Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

Азеф-Мурат-паша, считавший свою ссылку в Крым позором, выхватив ятаган, смело шагнул навстречу своей смерти. Ятаган сверкнул в лучах солнца, перерубая передние ноги коню, но Ермилов ещё успел рубануть пашу по голове и, падая, услышать хруст собственных шейных позвонков. Смерть наступила почти мгновенно.

Татары же, видя превосходство нападающих, большей своей массой отступили вглубь полуострова. Небольшие отряды татар разбегались в разные стороны, но противник этим не пользовался. Не имея определённых намерений, Черкасский двое суток бросался от селения к селению, не подходя к городам. Слух о христианском воинстве распространился по Крыму с неимоверной быстротой. К Черкасскому потянулись пленённые христиане: русские, поляки, армяне, последних было особенно много. Военный лагерь постепенно превращался в табор. Двадцать первого сентября князь вывел из Крыма воинство с примкнувшими к нему освобождёнными людьми. Две сотни Городецких казаков и две сотни донских прикрывали отступление. Андрей Алмазов возглавлял их.

Жара не спала и к концу сентября. Мухи были везде, назойливо летая целыми роями и жужжа. Это раздражало царицу, которая должна была разродиться с часу на час. Мамки и повитухи находились рядом. Петрушу отвели к брату царевичу Фёдору, последнее время царица не была против их дружбы. С маленькой царевной Натальей сидели старухи Трубецкая и Сурьмская. Время шло. Царь метался в своих покоях, не зная, что подумать. Если Петра царица родила восьмимесячным, то с этим ребёнком недели две, как переходила. Волновались все: и дочери царя от первой жены, и его сестры, которые понимали, что если царица Наталья Кирилловна родит второго крепенького мальчика, царь окончательно окажется в её руках.

Схватки начались, когда от жары уже нечем было дышать. В храмах Кремля служили молебен в помощь разрешения царицы от бремени. Как ни странно, но третьи роды оказались тяжелей двух предыдущих. Царица разродилась лишь к вечеру крупной девочкой, которую по желанию царицы назвали в честь царевича Фёдора Феодорой.

Гонцы разъехались оповестить воевод о рождении царевны, а царь давал пышные пиры двору аж до первого октября. А второго октября собрал думу и во всех парадных одеяниях, со скипетром и державою, в окружении царевичей и светлых князей объявил о пожаловании Матвееву Артамону Сергеевичу титула ближнего боярина. Возглавляя Аптекарский, Посольский, Малороссийский приказы и являясь старшим дворецким Кремля, Матвеев окончательно встал во главе правительства. Выше его власти была только власть царская.

Слякоть и ливни пришли неожиданно. Небо как будто прорвало, и оно разверзлось, неся сплошные проливные дожди. Дорога от Орла до Москвы была одна сплошная лужа. Андрей Алмазов возвращался в Москву со стольником Леонтьевым и конными стрельцами головы Лукошкина. Какая-то тупость сковывала Андрея, перед глазами всё стояло посеревшее перед смертью лицо Трофима. Даже показавшиеся первые заставы перед Москвой не отвлекли его от мрачных мыслей. Оставив строй стрельцов, Андрей направился к дому Ермилова, где должен был поведать Ларине о смерти мужа. Ливень, как будто чувствуя его состояние, обрушился стеной.

Брёвна нового дома Ермилова под проливным дождём казались светлыми, почти белыми, а частокол вокруг двора так и не был достроен. Холоп принял коня, а сенная девка провела в дом. Ларина сидела в светлице сильно укутанная, она плохо переносила беременность, и её знобило и тошнило почти постоянно. Подняв глаза на Андрея, Ларина замахала на него руками:

   — Толькова не говори мене, што Трофим погиб.

Андрей молчал, опустив голову. У сестры по щекам медленно поползли слёзы.

   — Я знала, што энтим закончитси! Ты, ты во всём виноват! Сам не живёшь и другим не даёшь. Из дому бежишь аки зачумлённый и других с собою тащишь. Видеть тебе боле не хочу, ты погубил моё счастье.

Под крики сестры Андрей рванулся из дома, а крики всё неслись ему вослед. Вскочив на коня, он сорвался с места как взбесившийся.

В Древней Руси был чрезвычайно распространён особый вид женской болезни, известный под именем кликушества. Эта болезнь проявлялась в форме припадков, более шумных, чем опасных, и поражала однообразием поводов и выбором мест для своего временного проявления. Та часть литургии верных, которая предшествует пению херувимской и великому выходу со святыми дарами, в сёлах и городах оглашается криками этих несчастных. Крики неслись в такой странной разноголосице, что на всякого свежего человека способны были произвести потрясающее впечатление не одной только своею неожиданностью или неуместной дерзостью, но и поведением присутствующих в церкви. При этом не требуется особенной сосредоточенности внимания, чтобы заметить, насколько быстро сменяется мирное молитвенное настроение присутствующих. На всех лицах появляется выражение болезненной тоски и вместе с тем сердечного участия и сострадания к несчастной. Ни малейшего намёка на резкий протест, ни одного требования удалить «одержимую» из храма. Мягкое и даже сердечное отношение к кликушам покоится на том предположении, что не человек, пришедший в храм помолиться, нарушает церковное благочиние и вводит в соблазн, но тот злой дух, который вселился в него и овладел всем его существом. Злой дух смущает молящихся нечеловеческими воплями и разными выкриками на голоса домашних животных. Чтобы прекратить этот соблазн, четыре-пять самых сильных мужчин охотно выделяются из толпы и ведут больную до царских врат к причастию, искренне веруя при этом, что борются не с упрямством слабой женщины, а с нечеловеческими силами сидящего в ней нечистого, кладут на землю и стараются укрыть белым покрывалом, для чего сердобольные жёны спешат принести ту скатерть, которой накрывали пасхальный стол с разговением, или ту, в которой носили на пасхальную заутреню для освящения яйца, куличи и пасху.

На Покров во время большой службы в Новодевичьем монастыре таких кликуш оказалось сразу две. Монахини и послушницы бросились успокаивать гавкающих и катающихся по полу женщин. В рядах послушниц, облачённых во всё чёрное, была и царевна Софья. Обладая немереной силой, она сжала кликушествующую женщину и поволокла её к царским вратам. Та подняла к царевне голову и хриплым голосом произнесла:

— Не спеши принимать постриг, ты аще будешь владети всем царством Русским, а твоентый милёнок возвернетси ко теби.

Софья вздрогнула и разжала руки, а кликуша вновь бросилась кататься по полу, пока не подоспели другие послушницы.

Всю службу царевна была в задумчивости. А после службы объявила матушке игуменье, что примет постриг лишь после Крещения Господня, чтобы более очиститься от греховных помыслов.

В конце декабря, ранним утром, когда солнце на востоке, застланное зимним туманом-инеем, только что появилось, озаряя новый день, в дом к Алмазову пришёл пан Кунцевич, чем непомерно удивил хозяина, не выказывающего к нему особой дружбы, но уважавшего за ум и верность своим убеждениям.

При виде католического креста на груди Кунцевича нянька и жена Оксинья, плюясь, ушли в другую часть дома. Андрей же не поднялся со скамьи приветствовать гостя.

   — Што привело тебе, пан Кунцевич, до мене в столь раннее время?

   — Помоги мене бежати в Польшу.

Андрей посмотрел в глаза гостя пристальней:

   — Што-то я не пойму. Пошто же я должен тебе помогати? Ты служишь коронному гетману, тайно шлёшь ему вести, я служу в Приказе тайных дел, ты Польше, я Руси. Ты — католик, я — православный.

Кунцевич опустил глаза:

   — Государь ваш, Алексей Михайлович, в ближайшие месяцы приставитси, и не в моих силах што-нибудь изменить в этом. Если среди его целителей и врачевателей буду и я — поляк, из-за меня могут обвинить и Польшу, а то не на руку ни Московии, ни нам. Когда-то я спас твою жизнь, спаси теперь мою.

Андрей надолго задумался. Затем встал, оделся и вместе с Кунцевичем отправился на двор Матвеева. Днём с грамотой к киевскому воеводе отъехал Савелий Сивой. При нем был странный слуга с чисто выбритым лицом.

Минуло Рождество. Ничем не отличалось оно от прежних лет. Так же чинно и торжественно справлялись все обряды, проходили пиры и приёмы.

Шестого января приспел большой выход царский, неотложный — крещенское водосвятие на Москве-реке. Десять тысяч человек облепили оба берега реки, любуясь красивым, величественным шествием, всем чином водосвятия. Зимнее солнце, много дней закрытое тяжёлыми тучами, теперь проглянуло над Москвой, словно для того, чтобы придать больше блеска и красоты всей картине.

В торжественном красивом шествии духовенства и первых чинов двора, при залпах из пищалей и орудии, в полном царском облачении, окружённый семьёй, на водоосвящении побывал Алексей Михайлович, Служил сам патриарх со всем кремлёвским клиром, в сослужении митрополитов, какие только были в тот день на Москве.