Николай Камбулов - Беспокойство

• Название: Беспокойство
• Автор: Николай Камбулов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

Мирное небо над странами социализма. Но в стане капитализма еще разжигается ненависть к советским людям, отравляют международную атмосферу фашистские недобитки.

О революционной бдительности советских воинов и офицеров, о повседневной боевой готовности солдат армий социалистических стран и рассказывается в предлагаемой читателю новой книге известного военного писателя Н. Камбулова. В нее вошли две повести — «Покушение» и «Сын коменданта» — и семь рассказов, написанных на важную и злободневную тему.

---

Кто-то рядом громко зааплодировал, оборвал его мысли о возможности вжиться. Фрося и Никишин раскланялись, под восторженный шум публики скрылись в проходе. Он должен был идти к Фросе — так они договорились: Самурайке взбрело в голову после выступления отправиться в городской тир. «Она вообще-то чистая фантазерка или, скорее всего, педантка; видите ли, по ее личному плану сегодня стрельба в тире. И зачем это ей нужно, девушке с такими высокими данными акробатики? Все здесь по-другому, по-другому, иначе…»

Он скосил взгляд на мужчину: боже мой, тот же самый, которого он видел в сквере, с походкой, похожей на отцовскую! Он тогда назвал его условным именем — Прямой. У Прямого в руке была газета «Комсомольская правда». «Хьюм, неужели так быстро?» — с трепетом подумал Серж. Перед отправкой Хьюм беседовал с ним с глазу на глаз. Оказалось, что резидент вовсе не молчал, передавал сведения на позывных, которые каким-то образом стали известны русским. И поэтому центр не мог отвечать и давать какие-либо указания своему агенту. Серж был обязан сообщить новые кодовые установки и потом вживаться «до состояния обыкновенного, юридически законного гражданина». Странное дело, что Хьюм не напомнил о задании Стенбека. Однако Серж воспринял это как испытание его, Сержа, на умение молчать о том, о чем его не спрашивают…

Он посмотрел на занавес: из-за портьеры выглядывала Фрося. Она подавала знаки, чтобы он быстрее шел к ней. Серж качнул головой и торопливо вынул из кармана свою газету. Она была сложена так, чтобы видно было название. Прямой пошевелился, словно стараясь поудобнее сесть, но не обратил внимания на газету Сержа.

— Сегодняшняя? — решился спросить Серж. Прямой лишь взглянул на него. Но, погодя немного, спросил:

— Газета, что ли?

— Да.

— Пожалуйста, сегодняшняя.

Серж метнул взгляд на дату выхода газеты: «Не то, не то». Потом пробежал глазами по ее полосам, передал Прямому, говоря:

— Спасибо, — и заторопился к Фросе.

Стреляла она весьма посредственно. Из десяти зарядов только шесть пуль попали в цель. Фрося попросила еще пять штук. Инструктор, лысеющий грузин с орденскими планками на груди в четыре ряда, поскрипывая протезом, прошкондылял к полке. И оттуда, скося белозубый рот, бросил:

— Барышня, посвободнее держи, пуля метче ляжет.

Передавая заряды, инструктор задержал Фросину руку в своей:

— Ай-ай, какой глаза! Пах-пах-пах…

Фрося отдернула руку, замахнулась малокалиберной на инструктора, тот, округлив глаза, выкрикнул:

— Самурайка! Какой японес! — И к Сержу: — Она на все способна. И по голове может трахнуть.

— И рука не дрогнет, — сказала Фрося и начала целиться.

Когда она отстрелялась, на этот раз лучше, в тир вошел Николай Михайлович.

— А ну-ка, попробуй, — предложил он Сержу и сам, зарядив винтовку, отошел в сторону и стал наблюдать за Сержем. Инструктор что-то шепнул ему на ухо, но он не ответил, все смотрел на Сержа. Тот, о чем-то подумав, приложил приклад к левому плечу, делая вид, что он не знает правил стрельбы.

— Ты его пошли во Всемирный Совет Мира, — сострил инструктор, — ему там место.

— Погоди, Вано, — проговорил Николай Михайлович. Он показал Сержу, как надо держать винтовку и производить выстрел. Серж прицелился, потом повернул голову в сторону Николая Михайловича, подмигнул, улыбаясь. Выстрелил. Пуля попала в десятку.

— Еще! — крикнула Фрося.

— Еще, — качнул головой Николай Михайлович. Инструктор дал ему сразу пять зарядов.

— Это, наверное, случайно, — сказал Серж и начал стрелять.. Когда положил винтовку, инструктор скоком засеменил к мишени. Оттуда, рассматривая пробоины, закричал:

— Слюшай, Николай Михайлович! Пах-пах! Все в десятку. Ему место в Генштабе, в управлении боевой подготовки. Сукин сын, какой снайпер!

«Хорошо я сделал или плохо?» — встревожился Серж, чувствуя теплую ладонь Николая Михайловича на своем плече.

— Молодец! — сказал Шумилов. — Я рад за тебя. Это приятно.

Фрося предложила идти домой пешком.

— Это же три километра. Да и поздно, одиннадцатый час.

— Ты боишься?

— Смешно, я ничего не боюсь.

— Тогда пойдем.

На площади, ярко освещенной электрическим светом, он заметил идущего впереди человека, знакомого своей осанкой. Стал вспоминать, где он его видел. Фрося, восторгаясь его стрельбой в тире, мешала сосредоточиться. Однако Серж вспомнил: это Синявкин, и то, что он вспомнил, пробудило в нем чувство удовлетворенности самим собой — умение запоминать людей по их даже незначительным внешним признакам всегда отмечали в школе и Хьюм, и другие.

Синявкин замедлил ход, и они поравнялись.

— Добрый вечер, Константин Федотович.

— А-а, Шумилов… Ну как живется? Акклиматизировался уже? — И, взглянув на Фросю, улыбнулся: — Вижу, у вас все хорошо.

— Вы к нам? — спросил Серж.

— Что вы! Я теперь не работаю в Комитете… Приехал на отдых, подышать ионами.

— Из Москвы?

— Да.

— Может, к нам зайдете? Сейчас мы с отцом вдвоем, мать улетела во Владивосток к Анюте. Так что место для вас в доме найдется. Да и отец будет рад…

— Спасибо, у меня есть где переночевать. Утром из санатория придет автобус — и да здравствует «Ласточкино гнездо»! Да здравствует море!.. На работу еще не устроился?

Серж закурил, предложил Синявкину.

— Думаю, куда пойти, — сказал он и заговорщически подмигнул Фросе. Та поняла его, промолвила:

— Чего ему спешить, пусть набирается сил.

— И то верно, — сказал Синявкин и опять посмотрел на Фросю. Предложил: — Ребята, зайдемте в кафе. У меня отпускные хрустят, — пошевелил он пальцами, словно в руках у него были денежные купюры.

— Я согласна, — сказала Фрося.

— Нет, нет! Поздно, — запротестовал Серж. Ему вдруг показалось: Синявкин неспроста приглашает в кафе, а имеет какую-то определенную цель. Он потускнел, задумался. Синявкин заметил это и рассмеялся.

— Отелло? — кивнул он Фросе, все еще смеясь.

Фрося обиделась за Сержа. «Что этому конопатому надо!» И, сощурив глаза, жестко выговорила:

— Вы кто такой?

Серж спохватился:

— Это же товарищ Синявкин! Тот, который помог папе найти меня.

Теперь Синявкин задумался, но лишь на мгновение. Но Сержу было достаточно и того, чтобы вновь насторожиться. Он нашел в себе силы, повеселел и даже вдруг рассмеялся.

— Мы сегодня были в тире, и там один кацо, инструктор по стрельбе, чуть не схлопотал себе от Фроси. — Он не договорил, торопливо закурил очередную сигарету.

— За что же? — спросил Синявкин.

— Приглашал в кафе. — Фросины глаза опять сузились, превратились в узенькие щелки.

— Ребята, я вас понимаю: для вас третий — лишний. Я удаляюсь. Привет Николаю Михайловичу. На обратном пути, возможно, загляну к вам. Будьте счастливы!

…Они шли долиной, ведущей в горы. По краям дороги шпалерами возвышались тополя. Обгоняли такси, набитые курортниками, спешащими к морю, на пляжи. Серж вел Фросю под руку. Она молчала.

— Ты что молчишь?

— Ты действительно ревнуешь?

«Конечно, ревновал бы при других обстоятельствах. Такая, как ты, Самурайка, может влюбить в себя любого мужчину… О, Хьюм, что ты скажешь на это?.. Ты, наверное, решительно возразишь: «Серж, такое непозволительно человеку нашей профессии». Да, я понимаю, играть можно. Но кто сказал, что такие, как я, дерево! Железо! Будто бы им в школах вырывают с корнями чувства, заложенные самой природой. Этого, Хьюм, никто не может сказать без оговорки и лжи. Ты уж извини, Хьюм… Но я буду молиться, чтобы этого не произошло, чтобы это превратилось в игру. Верность моя отцовскому делу да поможет мне не заблудиться в этой стране…»

От Фроси исходило тепло. Она остановилась как раз под фонарем. Маломощная лампочка еле светила, однако достаточно, чтобы он хорошо видел лицо Фроси. Свет почему-то был синим, прозрачно-синим и делал Фросю похожей на марсианку, на что-то неземное. Восточные красавицы, о которых Серж знал по описаниям романистов, древним книгам, сейчас не шли ни в какое сравнение с этой девушкой, ожидающей от него ответа.

— Скажи, ревнуешь?

— Что-то в этом роде.

— И к Синявкину?

— Да.

— Он же рыжий и в конопушках.

— Не имеет значения.

— Правда?

— Ну конечно.

— А я тебе, Серж, вот что скажу… Ты глупенький.

— Как?

— А вот так. — Она приподнялась на носках и, обвив рукой его шею, впилась в его губы. Долго не отпускала, и он чувствовал, как дрожали ее руки и часто-часто билось сердце.

Потом стояла с закрытыми глазами и еле слышно шептала:

— Вот так, вот так…

В эту ночь он долго не мог уснуть, мерещились то Хьюм, с его небольшой пролысиной и стеклянными глазами, то Стенбек, с металлическим шепотком: «…при первом же случае, при первом», то Фрося на арене цирка. Уснул под утро. Когда открыл глаза, увидел Николая Михайловича, стоявшего у раскрытой двери спальни.