Чабуа Амирэджиби - Дата Туташхиа

• Название: Дата Туташхиа
• Автор: Чабуа Амирэджиби
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990

Образ Даты Туташхиа — это образ человека-легенды. Его дальние родственники — Робин Гуд и Дон Кихот. Он — борец за справедливость, радетель за унижаемых. Человек страстного темперамента, проницательного ума, большого мужества. Будучи натурой цельной, он не поступается своими принципами — и гибнет. Практически неуязвимый для преследователей, гибнет от руки своего сына-подростка, направляемой двоюродным братом — полицейским деятелем, который «самозабвенно любил Дату Туташхиа, считал его родным братом и видел трагедию в его скитальческом существовании». Действие разворачивается в конце прошлого — начале нынешнего века на Кавказе, в Грузии, в Петербурге.

---

— Думаешь, посадят? — спросил он. — Тюремные доспехи проветриваешь?

— Опять куда-то бежать, к черту на рога. Надоело мотаться по белу свету. Сяду, посижу, отпустят — куда им деться?

Уже солнце спускалось, когда приятели остановились на развилке двух дорог.

— Как хочешь, но я передам туда, пусть, как подобает, встретят. Больше месяца продержат — получишь деньги.

— Деньги у меня есть.

Иалканидзе долго смотрел на молчавшего приятеля, и вдруг перехватило горло… В протоколе его допроса было записано: «Сердце мне подсказало, что я вижу его в последний раз».

— И скажи на милость, какая муха меня укусила, — проговорил Иалканидзе. — Не было бы ничего, если б тебя не увидал. А увидал — и натворил делов… Не могу толком объяснить… Понимаешь, при тебе всегда хочется что-то необыкновенное сотворить. Это на всякого нападает, кто с тобой рядом очутился. И что в тебе такого замешано…

Иалканидзе свернул направо, а Туташхиа пошел вниз по Ингури. Там, в долине, были у него дела. Он менял лошадей. То на своем коне ехал, то на жеребце, которого привел Биляль.

Оставив Зугдиди по левую руку, он вышел на дорогу, ведущую в Самурзакано, и в полночь бросил камешек в окно Ноко Басилая.

Соседские собаки на той стороне улицы подняли лай, предупреждая хозяев, что пожаловал чужой. Набросив на плечи архалук, Ноко Басилая вышел встретить гостя.

— Пришел?..

— Здравствуй, Ноко! Есть у тебя кот? — спросил абраг.

— Есть.

— А мешок у тебя небольшой найдется? Сунь в него кота и принеси сюда. И еще возьми палку с аршин длиной или чуть поменьше, остругай с одного конца, да поострее, и тоже сюда принеси. Кот твой вернется этой же ночью… Да! Привяжи ему к лапе бечевку с локоть длиной!

Собаки уже совсем остервенели, и все же слух Туташхиа уловил, как скрипнула дверь в домишке Мосе Джагалиа. Абраг прижался к забору — там, где было потемнее. Мосе Джагалиа полз на карачках прямо к нему, ему и в голову не приходило, что за ним следят. Собаки, пораженные странным поведением хозяина, разом умолкли.

— Мосе, если ты пес, почему не лаешь, а если человек — почему на четвереньках? — спросил Туташхиа, подпустив Мосе почти к своим ногам.

Джагалиа молчал — куда теперь деваться?

— Ты вроде в конюхах служил, Мосе-батоно? — спросил Туташхиа.

Джагалиа долго не мог сообразить, смеется над ним абраг или нет, и вообще, к чему это. Ничего путного в голову ему не пришло.

— Да, я семнадцать лет у Дгебуадзе конюхом прослужил, — предпочел он сказать правду.

Выйдя из укрытия, Туташхиа вскочил на забор и устроился поудобнее.

— Ну, раз так, ты лошадей знаешь. А теперь поднимись, дружок, и подойди поближе. Дело у меня к тебе есть. Я — Дата Туташхиа.

У Джагалиа чуть сердце не разорвалось, но делать нечего, подошел, и вовсе оробев.

— Я коня привел. Такого другого коня во всей Грузии не сыщешь, а за ним нужен уход, хорошие руки, умелые. Вот тебе двадцать пять рублей… бери!

То ли сон, то ли обман, то ли ловушка… Джагалиа уже прощался с детьми, внуками и всей родней, но руку все же протянул и, почувствовав, как деньги оттянули карман, подумал — может, не сон и не капкан?

— Вот так-то. Днем его из конюшни не выводи. Корми и пои, как надо. В чистоте и холе держи. Придет к тебе от меня человек и скажет, кому и когда надо будет этого коня отвести. Сделай милость, повтори все, что я тебе сказал.

Абраг заставил Джагалиа затвердить также то, что надо будет передать человеку, которому он отведет коня.

Джагалиа от страха едва волочил ноги. Вышел Ноко Басилая с мешком, из которого вырисовывалась кошачья голова. Кот тоскливо мяукал, а Джагалиа никак не мог взять в толк, зачем Туташхиа понадобился соседский кот. Когда же Ноко увел лошадь Туташхиа, Мосе Джагалиа вообразил, что Туташхиа обменял свою лошадь на кота. Он чуть ума не лишился от всей этой чертовщины, и бог знает, что бы еще взбрело в его воспаленную голову, если б он снова не услышал голос Туташхиа.

— Не думай, Мосе, что я про твои дела не знаю. Полиция дает тебе три рубля в месяц, чтобы ты примечал тех, кто по ночам приходит к Ноко Басилая. Я тебе это прощаю, но брось ты это паршивое занятие. Зачем тебе на старости лет совесть за трояк продавать? А теперь иди, забирай коня, смотри за ним, да и о своей голове не забывай!

Джагалиа увел коня, а Дата пожелал Ноко Басилая спокойной ночи и ушел.

То, что Туташхиа никогда б не вошел в дом, предварительно не выяснив, что творится в нем, вокруг него, тем более, что в этом доме его дважды обкладывали, — сообразить большого ума не требовалось, да я и не собираюсь относить это за счет глубокой мудрости Мушни Зарандиа. Неожиданность была в том, что именно это обстоятельство Зарандиа и попытался обратить в свою пользу. Прежде, чем попасть к Бечуни Пертиа, ему надо было разузнать, что происходит в ее доме, а для этого следовало понаблюдать за ним откуда-нибудь поблизости. На склоне горы, над самым домом Бечуни Пертиа, расположилась небольшая мельница. Разумеется, в этих местах Туташхиа мог появиться лишь ночью. Для разведки нужно время. Раз, другой обозреть окрестность — этим не обойдешься, нужно здесь побыть, осмотреться, как следует. И собаку мельника должно взбудоражить длительное присутствие незнакомого человека, и так или иначе, но она даст хозяину знать и заставит его насторожиться. Дальше все зависело от сноровки и смекалки подкупленного Зарандиа мельника. В случае, для Зарандиа идеальном, мельнику удалось бы убить абрага. На самый худой конец мельник должен был успеть сообщить полиции, что Туташхиа сидит в доме Бечуни Пертиа. Шарухиа, хозяин мельницы, отказался бы сотрудничать с полицией даже в молодые годы, а сейчас, когда он был глубоким стариком, никакая сила не заставила бы его выдать преследуемого человека. Вербовать его было бессмысленно, и Зарандиа нашел другой выход. Он отыскал подходящего человека, некоего Бониа, дал ему пятьсот рублей и навел на мысль купить мельницу Шарухиа. Бониа хорошо знал в лицо Туташхиа. Он привел с собой презлейшую овчарку и поселился на мельнице. В ту дождливую ночь, когда Туташхиа передал Джагалиа коня, заканчивался четвертый месяц житья Бониа на мельнице.

Пройдя двенадцать верст, Туташхиа в третьем часу ночи подощел к мельнице. Собака подняла отчаянный лай и разбудила спавшего на тахте Бониа. Шагах в десяти от бесновавшейся овчарки Туташхиа воткнул в землю острым концом палку, вытащил из мешка кота с болтавшейся на лапе бечевкой, привязал его к палке и направился к мельнице.

Бониа еще не успел сообразить, кто бы это мог быть, как вошел Туташхиа. Хозяин приблизил к лицу вошедшего коптилку и при ее свете тотчас узнал Туташхиа. Револьвер у мельника лежал под подушкой, но то ли он понял, что так впрямую ему не опередить Туташхиа с выстрелом, а может быть, просто растерялся и ничего похожего ему в голову не пришло, — так или иначе, но момент был упущен.

Овчарка, унюхав кота, разбушевалась еще больше. С хрустом и треском ворочались жернова. Туташхиа сбросил бурку, нашел на стене гвоздь и повесил ее над головой Бониа, который как сидел, так и не поднимался с тахты.

— Подвинься, Бониа, отдохну немного.

Бониа подвинулся к изголовью. Абраг кивнул в изножье. Бониа перекочевал на другой край тахты, не сказав ни слова. Левой голенью Туташхиа ощутил прикосновение твердого предмета, сунул руку под подушку, вытащил оттуда новенький револьвер и рассмеялся от всей души — как было не порадоваться своей проницательности! Бонна сполз на пол, к коленям абрага:

— Нужда прижала! Взял грех на душу! Прости меня, Дата, не убивай, не пусти детей по миру. Я все скажу. Жив буду — вернее меня никого под небом не найдешь!

— Что верности в тебе хоть отбавляй — это я вижу. Поди сядь вон на ту табуретку. Разделываться с тобой мне ни к чему.

— Тогда зачем же ты пришел, Дата-батоно? — спросил Бонна, несмело улыбнувшись.

— Что тебе обещали за меня? — тоже улыбнулся абраг.

Бонна хотел было прикинуться дурачком, но понял, что тут не пофинтишь:

— Мельницу купили, овчарку дали, пятнадцать рублей в месяц платят, ну и…

— Говори!

— Пять тысяч посулили, если убью тебя, — выдавил он из себя.

— Да, в большом убытке и ты, и они… А ты когда-нибудь убивал?

Бонна чуть заметно качнул головой:

— Выучили, как стрелять… на эту оказию… в Кутаиси.

— Как же ты на такое дело пошел — и толку в нем не знаешь, и уметь ничего не умеешь?

— Да кабы не нужда и горе, разве б я пошел, Дата-батоно? Прошлый год — тиф: двух покойников из дому вынес. Год уж скоро, поминать надо, а я на могилу еще и камня не положил… Кукурузы и чего еще соберу — хватает моим на два месяца, больше не растянешь. Четверых народил, а все девочки. Поставлю я их на ноги, подниму — так без приданого кому они нужны? — Бонна только что не плакал.