Александр Жаренов - Братство фронтовое

• Название: Братство фронтовое
• Автор: Александр Жаренов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Новый не новый, а с назначением к вам.

- Очень хорошо, товарищ старший политрук.

Не расставаясь с трубкой, он сгреб бумаги в общую папку, вышел из-за стола. Протянул жилистую руку, отрекомендовался:

- Я начальник штаба Лапин. Садись, комиссар. Шинель и мешок можно сюда, показал он на покрытый дерюгой сундук возле двери. Сложив вещи, я осмотрел избу. За перегородкой хозяйка дома и повар готовили ужин. Закурил, вышел на покосившееся крыльцо. Вдали, на горизонте, красная полоса перекрывалась легкими фиолетовыми мазками облаков.

Докурив папиросу, вернулся в избу. Внутренний облик ее немного изменился. Окна занавешены маскировочной палаткой. На столе керосиновая лампа. Повар расставляет деревянные миски. Хозяйка принесла в блюдце малосольных огурцов. Я снял пилотку. Освежился из рукомойника. В сенях послышался грубоватый голос.

- Вот и комбат, - оживился капитан.

Проскрипели половицы, резко открылась дверь, пригибая голову, шумно вошел высокий молодой богатырь.

- А к нам пополнение прибыло, - выложил Лапин последнюю новость, показывая на меня.

- Я уже слышал, - пробасил комбат. Он шагнул ко мне: - Будем знакомы, Чередников.

Пожимая руку, сразу почувствовал мускулы молотобойца. И не ошибся. Чередников до войны был молотобойцем в Саранске. После пехотного училища его назначили командиром. Так я познакомился с первыми членами новой моей фронтовой семьи.

Утро следующего дня. Комбат Чередников вкратце рассказал о батальоне. По карте показал позиции полка. Он спешил на полевые занятия.

- Ты, комиссар, побудь тут, - просит комбат. - Помоги начальнику штаба. Вместе осмотрите место расположения рот, землянки, увидите, каков порядок в них и вообще на территории. Вечером соберем политруков, командиров, обо всем потолкуем. - Он четко откозырял, пристукнул каблуками и зашагал к ожидавшим его ротам.

С капитаном Лапиным по проторенным пыльным тропам проходим по территории, занимаемой батальоном. Спускаясь к землянкам, капитан на корточках съехал с песчаного косогора вниз, присел на пенек, вытирая вспотевшее лицо и белую с поредевшими волосами голову.

- Давай закурим, - предложил он, набивая трубку табаком.

После перекура продолжили осмотр территории. Заглядываем в одну землянку, в другую, беседуем с дневальными. Свои замечания записываю в блокнот. Вскоре на гнедом верхом прискакал комиссар полка Федотов. Сопровождал его адъютант, молодой сержант.

- Осваиваемся? - обратился ко мне Федотов, спешившись.

- Нужно, товарищ комиссар, - в тон отвечаю ему.

- Правильно делаешь. Подтяни тут кое-кого да и своего начальника штаба, подмигивая, он показывает на капитана Лапина. - Посмотри на него: гимнастерка мятая, ремень затянут слабо, портупея съехала с плеч, на сапогах глина засохла. Ну какой же это пример для бойцов? А пока давай с тобой прогуляемся в поле. Посмотрим, что там делается.

Он вскочил на своего гнедого, мне предложил коня адъютанта. Ему приказал ожидать здесь. Выполняя приказ старшего, робко вскарабкиваюсь на коня. С ездой верхом я мало знаком, а сказать об этом не смею. В детстве гонял вместе с ребятами лошадей из ночного, верхом, без седла управлял лошадью, держась за гриву, похлопывая ее по упругой шее. Но это было давно.

Не успел еще вдеть ноги в стремена, как мой вороной рванул за скачущим по буграм гнедым с лихим наездником-комиссаром. Я инстинктивно ухватился уже не за повод, а, как в детстве, за жесткую гриву и за выступающий передок седла. Ногами вцепился в бока, от чего вороной стал шустрее. Стиснув зубы, закрыв глаза, я еле держался в седле, ветер хлестал мне в лицо. Прошло несколько минут, а я все не мог подладиться к такту скачущего вороного. Гимнастерка взвинтилась, ремень съехал на бок, кобура с наганом то резко бьет по холке коня, отчего он дергается, то по седлу. Какое там подтягивать кого-то, если сам выглядел со стороны, конечно, комично. Но в то время я думал лишь об одном: когда конец мукам верховой езды?

Скачущий впереди на гнедом комиссар оборачивается, что-то кричит. Ничего не понимая, я продолжаю держаться за черную гриву, вцепившись ногами в стременах в бока вороного.

Вот и поле. Бойцы роют окопы. Натянув повод насколько хватило сил, приостанавливаю коня, он пошел шагом. Навстречу мне торопится улыбающийся комбат. Он с любопытством всматривается в позу своего нового комиссара. Мне было не до него. Я, боясь, как бы вороной снова не пустился вскачь, с трудом спешиваюсь. Отдуваясь, поправляю гимнастерку, ремень с наганом, рукавом вытираю потное лицо. Растерянный, с шумом в голове стою, расставив ноги.

- Досталось, комиссар? - сочувственно спрашивает меня комбат, улыбаясь. Вместо ответа я покачал головой и с жадностью закурил.

После осмотра участка полевых работ батальона мы возвращались обратно. На вороном сидел уже вместо меня Чередников. Он и Федотов ехали шагом и о чем-то переговаривались. За ними с командирами и политруками рот я шел пешком, изменившейся походкой, расставляя ноги, как моряк на палубе. Долго помнил я свой первый рейс на коне.

Со временем верховая езда стала для меня привычной. И я не расставался со своим батальонным Рыжко до самого боя.

Комиссар полка Федотов, полный энергии, неспокойный человек. До войны он был работником горкома партии, а став военным, быстро воспринял задачи политической работы в армии. Всех своих подчиненных он хотел видеть такими же бодрыми, смелыми и решительными, как он сам.

* * *

В октябре 1942 года дивизию перебросили на другой участок фронта. Конец дня. Хмуро. Сыро. На тихом железнодорожном разъезде, окруженном лесом, идет погрузка батальона. Материальная часть по скатам ввозится на платформы. По помостам бойцы заводят лошадей. Люди разбираются по товарным вагонам.

Во мгле вечера эшелон грузно тронулся. Сгущались тучи, моросил дождь. Через объездные пути Московской окружной эшелон переправляется к Ржеву.

Станция Истра (бывший Воскресенск). На месте города торчат печные трубы, скелеты домов, груды развалин. Новоиерусалимский монастырь, памятник архитектуры зодчих XVII века Растрелли и Казакова, повержен в прах. На месте бывшей станции среди обломков железнодорожники регулируют движение поездов с боевым грузом. У вагонов появляется детвора. Мальчонка в большой кепке, из-под которой не видно лица, в ватной фуфайке с длинными рукавами подошел к нашему вагону и больным сиплым голосом еле слышно лепечет:

- Дядюська, а дядюська, дай хлебуська!

Мы дали ему буханку хлеба, кусок сала. Интересуемся его судьбой:

- А где отец с матерью?

- Папаньку убили на войне, а мамку гелман застлелил, - ответил малыш и дрожащими руками вцепился в хлеб. - Спасибо, дядюськи.

- С кем же и где ты живешь? - спросили мы его.

- Зыву с сестлой. С нами еще Еголка с Андлюской, - показал шмыгающим курносым, как пуговка, носом на двух таких же малых, бродивших возле соседних вагонов. - У них тоже нет тятьки с мамкой, - ответил мальчишка, набив полон рот хлеба с салом. - А зывем во-о-н, в подвале. Там был наш дом. Он сголел, и мы зывем под печкой в яме.

Осталась позади сметенная ураганом войны Истра. Минуя израненный Волоколамск, под покровом ненастной погоды эшелон прибыл на станцию Погорелое Городище. Спешно разгружаемся. Батальон со всем хозяйством по изрытой колдобинами и воронками дороге совершил марш к месту назначения. Выбравшись из леса, вышли на безлюдное поле. Среди поля лежат вздувшиеся трупы лошадей, над ними хлопочут птицы. Земля усыпана осколками, витками ржавой колючей проволоки. Чернеют болванки неразорвавшихся снарядов. Бывшие окопы врага покрыты стаями галок и ворон. Деревня, перед войной бурлившая радостью жизни, похожа на кладбище с открытыми могилами.

Небольшой привал. Раздаю политрукам газеты, с трудом раздобытые на станции. Уставшие от перехода бойцы напрягают свое внимание, слушая разъяснения. Мы с комбатом идем от одной группы к другой.

Привал окончен. Снова в путь. Стук колес, гудение автомашин. Молча, потряхивая висевшими на спине вещевыми мешками с гремящими котелками, идут люди. Слышен гул артиллерии. Откуда-то доносятся звуки гармошки. Потом все стихает. Сворачиваем в сторону, утопая в зыбкой грязи. Входим в осиновый перелесок. Усиленно шуршит дождь. Черным шатром опускается вечер. Накрывшись плащ-палатками, мы располагаемся возле голых стволов осин и поломанных кустов на размокшей земле на ночной отдых...

Глубокая осень. Под ногами вязкая пучина. Все пригодное в лесу используем на блиндажи, землянки, на настил дорог. Многие деревья, погибшие от обстрела, бомбежки, валяются расщепленными. Кое-где трепыхаются на ветках ярко-оранжевые листья осин и клена. Робко проглядывают кисти красной рябины, ягоды сморщились от первых утренних заморозков. Земля, утром покрытая ледяной коркой, днем становится кисельной жижей. Небо в слоистых темных тучах. Изредка выскальзывает голубой просвет и тут же заволакивается.