Фаина Гримберг - Примула. Виктория

• Название: Примула. Виктория
• Автор: Фаина Гримберг
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-025162-9, 5-271-09502-9, 5-9578-1049-5

«Викторианская эпоха» занимает особое место в английской истории, являясь своего рода символом стабильности, могущества и процветания страны.

Расширение колониальных владений (Индия, Бирма, Кипр и др.), успешное участие в войнах (Крымская, Афганская, англо-бурская), начало карьеры одного из виднейших политиков XX века Уинстона Черчилля — вот лишь немногие «вехи» более чем полувекового правления «королевы-матери».

Новый роман известной современной писательницы Фаины Гримберг посвящён истории жизни и правления выдающейся политической деятельницы девятнадцатого века, английской королевы Виктории (1819—1901). В романе использовано большое количество малоизвестных материалов, особое внимание уделено родственным и политическим связям Ганноверской династии и Дома Романовых.

---

Маленькую принцессу учили английской истории, начиная эту историю, однако, не с Боудикки, а с Вильгельма Завоевателя, основавшего в 1066 году династию норманнских королей на престоле Альбиона:

«Вильгельм Завоеватель с благословения папы римского быстро добился полного подчинения англосаксов, которые нуждались в твёрдой власти и видели на своём веку немало несправедливых захватов трона и земель. Эдвин, граф Мерсии, и Моркар, граф Нортумбрии, поддержали Вильгельма Завоевателя, и даже Стиганд, архиепископ Кентерберийский, нашёл это благоразумным и решил вместе с Эдгаром Этелингом отправиться к Вильгельму и предложить ему корону. Поначалу Вильгельм вёл себя очень сдержанно, но наглость его воинов-нормандцев...»

Виктория подрастала, и главным её наставником всё более становился лорд Мельбурн, премьер-министр. Он уже и тогда — лет в пятьдесят — был высокого роста, благообразным и почти седовласым. Он стал обучать будущую королеву государственному праву, ещё более подробно — истории, а также и практике конституционного правления. К этому времени она, кроме немецкого и французского, изучила ещё и итальянский язык.

Лорд Мельбурн имел основания сомневаться в правильном и добродетельном жизнеустройстве. Его личный опыт ясно показывал ему, что добродетель торжествует отнюдь не всегда. Кроме того, следовало ещё и разобраться в том, что такое являет собою эта самая добродетель! Увы! Люди слишком часто предпочитают добродетели предметы совершенно недобродетельные, наподобие музыки и поэзии. И в итоге подобное предпочтение стоит человечеству большого количества пролитой человеческой же крови. Люди, будьте добродетельны! Но им не хочется. И лорд Мельбурн всё это знал. И он учил будущую королеву решительно полагать в определённые моменты политической жизни, что «правильность формы несущественна», и что следует периодически устраивать тот самый «Бег по кругу»[43]!.. Но, забегая вперёд, скажем, что в дальнейшем Виктории случалось бурно отстаивать именно «правильность формы» и требовать бурно, чтобы политические деятели вместо бега по кругу замерли бы на месте! Принципам, внушённым лордом Мельбурном, она изменяла, когда бывала... влюблена! А эта сказка у нас ещё впереди!..

Но не стоит думать, будто Вики росла, совершенно не зная жизни. Напротив! Английская, пуританская, англиканская, протестантская добродетель основывалась именно на твёрдом знании того, что в жизни случается смерть, случаются тяжёлые болезни, совершаются преступления и, соответственно, производятся наказания. Это полезное знание Вики постигала, к примеру, по книге Мэри Марты Шервуд «История семейства Фэрчайлд». Первый том этого замечательного сочинения вышел из печати за год до рождения будущей королевы. А по второму и третьему томам учились уже дети Виктории!..

«Труба на доме упала, проломив в одном или двух местах крышу; с той стороны, где обвалилась садовая ограда, стёкла в окнах были разбиты. Между этим местом и лесом стояла виселица, на которой висел в цепях труп; скелет ещё не обнажился, хоть труп провисел здесь уже несколько лет. На повешенном был синий камзол, чулки, туфли; вокруг шеи был повязан шёлковый платок; вся одежда была ещё цела; но лицо его было так страшно, что дети не могли на него смотреть.

— Батюшка, батюшка, что это? — вскричали они.

   — Это виселица, — сказал мистер Фэрчайлд, — а повешенный — убийца, который сперва возненавидел, а потом убил своего брата! Когда люди воруют, их вешают, но потом снимают, убедившись, что они мертвы; если же человек совершил убийство, его вешают в железных цепях и оставляют на виселице до тех пор, пока не обнажится скелет, чтобы все, кто проходит мимо, поостереглись подобного примера.

   — Ах, батюшка, уйдёмте! — вскричали дети, цепляясь за отцовский камзол.

   — Прежде, — сказал мистер Фэрчайлд, — я должен рассказать вам историю этого несчастного».

И, естественно, рассказал. Впрочем, он также рассказал и показал своим детям, что смерть может произойти не только от повешения, но и от естественных причин:

«...Подойдя к двери, они ощутили какой-то неприятный запах, им совсем не знакомый: то был запах трупа, который, пролежав уже два дня, начал разлагаться... Весь вид его был ещё ужаснее и страшнее, чем ожидали дети... Наконец, мистер Фэрчайлд сказал:

   — Мои дорогие дети, теперь вы знаете, что такое смерть; это бедное тело быстро разлагается. Душа, я надеюсь, почиет в Бозе; но тленное тело должно, из-за грехов своих, пройти через могилу и рассыпаться в прах... Помните об этом, дети мои, и молитесь Богу, чтобы Он спас вас от греха.

   — Ах, сэр! — воскликнула миссис Робертс, — как меня утешают ваши речи».

Надо всем этим, конечно же, так легко посмеяться! Но я полагаю женщину, написавшую это, в тысячу раз более честной, нравственной и гениальной, нежели, к примеру, писатель Достоевский, её, между прочим, современник! В отличие от него, эта английская дама не предлагала читателям полюбить преступника; а в её описаниях трупов мы видим лишь спокойное приятие неизбежного, но не болезненное смакование чего-то такого, что всё-таки не следует смаковать!

И воспитанная подобным образом Виктория оставила нам в своих многочисленных письмах и дневниках прелестные образцы спокойного, правдивого и небрезгливого отношения к человеческой, а, следовательно, и к своей собственной жизни. И за это многие, подобные в своём лицемерии Достоевскому, называли королеву «лицемерной», «бездушной», и прочие в таком роде «комплименты», которые совсем и не комплименты, а упрёки!

А покамест она училась и читала...

«Потерянный рай», «Возвращённый рай» и «Самсон-борец» Джона Мильтона. Поэмы Длсона Драйдена. «Векфильдский священник» Оливера Голдсмита. «Путь паломника» Джона Бэньяна[44]...

И уже юной девушкой она увидела на сценах Ковент-Гардена и Друри-Лейн спектакли, поставленные по трагедиям Шекспира и комедиям Шеридана...

И вдруг она, ещё не достигшая отрочества, воздвигала в постели шатры из одеял и простынь, и повязывала голову фуляровым платком наподобие тюрбана. И Луиза фон Литцен вдруг делала вид, будто не замечает этих вольностей, этих порывов, то есть порывов к свободе...

В парке Вики играла в волан, перебрасывая деревянный мячик через сетку.

Она наслаждалась вишнёвым пирогом с кремом, дольками ананаса, жареной рождественской индейкой, сливочными помадками и горячими гренками с маслом. И все эти лакомства сливались в единый нектар, преображавший девочку из дома Ганноверов в истинную англичанку, что бы там ни перетолковывали недоброжелатели!..

И снова она углублялась в простоту и честность «Векфилдского священника». И джонбэньяновская «ярмарка тщеславия» заставляла грустить в предчувствии человеческих развращённости и продажности. Она любовалась описанием Титании и огорчалась, когда королева фей влюбилась вследствие козней в ткача Основу, наделённого ослиной головой[45]...

Луиза фон Литцен ознакомила свою воспитанницу с католической религией. Но, разумеется, для того, чтобы Виктория стала истинной протестантской королевой, истинной английской королевой! Девочку отвращали болезненный экстаз и монашеская жизнь. Нравственное мученичество, навязываемое католической церковью, представлялось отвратительным, равно как и ужасающее хвастовство, которым пронизывались рассказы житий святых об унижении высокородных дам, графинь и принцесс, превращённых в самых истерзанных рабынь на свете! А история Елизаветы Венгерской и её духовника Конрада Марбургского[46]! Сколько ужасающего разврата, отвратительного тиранства и гнусной нечестивости!..

* * *

Дядюшка Леопольд, король Бельгии[47], настоятельно советовал своей сестре, вдовствующей герцогине, не посвящать девочку в тот прекрасный, но в чём-то и не такой уж весёлый факт того, что её ожидает престол Альбиона!

«Следует подождать, покамест ей исполнится хотя бы двенадцать лет!» — писал Леопольд своей сестре, Виктории Кентской, урождённой Лейнингенской.

И девочке исполнилось двенадцать лет.

За два года до того, в 1830 году, восстали сельские наёмные рабочие. Девочка не знала. Впрочем, ещё совсем и не известно, что бы она предприняла, если бы знала! То время, когда её прямой потомок, отрасль её дома, новая королева Елизавета, пригласит во дворец простых парней из Ливерпуля, «жуков», уличных музыкантов, патлатых и отвязных, и посвятит их в рыцари, то время было ещё ой! как далеко...

Батраки жгли сено в стогах и ломали веялки и жатки, первые механизмы, машины, лишавшие их работы. Лорд Мельбурн побудил короля издать указ о созыве местных судебных коллегий. Эти коллегии скорым судом приговаривали зачинщиков восстания к смертной казни, длительному тюремному заключению или ссылке в Ботани-Бэй. В эту австралийскую бухту осуждённых везли закованными в цепи. Их было много. А рабочих из Толпаддла в Дорсетшире было всего лишь только шестеро. Они потребовали у хозяина увеличения платы за свой труд. Они захотели, чтобы вместо семи шиллингов он платил бы им целых девять шиллингов! За это своё требование они были осуждены и также сосланы на всю оставшуюся жизнь в страшно далёкую Австралию. И если осуждение множества людей Мельбурну ещё худо-бедно простили его соотечественники, то осуждение этих шестерых словно бы переполнило чашу народного терпения. Мельбурна возненавидели.