Вольдемар Балязин - Правительницы России

• Название: Правительницы России
• Автор: Вольдемар Балязин
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014829-1, 5-271-04362-2

За всю многовековую историю России на долю женщин выпало править чуть больше ста лет. В нелёгкое для страны время приходили они к власти, и нужно было немало мужества и сил, чтобы сохранить государство и уберечь общество от великих смут.

Княгиня Ольга и Елена Глинская, Софья Алексеевна и Екатерина I, Анна Ивановна и Елизавета Петровна и, наконец, Екатерина Великая — героини нашей книга. Автор не ставил перед собой задачи нарисовать полную историческую картину происходивших событий. Главная цель книги — показать личные судьбы и жизнь российских правительниц, их характеры и склонности, достоинства и недостатки. Перед нами — живые, мятущиеся натуры, чьи личные качества, симпатии и антипатии во многом определяли и ход событий в государстве, и сложные, противоречивые ситуации в очень непростом российском обществе.

---

После этого Пётр ушёл в спальню Екатерины, вытащил её в одной рубашке из кровати — между тем как был уже второй час ночи, — и привёл её к Понятовскому и Воронцовой. Потом все они стали болтать, смеяться и шалить и разошлись только к четырём часам утра.

Описав всё случившееся в своих мемуарах, Понятовский добавляет: «Я уверяю, что такое сумасшествие, каким всё это могло казаться, было сущей правдой. На другой день все заискивали у меня. Великий князь заставил меня ещё четыре раза приехать в Ораниенбаум. Я приезжал вечером, поднимался по потайной лестнице в комнату Великой княгини.

Там я находил Великого князя и Воронцову. Мы ужинали вместе, после чего он уводил её (Воронцову), говоря нам: «Ну, итак, дети мои, я вам больше не нужен, я думаю».

Войны внутренние и внешние

Роман Екатерины и Понятовского пришёлся на то время, когда Россия начала активные военные действия против Пруссии. В мае 1757 года семидесятитысячная русская армия, находившаяся под командованием фельдмаршала Степана Фёдоровича Апраксина, одного из лучших русских полководцев того времени, двинулась к берегам пограничной с Пруссией реки Неман.

Уже в августе была одержана первая крупная победа: при деревне Гросс-Егерсдорф русские войска разгромили корпус прусского фельдмаршала Левальда.

Однако вместо того чтобы идти на столицу Восточной Пруссии — Кёнигсберг, Апраксин отдал приказ возвращаться в Прибалтику, объясняя это недостатком продовольствия, большими потерями и болезнями в войсках. Этот манёвр породил в армии и в Петербурге слухи о его измене и привёл к тому, что на его место был назначен новый главнокомандующий — обрусевший англичанин, генерал-аншеф, граф Вилим Вилимович Фермер, успешно командовавший войсками в войнах со Швецией, Турцией и в последней войне — с Пруссией.

Апраксину же было предписано отправиться в Нарву и ждать дальнейших распоряжений. Однако распоряжений не последовало, а вместо этого в Нарву пожаловал «Великий государственный инквизитор», начальник Тайной канцелярии Шувалов. Следует иметь в виду, что Апраксин был другом канцлера Бестужева, а братья Шуваловы — ярыми его врагами. «Великий инквизитор», приехав в Нарву, незамедлительно учинил опальному фельдмаршалу строгий допрос, касающийся главным образом его переписки с Екатериной и Бестужевым.

Шувалову нужно было доказать, что Екатерина и Бестужев склоняли Апраксина к измене с тем, чтобы всячески облегчить положение прусского короля. Допросив Апраксина, Шувалов арестовал его и перевёз в урочище Четыре Руки, неподалёку от Петербурга.

Апраксин отрицал какой-либо злой умысел в своём отступлении за Неман и утверждал, что «молодому двору никаких обещаний не делал и от него никаких замечаний в пользу прусского короля не получал».

Тем не менее он был обвинён в государственной измене и все заподозренные в преступной с ним связи были арестованы и привезены на допросы в Тайную канцелярию.

14 февраля 1758 года, неожиданно для всех, был арестован и канцлер Бестужев. Его сначала арестовали и только потом стали искать, в чём бы обвинить. Сделать это было трудно, ибо Бестужев был честным человеком и патриотом, и тогда его обвинили, как впоследствии сообщала в своих «Записках» Екатерина, в «преступлении в оскорблении Величества и за то, что он, Бестужев, старался посеять раздор между Ея Императорским Величеством и Их Императорскими Высочествами».

Дело окончилось тем, что Бестужева выслали из Петербурга в одну из его деревень, но в ходе следствия подозрения пали на Екатерину, ювелира Бернарди, Понятовского, бывшего фаворита Елизаветы Петровны генерал-поручика Никиту Афанасьевича Бекетова и учителя Екатерины Адодурова. Все эти люди были связаны с Екатериной, Бестужевым и английским посланником Уильямсом. Из них лишь Екатерина, как великая княгиня, да Понятовский, как иностранный дипломат, могли бы чувствовать себя относительно спокойно, если бы не их собственные интимные отношения и сугубо секретные дела с канцлером Бестужевым, которые нельзя было расценить иначе, как антиправительственный заговор. А дело было ещё и в том, что Бестужев составил план, по которому, как только Елизавета Петровна скончается, Пётр Фёдорович станет императором по праву, а Екатерина будет соправительницей. Себе же Бестужев предусмотрел особый статус, который облекал его властью не меньшей, чем у Меншикова при Екатерине I. Бестужев претендовал на председательство в трёх важнейших Коллегиях — Иностранной, Военной и Адмиралтейской. Кроме того, он желал иметь звание подполковника во всех четырёх лейб-гвардейских полках — Преображенском, Семёновском, Измайловском и Конном. Свои соображения Бестужев изложил в виде Манифеста и прислал его Екатерине.

К счастью и для себя, и для Екатерины, Бестужев успел сжечь и Манифест и все черновики и таким образом лишил следователей серьёзнейшей улики в государственной измене. Более того, через одного из своих преданнейших слуг — камердинера Василия Григорьевича Шкурина (запомните имя этого человека, мы вскоре вновь встретимся с ним в обстоятельствах более чем неординарных) Екатерина узнала, что бумаги сожжены и ей опасаться нечего.

И всё же подозрение осталось, и Елизавета Петровна стараниями братьев Шуваловых, Петра и Александра, была уведомлена об альянсе Бестужев — Екатерина. Импульсивная и неуравновешенная императрица решила, хотя бы внешне, выказать своё неудовольствие Екатериной и перестала принимать её, что повлекло охлаждение к ней и значительной части большого двора.

А Станислав-Август оставался по-прежнему любовником великой княгини, и есть много оснований полагать, что в марте 1758 года Екатерина именно от него забеременела ещё раз и 9 декабря родила дочь, названную Анной. Девочку унесли в покои Елизаветы Петровны сразу же после рождения, и дальше всё происходило, как и четыре года назад, когда на свет появился её первенец — Павел: в городе начались балы и фейерверки, а Екатерину вновь оставили одну. Правда, на этот раз у её постели оказались близкие ей придворные дамы — Мария Александровна Измайлова, Анна Никитична Нарышкина, Наталья Александровна Сенявина и единственный мужчина — Станислав-Август Понятовский.

Анна Нарышкина, урождённая графиня Румянцева, была замужем за обер-гофмаршалом Александром Нарышкиным, а Измайлова и Сенявина были урождёнными Нарышкиными — родными сёстрами гофмаршала и доверенными наперсницами Екатерины. В «Записках» Екатерина сообщает, что эта компания собралась тайно, что Нарышкины и Понятовский прятались за ширмы, как только раздавался стук в дверь, а, кроме того, Станислав-Август прошёл во дворец, назвав себя музыкантом великого князя. То, что Понятовский был единственным мужчиной, оказавшимся после родов у постели Екатерины, выглядит достаточно красноречивым свидетельством, подтверждающим версию о его отцовстве.

В своих «Записках» Екатерина приводит любопытный эпизод, произошедший незадолго до родов в сентябре 1758 года: «Так как я становилась тяжёлой от своей беременности, то я больше не появлялась в обществе, считая, что я ближе к родам, нежели была на самом деле. Это было скучно для Великого князя... А потому Его Императорское Высочество сердился на мою беременность и вздумал сказать однажды у себя, в присутствии Льва Нарышкина и некоторых других: «Бог знает, откуда моя жена берёт свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребёнок, и должен ли я его принять на свой счёт».

И всё же, когда девочка родилась, Пётр Фёдорович был рад произошедшему. Во-первых, ребёнка назвали точь-в-точь как звали его покойную мать — родную сестру императрицы, — Анной Петровной. Во-вторых, Пётр Фёдорович получил, как отец новорождённой, шестьдесят тысяч рублей, которые, конечно же, были ему более чем необходимы.

Девочка прожила очень недолго и умерла 8 марта 1759 года. Её почему-то похоронили не в Петропавловском соборе, который с 1725 года стал усыпальницей дома Романовых, а в церкви Благовещения Александро-Невской лавры. И это обстоятельство тоже не ускользнуло от современников, наводя их на мысль о том, была ли Анна Петровна законной царской дочерью?

А события за стенами императорских дворцов шли своим чередом. 11 января 1758 года войска Вилима Фермера заняли столицу Восточной Пруссии — Кёнигсберг.

Затем 14 августа последовало кровопролитное и упорное сражение при Цорндорфе, в котором противники потеряли только убитыми около тридцати тысяч человек. Екатерина писала, что в бою под Цорндорфом было убито более тысячи русских офицеров. Многие из погибших прежде квартировали или жили в Петербурге, и потому сообщения о цорндорфском побоище вызвало в городе скорбь и уныние, но война продолжалась, и пока ей не было видно конца.

Вместе со всеми переживала и Екатерина. Совсем по-другому и чувствовал и вёл себя Пётр Фёдорович.