Эдуард Борнхёэ - Последняя реликвия

• Название: Последняя реликвия
• Автор: Эдуард Борнхёэ
• Издательство: Книжный Дом
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-985-17-0531-9

 Эдуард Борнхёэ (1862-1923) - эстонский писатель, автор ряда исторических повестей и многих рассказов. Его важнейшее произведение — роман «Князь Гавриил, или последние дни монастыря Бригитты» (1893), известно современникам по кинофильму «Последняя реликвия».

Автор ярко и динамично повествует о временах длительной Ливонской войны (1558–1583), когда войска Ивана Грозного стояли осадой у неприступных стен Таллина (Ревеля), и об удивительном переплетении судеб русского князя Гавриила и молодой эстонской баронессы Агнес.

---

— Этого не тронь, Иво!..

Словно глухое рычание вырвалось из груди Гавриила. Еще немного — и он накинулся бы на обидчика, и он заткнул бы этот грязный рот, посмевший пачкать память честного человека.

Видя, как изменился в лице Гавриил, храбрый воин Шенкенберг оторопело отступил на шаг назад и схватился за меч.

— Я вижу, ты человек опасный, — сказал он нетвердым голосом.

— Габриэль!.. — донесся тут из-за занавеса мягкий умоляющий голос.

Агнес слышала их разговор и не хотела допустить ссоры.

Гавриил, услышав ее голос, задрожал всем телом. Он понял, что в своем внезапно вспыхнувшем гневе зашел чересчур далеко. Сдержать себя было очень не легко, но Гавриил все же нашел силы овладеть собой.

— Ладно! Не сердись, Иво! — сказал он спокойно. — Чего не случается между братьями! Мы ведь с тобой выросли вместе, зачем же нам постоянно травить и задирать друг друга?

Иво молчал, но меч спрятал.

Гавриил продолжал примирительно:

— Я никогда не таил злобы ни против тебя, ни против твоего брата; если иногда я, по своей вспыльчивости, бывал неправ, то сам из-за этого и страдал. Что мешает нам сейчас помириться и впредь оставаться друзьями?.. Подумай, ты счастливее меня и сейчас гораздо могущественнее, а долг всех счастливых и могущественных — проявлять милосердие и великодушие.

— Как скор ты на слова! Я сам знаю, что повелевает мне долг, — проворчал Иво. — Нечего тебе меня учить. Моя первая обязанность — обезвредить опасного пройдоху.

— Где ты здесь видел пройдоху? — через силу улыбнулся Гавриил.

— А тебя я видел!.. Ты — сын русского бродяги и бежал из дома моего отца прямо в Россию. Кто мне поручится, что ты теперь не русский шпион?

— Нет, Иво, никакой я не шпион, — сказал Гавриил серьезно и печально; он подумал, что говорить с Иво Шенкенбергом ему будет куда труднее, чем с молокососом Рисбитером.

— Не шпион, говоришь? — нагло осклабился Шенкенберг. — Это, как видно, произошло совершенно случайно — что русские напали на Куйметса именно в то время, когда ты там находился?

— Я пришел туда совсем с другой стороны и ничего не мог знать о намерении русских, стоявших в Пайде. И сам, кстати, мог в ту ночь оказаться в числе убитых.

— Удивительное совпадение! — насмешливо произнес Иво. — Зачем же ты тогда явился в Куйметса? На красотку рыцарскую дочь поглазеть? Что тебе там вообще нужно было?

— Ничего, — Гавриила уже изрядно утомил этот разговор, но он ничего не мог поделать, ибо здесь не он задавал тон. — Я проходил мимо лагеря, и сам начальник мызных воинов пригласил меня туда.

— Откуда же ты шел и куда направлялся?

— Я шел из Вынну, направляясь в Таллин.

— Что ты делал в Вынну?

— Был воином в русском отряде.

— Вот видишь! Опять странное совпадение, — насмешливо заметил Иво. — А теперь сам послушай, что у нас выходит с твоих слов… Русский воин из Вынну случайно попадает в мызный лагерь, и сам начальник, барон Мённикхузен, случайно снисходит до того, что приглашает его к себе. Вскоре случайно нападают русские, режут всех направо и налево, а русскому воину Гавриилу удается бежать. А зачем ему было бежать, я спрашиваю. Он же мог просто сказать русским, что он и сам русский…

— А разве не ясно, что я спасал фрейлейн Агнес, — опять начинал выходить из себя Гавриил.

— Это все так ясно, что невольно поверишь, — тонко улыбнулся Иво Шенкенберг.

— Я же сказал, тебе, что шел в Таллин.

— Что тебе нужно было в Таллине?

— Я разыскиваю своего отца. И давно. Ты это знаешь.

— Твой отец, вероятно, первый бургомистр в Таллине? — в открытую издевался Иво.

— Мой отец живет в Швеции, — Гавриил отлично понимал: что бы он тут ни говорил, названый брат все равно отыщет повод поиздеваться — такой уж Иво был человек.

— Весьма вероятно, — не стал возражать Иво, — если только голод или виселица не сократили его драгоценную жизнь… Тише, тише, — осадил он. — Оставь свою дубинку в покое. То прекрасное время, когда мы угощали друг друга кулаками и дубинками, уже давным-давно миновало. Сейчас мы с тобой поговорим по-другому.

Иво отдернул занавес у входа в шатер, велел десяти человекам войти и, указывая на Гавриила, сказал:

— Свяжите этого человека и отведите его в палатку моего брата.

Ополченцы Шенкенберга, будто волки, накинулись на Гавриила и в несколько мгновений скрутили его.

В ту же минуту в другой половине шатра раздался болезненный, душераздирающий вопль:

— Не трогайте его, умоляю!..

Гавриил вырвался из рук ополченцев, бросился к постели Агнес и упал перед девушкой на колени.

В глазах Агнес отражались безумное отчаяние и безысходность.

— Они хотят тебя убить? — воскликнула она с ужасом.

— Это не беда, милая Агнес… но что будет потом? — в смятении чувств Гавриил глядел на любимую, словно хотел наглядеться на нее навсегда, навсегда.

Сильные руки снова схватили его сзади за ворот и за руку. Как разъяренный лев, вскочил Гавриил, стряхнул с себя нападавших, вытащил из дубинки меч и воскликнул, сверкая глазами:

— Живым никто меня не свяжет! Да падет моя кровь на твою голову, Иво Шенкенберг!

— Не разыгрывай комедию, — холодно и как-то отстраненно, будто умелый отпор Гавриила его нисколько не впечатлил, сказал Иво. — Никто здесь не жаждет твоей крови, но ты подозрительный человек и за тобой надо следить. Ты останешься в заключении, пока мы не придем в Таллин.

— А потом?

— А потом суд разберет, виновен ли ты в разгроме Куйметса. Если суд решит, что ты не виновен, ты можешь с миром отправляться на поиски своего отца.

— Господа, господа!.. — вдруг перебила их Агнес. — Выслушайте меня!

Она приподнялась на постели, глаза ее лихорадочно горели, на бледном лице появилась легкая краска; девушка была изумительно хороша в своем глубоком душевном волнении.

Как зачарованный глядел на нее Иво.

В шатре все затихло.

— Вам известно, Иво Шенкенберг, что я — дочь владельца Куйметса, Каспара фон Мённикхузена? — сказала Агнес твердым голосом.

— Да, я это знаю уже, — пробормотал Иво. — Что из того?

— Хорошо. Я свидетельствую… я клянусь, что этот человек не виновен в трагедии Куйметса. Верите вы моему свидетельству, моей клятве?

— Я верю, что вы, высокочтимая фрейлейн, этому верите; но, к сожалению, мой долг перед родиной повелевает мне быть недоверчивым, — ответил Иво, сладко улыбаясь. — Нас с вами, сударыня, легко обмануть. Вы плохо знаете господина Гавриила. Он очень опытный, изворотливый тип. Столько всего наговорит, что вы и имя свое позабудете…

— Вы оскорбите меня и моего отца, если тронете этого человека, — возвысила голос Агнес.

— Ваш-то отец тут при чем?

— Рыцарь Мённикхузен могущественен, и он дорожит своим воином Габриэлем.

— Я не боюсь угроз, — холодно заметил Иво.

— Вы меня превратно поняли, господин Шенкенберг. Я и не думала угрожать, я лишь прошу вас как друга, — в лице Агнес снова не осталось ни кровинки; она, кажется, едва удерживалась от того, чтобы опять не лишиться чувств; и только осознание важности момента поддерживало в ней последние силы.

— Не унижайте себя, фрейлейн фон Мённикхузен, — вмешался Гавриил, хмуря брови. — Вы расточаете бисер перед…

— Вы сами видите, уважаемая фрейлейн, как упрям этот человек, — сказал Иво, пожимая плечами. — Но не страдайте вы так за него! Даю вам честное слово, фрейлейн фон Мённикхузен, что я не жажду его крови. Хотя он, смотрите сами, как дерзок. Я не трону и волоска на его голове, если он сегодня или завтра не выведет из терпения меня или моих людей.

— Вы можете поклясться? — с великой надеждой посмотрела на Иво Агнес.

— Могу. Но скажу вам для ясности… На этом человеке лежит подозрение в тяжких деяниях, и он должен оправдаться перед судом в Таллине.

— Я не боюсь суда, но связать себя сейчас не позволю, — твердо сказал Гавриил.

Агнес с отчаянием вглядывалась в лицо Иво — низкий лоб, глубоко посаженные глаза, выдающийся упрямый подбородок; похоже, уступок здесь ждать было бесполезно.

— Габриэль… на одно слово! — тихо позвала Агнес.

Гавриил с готовностью склонился над ней.

— Помни, милый друг: твоя смерть — это и моя смерть, — прошептала ему на ухо Агнес. — Прошу тебя! Смирись ради меня!

— Ты этого желаешь? — печально шепнул ей Гавриил, поглядывая искоса на дюжих ополченцев.

— Я думаю, так будет лучше.

— Ты не знаешь Иво.

— Я знаю своего отца. Он выручит нас, едва обо всем узнает, — слабым голосом молвила девушка.

— Ах, Агнес! Я привык полагаться только на себя. Но если ты просишь…

После этих слов он выпрямился, бросил свой меч к ногам Иво и глухо произнес:

— Теперь делай со мной что хочешь, брат!

В одну минуту руки его были связаны за спиной. Еще раз с грустной улыбкой склонил он голову перед Агнес, и осмелевшие ополченцы потащили его вон из шатра.