответил И не собирался выяснять. Не отрывая глаз от явления посреди комнаты, он двинулся вокруг комода к двери.

— Том!

Сетка на волосах Розмари каким-то образом зацепилась за ворсистый материал шторы, так что прядь крашеных белокурых волос выбилась на нарисованные брови. Глаза с возмущением смотрели на мужа, который оставил ее в этой комнате наедине с обезумевшей кроватью, но когда до нее наконец дошли его намерения, возмущение сменилось мольбой. Джинти был уже у двери, и его пальцы шарили за спиной, нащупывая защелку.

Наконец защелка нашлась, он уже собирался повернуть ее, когда стоящий слева от кровати комод вдруг отклонился от стены и так и завис, никем не поддерживаемый, не становясь на место и не падая. Только когда Розмари снова завизжала, комод опрокинулся, ударился о кровать, два ящика выдвинулись, и из них посыпалось содержимое, так что на одеяле перемешались носки и носовые платки. И комод, и кровать вовсю тряслись, их движение стало более замысловатым, более размашистым, ножки кровати прямо-таки отрывались от полами стук мебели почти заглушил стоны Розмари.

Джинти развернулся, повернул защелку и распахнул дверь. Розмари за спиной умоляла не покидать ее, а к сумасшествию уже присоединился платяной шкаф, стоящий в ногах кровати. Его дверца открылась, и на пол посыпалась одежда.

Хозяину гостиницы показалось, что в темном коридоре он видит двигающиеся тени, но когда он моргнул, они замерли, стали вполне обычными тенями.

Сзади слышалось сдавленное «Том!».

С несчастным выражением на лице, в панике, он поспешил в коридор и захлопнул за собой дверь. Но пока держался за ручку, закрывая дверь плотнее, все вдруг снова успокоилось. Тишина наступила так внезапно и была такой полной, что пугала почти так же, как и шум.

Пока Джинти стоял, поеживаясь в холодном коридоре, из спальни донеслись приглушенные рыдания. Робко — и с выражением стыда на лице — он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Кровать стояла неподвижно, не двигался и прислонившийся к ней комод. Шкаф тоже стоял спокойно, хотя и под углом к стене; на полу валялась одежда. Ничто в спальне не двигалось. Только вздрагивали пышные плечи плачущей, уткнувшись в штору, Розмари.

Мельничное колесо заскрипело. Впервые за много лет оно протестовало против напора воды, хотя течение было тихим. Потом оно застонало, и его громкая жалоба нарушила тишину ночи. Если бы кто-то был неподалеку от слитской главной улицы или у моста, служившего въездом в деревню, он мог бы подумать, что кто-то стонет, глубоко страдая. Но рядом никого не было, никто не слышал этого стона.

Колесо сдвинулось, возможно на миллиметр, не больше, и шевельнулись шестерни внутри мельницы. Они тоже заскрипели и застонали, напрягаясь в оковах въевшейся грязи и гнили, столько лет покрывавших их. Свисающая со стропил паутина колыхнулась на холодном ветерке, пролетевшем по старому заброшенному зданию; в воздухе повисла пыль, оседавшая еще долго после того, как звуки затихли и все снова успокоилось.

Доктор Роберт Степли никогда не спал хорошо. Даже в бытность его студентом, около пятидесяти лет назад, мозг и энергия не давали ему покоя, энтузиазм был слишком необузданным, чтобы позволить спокойно спать. А старость, этот неизбежный успокоитель всякой чрезмерности, притупив непоседливость и энтузиазм, просто стала союзником бессонницы; но, возможно, к преклонному возрасту плохо спать вошло в привычку, и вред от этого едва ли имел какое-либо значение. В самом деле, в последние десять лет Степли не мог припомнить, чтобы сумел заснуть без помощи половины таблетки нитразепама с теплым молоком и дозы шотландского виски. И даже тогда сон приходил медленно, усталость — не покидавшая его в эти дни — неохотно уступала переутомлению, а переутомление в конце концов капитулировало перед забытьем. Возможно, в последние годы причиной тому было чувство вины, заноза воспоминаний. Столь многое хотелось забыть… Почему возраст и отмирающие клетки мозга не сыграют своей роли и в этом?

Его слезящиеся глаза через съехавшие на кончик носа очки смотрели в открытую книгу, но слова там казались просто аккуратными рядами крохотных существ, марширующих по страницам без всякой цели и смысла.

Он вспоминал. Вспоминал тех, кому позволил умереть. Не сознательно, не преднамеренно — чаще дело было в халатности и невнимательности, а не в злом умысле. Вспоминались имена умерших, и перед внутренним взором вставали их лица Одно за другим, как на параде, они дефилировали мимо с осуждением в печальных неподвижных глазах, указывая пальцами, будто только он был в ответе за их смерть, а Бог являлся лишь сторонним наблюдателем. Не его вина, не его. Как врач может отвечать за жизни, пришедшие к своему естественному и неизбежному концу? Не может каждый диагноз и каждое предписание быть безупречным! Врачи — тоже люди — и ошибаются, как и все другие. «Но ошибки бывают разные, — говорил тихий изводящий голосок. — Бывают промахи и неправильные выводы, бывают заблуждения и ляпсусы. Но ведь бывали и ошибки по недосмотру, правда? А, ведь были? И конечно, было одно убийство».

Книга соскользнула с коленей, и он оставил ее у ног. «Да, да, — отвечал он мучителю, которым была его собственная совесть, — все прочее было. Но убийство?» Разве может он признать это? А отрицать это может? Он заворочался в кресле и потянулся к бутылке виски на маленьком круглом столике. Налив себе дозу, доктор Степли задумчиво посмотрел на другую баночку на столе, поменьше. Взять вторую половину таблетки? Стоит ли? На следующий день он всегда после этого такой сонный. Но какое это имеет значение? Он снова откинулся в кресле. Имеет. Как он сможет должным образом выполнять свои обязанности, если в голове будет туман, а движения как у лунатика? Но против этого есть другие таблетки. Которые раньше помогали справляться с любыми трудностями. И даже слишком часто. Что там говорят насчет жизни в кондитерском магазине? Скоро потеряешь вкус к сладкому? Эх, если бы это касалось и профессии медика, где подобная аналогия вполне уместна — только вместо конфет наркотики! Но если честно, здесь доступность, наоборот, часто ведет к зависимости.

«Оставим это. Подождем еще минут двадцать. Если к тому времени не удастся заснуть — черт с ним, приму еще полтаблетки. И еще дозу виски. Забытье — это та же анестезия. Никаких мыслей, никаких недобрых воспоминаний, вторгающихся в настоящее».

Он поднял рюмку и отпил виски. Однако как дрожит твоя рука, дорогой доктор. Как плещется виски в рюмке, и как колеблется поверхность золотистой жидкости. В чем причина этой дрожи — в ночном холоде или в темных пятнах на совести? Кто знает правду? Только ты сам.