Алексей Нагорный - Рожденная революцией

• Название: Рожденная революцией
• Автор: Алексей Нагорный
• Издательство: Вече
• Жанр: Детектив
• Год: 2012

Эта повесть о суровых буднях созданного в 1918 году в милиции аппарата уголовного розыска. В него пришли, чтобы вступить в смертельную схватку с нарастающей преступностью, рабочие и крестьяне, в большинстве своем - молодые люди, ничего не знающие о способах и методах предстоящей борьбы. Все постигается опытом, "сыном ошибок трудных", который был тяжел, кровав и беспощаден. Герои повести ходят под крылом смерти, знают и понимают это. Они верят в то, что в уголовном розыске не место трусам и подлецам, хотя реальная жизнь не раз и не два опровергнет такую убежденность. Но человека везде и всегда ведет вера в добро и справедливость...

Вот - главное!

---

– Так точно, – сказал Афиноген. – Дожидается в дежурке. Позвать?

– Сейчас позовешь… Я еще вот что хотел вам сказать, братки. Связь Кутькова и Жичигина очевидна… И вот почему… – Трепанов вынул из сейфа несколько папок с делами, раскрыл одну из них. – Читать вслух не буду – кому интересно – потом ознакомится… Скажу одно: по архивам сыскной полиции Аристарх Николаевич Жичигин проходит как Пузырев Модест Семенович, мещанин города Житомира. В девятьсот шестом году он был исключен с четвертого курса юридического факультета в Петербурге. В тысяча девятьсот девятом году в Житомире Пузырев-Жичигин убил ювелира и был приговорен к двадцати годам каторжных работ. В тысяча девятьсот десятом году бежал с этапа вместе с мокрушником Бессоновым, он же Берендей Кутьков… Вот вам и конец ниточки…

– Начало, если по правде, – заметил Коля и вынул из кармана две стреляные гильзы. – Опять, – улыбнулся он Трепанову. – Капсюль разбит не по центру, имеется загогулина… Тот же самый маузер, товарищ Трепанов.

– Храни, – серьезно сказал Трепанов. – Арестуем владельца – предъявим ему счет… Афиноген, приведи сюда девушку.

Вошла Маша. Она уже успела прийти в себя, и только черные круги под глазами напоминали о недавнем.

– Здравствуйте, – сказал Трепанов, приглядываясь. – Садитесь…

Маша молча села. Вокруг стояли какие-то люди в гимнастерках и кожаных куртках, и все они были на одно лицо, как много раз повторенная фотография.

– Вы находитесь в Уголовном розыске города Москвы, – объяснил Трепанов. – Наша задача – отыскать убийц. Вы помните их приметы?

– Нет, – сказала Маша. – Но даже если и помнила бы – не сказала.

– Почему? – неприязненно спросил Никифоров.

– А кто меня защитит? Вы, что ли? Бандиты могут вернуться в любую минуту.

– А хоть бы и мы! – вызывающе сказал Никифоров.

– Стой, так не пойдет! – вмешался Трепанов. – Вы, барышня, насколько я понял, не доверяете нам?

– А почему я должна вам доверять? – Маша пожала плечами.

– Да нам Советская власть доверяет, а вы… – взорвался Никифоров.

– А я – нет, – спокойно подтвердила Маша. – Если угодно, я могу объяснить…

– Интересно, – протянул Афиноген.

Коля молчал. Девушка была очень красивая. Он был настолько поражен ее красотой, что потерял дар речи. Он только смотрел и смотрел на нее, почти не вникая в суть произносимых ею слов, и все время повторял про себя: «Надо же, какая… Ведь это надо же…»

– …Вот и посудите, что у нас с вами общего, – закончила между тем Маша, – и могу ли я вам верить.

– Во всяком случае, честно, – с уважением сказал Трепанов. – Но это все – в сторону. Мы обязаны, понимаете, не имеем права не договориться с вами! И мы вас убедим, вот увидите… А то, что вы из дворян… Эка беда… Теперь всем нам в одном государстве жить и новую жизнь строить. Главное, надо честно отказаться от прошлого… Нет к прошлому возврата, барышня, все!

– Помочь нам – ваш революционный долг! – заявил Никифоров. – И я рад, что вы это, наконец, начинаете понимать…

– Боже, какую чушь вы несете, – вздохнула Маша. – Я вам черное, вы мне – белое! Вы извините, господа. Я не хотела вас обидеть. Но говорить нам больше не о чем. Позвольте мне уйти?

– Вас проводит наш товарищ, – сказал Трепанов. – Скажите, барышня, а почему вы так уверены, что бандиты вернутся?

– Не знаю, – Маша отвела глаза в сторону. – Но меня это уже не касается. Жичигиных нет, я уеду, и пусть все кончится, как дурной сон…

– Нет, – Трепанов встал. – Вы будете жить у Жичигиных. Это раз. Комнат много, так что найдется место и нашему товарищу, – это два. Он будет вас охранять, – это три, и ждать, пока вы вспомните приметы налетчиков, – это четыре… Побудьте пока в коридоре, вас проводят.

Маша вышла. Трепанов несколько мгновений молчал – думал о чем-то, потом сказал:

– Приметы приметами, а суть в другом… Когда она сказала, что банда вернется, я ей в глаза смотрел… Она, братки, уверена, она ничуть не сомневается, что бандиты вновь придут… И вот это нам нужно! Это – главное… Правда, больше, чем одного человека, я в засаду дать не могу, нас всего ничего… – он обвел комнату рукой и улыбнулся. – Но мы ведь, братки, одним махом семерых побивахом, а? Кто пойдет?

– Только не я, – хмуро сказал Никифоров. – Она явная контра, а с контрой у меня разговор короткий… – Он похлопал себя по кобуре.

– Я бы пошел, – Афиноген почесал затылок. – Да вы же сами мне велели отчет писать. О проделанной работе…

– Я? – удивился Трепанов. – Когда это? Что-то я запамятовал.

– Я пойду, – вдруг сказал Коля, мучительно покраснел и отвернулся, чтобы скрыть смущение, но Трепанов сделал вид, что ничего не заметил.

– Хорошо, иди, – сказал он. – На всякий случай возьми второй револьвер…

До квартиры Жичигиных добрались без приключений. Маша шла впереди, Коля – в нескольких шагах позади.

Поднялись по лестнице. Маша открыла дверь.

Трупы уже увезли, в квартире был наведен относительный порядок… Коля с интересом осматривал мебель и полки с книгами. Подошел к аквариуму. Рыбки плавали у самой поверхности и жадно хватали воду…

– Жрать просят, – сказал Коля, развязывая узелок. – Нате, миленькие, разговляйтесь. – Он покрошил в аквариум хлеба. – Чайник у вас есть? – спросил он у Маши.

– На кухне, – сказала она и ушла в свою комнату.

Коля разжег плиту, поставил чайник. Нарезал маленькими кусочками хлеб, наколол сахар. Открыл буфет, нашел чистую салфетку, постелил на стол. Засвистел чайник, и Коля заварил чай.

– Барышня! – крикнул он. – Чашки-ложки у вас где?

Маша выглянула из-за дверей, внимательно посмотрела на него:

– В буфете… Вы из деревни приехали?

– Из Питера. А вообще из Грели мы… На Псковщине это…

– А в Питер вы в лакеи, конечно, приезжали поступать? – улыбнулась Маша. – В слуги к барам, – добавила она, видя, что Коля не понял слова «лакеи».

– С чего вы взяли? – обиделся Коля. – Мы сроду никому слугами не были… Вы лучше чашки достаньте. И ложки. И давайте чай пить.

– Давайте, – согласилась она. – А вы зря обиделись. Из вас на самом деле вышел бы отменный лакей. Если бы вы пришли к нам – я бы уговорила папа́ принять вас на службу. У вас прекрасные внешние данные.

– Да будет изгиляться-то, – рассердился Коля. – Давайте чай пить.

– А вы мне станете прислуживать? – надменно спросила Маша. О, как она ненавидела его в эту минуту! Как она ненавидела всех этих революционеров, самоуверенных, наглых, с заранее готовым ответом на любой вопрос, с постоянной усмешкой превосходства на губах, с этим вечным желанием похлопать всех и каждого по плечу или выпустить из нагана все пули в лицо «классового врага»… «Какое страшное время… – думала Маша. – Какие страшные люди…»

А Коля смотрел на нее и думал о том, что вот встретилась раз в жизни такая красота, да и та – «чуждый элемент», и нет у них ничего общего и во веки веков не будет, потому что метет яростный ветер революции сухие дворянские листья и нет такой силы в мире, которая могла бы преградить путь этому ветру, да и зачем? Ведь тот, кто работает для вечности, должен быть выше личного…

Коля остыл и с грустной усмешкой посмотрел на Машу:

– Вы голодная, я вижу… Чем меня шпынять – лучше ешьте… С голодухи и черный хлеб – пряник… А вы, чай, кроме пряников, ничего не ели?

– Узок мир муравья, – сказала Маша и взяла чашку. – Ладно, бог с вами…

Коля бухнул ей огромный кусок сахара и подвинул хлеб:

– Ешьте. Зачем дуться, как мышь на крупу…

Сначала робко, а потом с плохо скрываемой жадностью Маша стала есть. Коля удовлетворенно улыбнулся и тоже принялся за еду.

– Я вот смотрю, книг у вас много. Интересное что-нибудь читаете?

– Вы помолчите, пока не проглотили, а то подавитесь, – сказала Маша. – Сейчас я читаю «Опасные связи» Шодерло де Лакло.

– Это про контрреволюцию?

– Неужели вы всерьез думаете, что завоюете мир? – спросила она с презрением.

Коля понял, что сморозил глупость.

– Я, кроме псалтыря, ни одной книжки не прочел. А вы прочли много. Только у вашего класса все позади. Ваш класс уже больше ничего не прочитает. А я прочитаю и Шодерло, и сто тысяч других книг! И то пойму, чего до меня никто понять не смог, до самой сути докопаюсь!

– Дай бог нашему теляти волка поймати, – сказала Маша с усмешкой, но Коле послышалось в ее голосе скрытое уважение.

– Ничего. Мы псковские, мы – поймаем…

На смену Коле пришел Афиноген. Он скромно устроился на кухне у плиты. Вынул из кармана словарь русского языка и углубился в чтение.

Маша заперлась в своей комнате. Она перелистывала страницу за страницей и вдруг поймала себя на мысли, что не понимает прочитанного. Виконт де Вальмон и маркиза де Мартейль не занимали ее. Она думала о случившемся, но не гибель Жичигиных волновала ее. Она жалела несчастную Галину Николаевну, с некоторой долей злорадства вспоминала Аристарха Николаевича – так ему и надо, старому лицемеру и подлецу, получил свое, но все это было уже в прошлом и с каждым мгновением это прошлое отступало все дальше и дальше, и какое в сущности было ей дело до двух совершенно чужих ей, даже враждебно к ней настроенных людей? Разве потерпела бы покойная Галина Николаевна ее, Машу, после того, как застигла супруга чуть ли не у ног девчонки, подобранной на улице из милости! Какое ей дело до чужих… Нет ей никакого дела до чужих, но ведь она думает о них снова! Об этих «хамах» из уголовного розыска. Один ушел – совершеннейший моветон и быдло, второй пришел – за обложкой словаря прячет духовную нищету, а вообще-то, все они одним миром мазаны, – и те, и эти… Что Кутьков, то и дубина-начальник из полиции или как ее там? Им бы всем убить, ограбить, изнасиловать. И чего он там сидит, этот болван со словарем?