Фаина Гримберг - Примула. Виктория

• Название: Примула. Виктория
• Автор: Фаина Гримберг
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-025162-9, 5-271-09502-9, 5-9578-1049-5

«Викторианская эпоха» занимает особое место в английской истории, являясь своего рода символом стабильности, могущества и процветания страны.

Расширение колониальных владений (Индия, Бирма, Кипр и др.), успешное участие в войнах (Крымская, Афганская, англо-бурская), начало карьеры одного из виднейших политиков XX века Уинстона Черчилля — вот лишь немногие «вехи» более чем полувекового правления «королевы-матери».

Новый роман известной современной писательницы Фаины Гримберг посвящён истории жизни и правления выдающейся политической деятельницы девятнадцатого века, английской королевы Виктории (1819—1901). В романе использовано большое количество малоизвестных материалов, особое внимание уделено родственным и политическим связям Ганноверской династии и Дома Романовых.

---

Эдуард Морган Форстер — сам был англичанином; и потому, наверное, нам остаётся лишь согласиться с ним. Или не согласиться. Что же касается святого Георгия — Джорджа, святого покровителя Англии, то ведь тысячи английских солдат давно уже доказали, что они достойны покровительства этого небесного рыцаря.

Но кто же это породил английский национальный характер? Кто родил не только девять человек собственных детей, но и фактически всех англичан, какие они и есть и поныне? Кто? Она! Главная наша Героиня!

Она — альфа и омега, начало и... нет, не конец, а всё новые и новые начала!

Ещё один английский классик, Джон Голсуорси[39], сказал об этом так:

«...вспомните эпоху Виктории! Золотой век, когда стоило собирать вещи, заводить детей... Да где же теперь такие умы, которые могут сравниться с викторианцами — с Дарвином, Гекели, Диккенсом, Дизраэли, даже со стариком Гладстоном?..»

Золотой век, он, разумеется, не может длиться вечно. И всё же Голсуорси спрашивает:

«А почему бы не начать снова?»

Да, да, да! Вспомним золотой век, вспомним эпоху Победы! Вспомним и... начнём снова!..

Начнём. Но как же мы начнём? Например, так: снова предоставим говорить Эдуарду Моргану Форстеру:

«...Писатель и сам человек, а потому между ним и предметом его изображения существует сходство, которого нет в других видах искусства. Связан со своим материалом и историк, но, как мы увидим позже, не столь тесно. У художника и скульптора тесной связи и вовсе нет: им нет необходимости изображать человека, разве что они сами того пожелают. То же можно сказать и о поэте. Что касается композитора, то он, даже если захочет, неспособен вывести человека, не помогая себе программой. Романист же, в отличие от своих собратьев по искусству, компонует словесные ряды, в которых в общих чертах описывает себя самого (в общих чертах, ибо частности проявляются позднее), наделяя их именами и полом, одаряя правдоподобными жестами, заставляя с помощью кавычек произносить слова и даже иногда вести себя соответственно данной им роли. Эти словесные построения принято называть героями, или персонажами. Они отнюдь не являются плодом холодных рассуждений, а, напротив, нередко рождаются в волнениях и муках. Но, так или иначе, характер героя обусловлен теми чертами, какие писатель подметил в себе или других людях, и развивается в согласии с другими аспектами романа. Последнее — зависимость персонажей от других аспектов романа — составит предмет нашей следующей беседы. (А я вас, читатель, предупреждаю, на всякий случай, что следующей беседы с Форстером у нас не будет. Это я вас предупреждаю, я, Фаина, автор вот этого романа, который вы сейчас читаете. Читайте его, пожалуйста!). А сейчас займёмся их связью с реальной действительностью. Что отличает лиц, действующих в романе, от людей в жизни, подобных самому романисту, вам, мне или королеве Виктории?

Они непременно должны отличаться один от другого. Если героиня романа в точности повторяет королеву Викторию — то есть не примерно такая же, а в точности такая же, как королева Виктория, — значит, она и есть королева Виктория, и книга (или та часть её, где выступает эта героиня) уже не роман, а мемуары. Мемуары принадлежат истории и основаны на точных фактах. Роман же основан на фактах плюс-минус какое-то неизвестное, а неизвестное это, в которое входит и личность романиста, неизбежно преобразует смысл фактов, а иногда даже полностью их изменяет.

Историк описывает действия, характеры же раскрывает только в тех пределах, в каких может судить о них по действиям изображаемых лиц. Характеры интересуют его не меньше, чем романиста, но он может знать о них только то, что проявляется ими открыто. Если королева Виктория не сказала бы: «Нам скучно», — её сотрапезники не знали бы, что ей скучно, и этот факт не получил бы огласки. Она могла бы нахмуриться, и придворные по этому движению догадались бы о её настроении: взгляды и жесты тоже являются историческими свидетельствами. Но если бы она сдержалась, никто ни о чём бы так и не узнал. Скрытая жизнь души скрыта по определению. Как только скрытая жизнь обнаруживает себя во внешних проявлениях, она перестаёт быть скрытой и переходит в область действий. Задача романиста в том и состоит, чтобы показать скрытую жизнь души в её источнике, то есть рассказать о королеве Виктории больше, чем о ней известно из фактов, и таким образом создать характер, который окажется неравнозначным исторической королеве Виктории».

Я надеюсь, вы поняли?

А теперь — в путь!

Начинаем.

ОДИНОЧЕСТВО НЕВЕСТЫ

Несчастному безумному Георгу III оставалось прожить ещё год. Наследный принц Георг фактически уже правил. Два года тому назад он потерял единственную дочь Шарлотту. Год назад скончалась София Шарлотта Мекленбург-Стрелицкая, мать пятнадцати принцев и принцесс. Дальнейшая жизнь династии Ганноверов теперь словно бы отмеривалась песочными часами. Каждый возможный наследник был на счету.

Георг (покамест ещё не Четвёртый!) намеревался просмотреть почту после завтрака. Завтрак обычно подавался весьма обильный. И паштет из гусиной печёнки запивался обильно французским шампанским. «Вдова Клико» основательно кружила голову Георгу, сыну Георга, внуку Георга. Полнотелый почти король откинулся в кресле, выпятив живот. Вспомнил рисунок Джеймса Гилрея — «Сластолюбие во власти пищеварения».

Изображать будущего короля в таком виде! Вот она, Англия! Здесь правят не короли; здесь правят журналисты и художники-карикатуристы!

Сегодня вечером (но и вчера, и позавчера, и позапозавчера!) Георг хотел провести вечер в клубе «Олмэк», самом фешенебельном лондонском клубе, этаком «седьмом небе» аристократического Олимпа. Он всегда хотел проводить многие свои вечера в «Олмэке». И проводил. Ночи он тоже проводил кое-где. Он часто проводил время не так, как следовало бы почтенным будущим и настоящим королям и прочим достойным и почтенным господам.

Но нынешний вечер и нынешнюю ночь Георг провёл совершенно иначе. Всё началось с почты, которую он всё же просмотрел спустя час после завтрака. Примечательным он счёл лишь одно письмо, письмо из Лейнингена, от младшего брата, Эдуарда, герцога Кентского. Георг был на пять лет старше Эдуарда. Но покуролесить вместе братья всё же сумели. Было весело! Но теперь Эдди женат, уже целый год! Впрочем, его жене, Виктории Лейнингенской, не позавидуешь! Старина Эд и в законном браке не отказался от холостых привычек. О чём же он пишет? Вероятно, соскучился по Лондону, хочет вернуться. Но он ведь едва ли не самый выдающийся должник в Англии! В Лейнингене жизнь всё-таки дешевле, чем в английской столице... Хочет вернуться к своим кредиторам... Георг сломал печать.

Герцог Эд уведомлял брата о состоянии здоровья своей супруги. Герцогиня ждала ребёнка. Для принца Уэлльского это явилось новостью, и новостью приятной. Он хотел бы решительно подняться с кресла и резко и радостно походить по комнате. Но пухлое ожирелое тело подниматься не желало. Принц несколько засопел, недовольный собственным телесным составом, затем потянулся рукой и позвонил. Камердинер вошёл. Принц приказал подать одеваться, а также и коньяку подать.

Вечером в столовой Карлтон-хауза принц Уэлльский и братья-молодожёны, герцог Кембриджский и старина Вилли-Билл, подымали бесчисленные бокалы за здоровье будущего новорождённого, которому, возможно, придётся занять трон Альбиона.

Георг отправил герцогу Кентскому письмо. Принц Уэлльский обещался выплатить часть долгов брата и приглашал его и его супругу переехать в Англию, в Лондон. Для житья принц предназначал Эду и Виктории Кенсингтон-палас, Кенсингтонский замок-дом.

В Лейнингене спешно принялись укладывать сундуки.

* * *

Герцог и его жена ехали нескоро вследствие известного положения герцогини. Им случалось останавливаться в имениях сельских помещиков. Карета вставала. Бегали взад и вперёд слуги, вынося баулы, сундуки и свёртки. Горничная бежит с тёплым салопом и зонтиком.

Герцогскую чету принимали тепло, со всею возможной теплотой. Поили чаем с бренди. Дамы садились кружком и рукодельничали. Разговоры дам велись о беременностях и деторождении. Многие почтенные жёны находились в положении, подобном деликатному положению герцогини. Обыкновенное женское страстное желание напугать будущую молодую мать охватывало дамский кружок. Чепцы склонялись друг к дружке. Полушёпотом передавались из уст в уста прерывистые повествования о необычайно трудных родах, выкидышах и мертворождениях. Но герцогиня отличалась завидным умением пропускать мимо ушей всё то, что ей не хотелось слышать. Она как будто предчувствовала, что её материнство (и супружество, уж кстати!) будет однократным. Обретение жизненного опыта в кружках сельских леди нисколько не занимало её.