Эдгар По - Собрание сочинений в четырех томах. Том 1

• Название: Собрание сочинений в четырех томах. Том 1
• Автор: Эдгар По
• Издательство: Фолио
• Жанр: Поэзия
• Год: 1995
• ISBN: 5-7150-0178-1, 5-7150-0177-3

В первый том сочинений входит поэзия Эдгара По. Основу книги составили переводы прославленных поэтов "Серебряного века" - Константина Бальмонта и Валерия Брюсова. Особенностью настоящего издания является то, что здесь в наиболее полном объеме собраны русские переводы лирики По, создававшиеся на протяжении более чем ста лет. В итоге читатель получит возможность составить себе максимально близкое к подлиннику представление о "Вороне" и других шедеврах великого американского романтика, а также проследить различные этапы освоения его поэтического творчества в России.

---

ВОРОН[67]

Как-то в полночь, утомленный, я забылся, полусонный,
Над таинственным значеньем фолианта одного;
Я дремал, и все молчало… Что-то тихо прозвучало —
Что-то тихо застучало у порога моего.
Я подумал: «То стучится гость у входа моего —
Гость, и больше ничего».

Помню все, как это было: мрак — декабрь — ненастье
выло —
Гас очаг мой — так уныло падал отблеск от него…
Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки
Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего, —
О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, —
Не оставив ничего…

Шелест шелка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах —
Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего;
И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной:
«То стучится бесприютный гость у входа моего —
Поздний путник там стучится у порога моего —
Гость, и больше ничего».

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,
Восклицая: «Вы простите — я промедлил оттого,
Что дремал в унылой скуке — и проснулся лишь при стуке,
При неясном, легком звуке у порога моего». —
И широко распахнул я дверь жилища моего —
Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая
В ощущеньях, человеку незнакомых до того;
Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,
И единственное слово чуть прорезало его —
Зов: «Ленора…» — Только эхо повторило мне его —
Эхо, больше ничего…

И, смущенный непонятно, я лишь шаг ступил обратно —
Снова стук — уже слышнее, чем звучал он до того.
Я промолвил: «Что дрожу я? Ветер ставни рвет, бушуя, —
Наконец-то разрешу я, в чем здесь скрыто волшебство —
Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство —
Вихрь, и больше ничего».

Я толкнул окно, и рама подалась, и плавно, прямо
Вышел статный, древний Ворон — старой сказки божество;
Без поклона, смело, гордо, он прошел легко и твердо, —
Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего
И вверху, на бюст Паллады, у порога моего
Сел — и больше ничего.

Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо
Улыбнулся я, — так важен был и вид его, и взор:
«Ты без рыцарского знака — смотришь рыцарем, однако,
Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатер!
Как зовут тебя в том царстве, где стоит Ее шатер?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».

Изумился я сначала: слово ясно прозвучало,
Как удар, — но что за имя «Никогда»? И до сих пор
Был ли смертный в мире целом, в чьем жилище опустелом
Над дверьми, на бюсте белом, словно призрак древних пор,
Сел бы важный, мрачный, хмурый, черный Ворон
древних пор
И назвался «Nevermore»?

Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,
Точно в нем излил всю душу, вновь замкнул ее затвор.
Он сидел легко и статно — и шепнул я еле внятно:
«Завтра утром невозвратно улетит он на простор —
Как друзья — как все надежды, улетит он на простор…»
Каркнул Ворон: «Nevermore».

Содрогнулся я при этом, поражен таким ответом,
И сказал ему: «Наверно, господин твой с давних пор
Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока
И отчаялся глубоко и, судьбе своей в укор,
Затвердил, как песню скорби, этот горестный укор —
Этот возглас: «Nevermore…»

И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой
Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор
И на бархатные складки я поник, ища разгадки, —
Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних
пор, —
Что хотел сказать зловещий, хмурый Ворон древних пор
Этим скорбным «Nevermore…»

Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор;
Мысль одна сменялась новой, — в креслах замер я суровый,
А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, —
Ах, на бархат их лиловый, озаренный так в упор,
Ей не сесть уж — nevermore!

Чу!.. провеяли незримо, словно крылья серафима —
Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковер:
«Это Небо за моленья шлет мне чашу исцеленья,
Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор!
Дай! — я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — произнес я, замирая, —
Ты — пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
Занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый,
В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, —
Говори: пройдет ли рана, что нанес его топор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, —
Ты — пророк. Во имя Неба, — говори: превыше гор,
Там, где Рай наш легендарный, — там найду ль я,
благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, —
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».

«Если так, то вон, Нечистый! В царство Ночи вновь умчись
ты.
Гневно крикнул я, вставая: «Этот черный твой убор
Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне, —
Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! Верни душе простор!
Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore».

И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный черный Ворон,
Над дверьми, на белом бюсте, — там сидит он до сих пор,
Злыми взорами блистая, — верно, так глядит, мечтая,
Демон, — тень его густая грузно пала на ковер —
И душе из этой тени, что ложится на ковер,
Не подняться — nevermore!

ВОРОН[68]

Как-то ночью одинокой
я задумался глубоко
Над томами черной магии,
забытой с давних пор.
Сон клонил, — я забывался…
Вдруг неясный звук раздался,
Словно кто-то постучался —
постучался в мой затвор…
«Это гость, — пробормотал я, —
постучался в мой затвор,
Запоздалый визитер…»

Ясно помню тот декабрьский
Лютый ветер, холод адский,
Эти тени — по паркету
черной бахромы узор, —
Как меня томило это,
как я с книгой ждал рассвета
В страшной скорби без просвета —
без просвета по Линор,
По утраченной недавно
светлой, ласковой Линор,
Невозвратной с этих пор.

Вдруг забилось неприятно
сердце в страхе под невнятный
Шорох шепотный пурпуровых
моих тяжелых штор;
Чтоб унять сердцебиенье,
сам с собою без смущенья
Говорил я, весь — волненье:
«То стучится в мой затвор,
Запоздалый гость, — смущенно
он стучится в мой затвор,
Этот поздний визитер».

Взяв себя немного в руки,
крикнул я в ответ на стуки:
«О, пожалуйста, простите, —
я сейчас сниму затвор!
Задремал я… рад… приятно…
но стучались вы невнятно,
Было даже непонятно —
непонятно: стук ли, вздор?..
А теперь я различаю —
это точно — стук, не вздор!..»
Дверь открыл: ночной простор.

Никого! В недоуменьи,
с новым страхом и в смущеньи
От неведомых предчувствий,
затаившийся, как вор,
Я смотрел, на все готовый,
в сумрак холода ночного,
И шепнул одно лишь слово,
слово-шепот, в ночь: «Линор»…
Это я сказал, но где-то
эхо вторило: «Линор»…
Тихий, жуткий разговор.

Я захлопнул дверь. Невольно
сердце сжалось острой болью.
Сел… и скоро вновь услышал
тот же звук: тор-тор… тор-тор…
«А-а, — сказал я: — так легка мне
вся загадка: стук недавний —
Дребезжанье старой ставни…
только ветер… мелочь… вздор…
Нет, никто там не стучался, —
Просто ставни… зимний вздор…
Мог бы знать и до сих пор».

Быстро встал, — окно открыл я.
Широко расставив крылья,
Крупный ворон — птица древняя —
в окно ко мне, в упор,
Вдруг вошел, неторопливо
всхохлил перья, и красивым
Плавным взлетом, горделиво,
— словно зная с давних пор, —
Пролетел, на бюст Паллады сел…
как будто с давних пор
Там сидел он, этот Ворон.

Сколько важности! Бравады!
Хохотал я до упаду:
«Ну, нежданный гость, привет вам!
Что ж, садитесь! Разговор
Я начну… Что много шума
натворил ты здесь, угрюмый
Ворон, полный древней думы? —
Ну, скажи — как бледный хор
Называл тебя — в Аиде
бестелесных духов хор?»
Ворон крикнул: «Nevermore».

Я вскочил от удивленья:
новое еще явленье! —
Никогда не приходилось
мне слыхать подобный вздор!
«Вы забавны, Ворон-птица, —
только как могло случиться
Языку вам обучиться
и салонный разговор
Завязать, седлая бюсты?
Что ж, продолжим разговор,
Досточтимый «Nevermore»…»

Но на белом четко-черный
он теперь молчал упорно,
Словно душу всю излил
в едином слове ворон-вор!
И опять понурый, сгорблен,
я застыл в привычной скорби,
Все надеясь: утро скорбь
утишит… Вдруг, в упор,
Неожиданно и властно,
с бюста белого, в упор
Птичий голос: «Nevermore».

Вздрогнул я: ответ угрюмый
был в том крике мне на думы!
Верно, ворону случалось часто
слышать, как повтор,
Это слово… звук не нежный…
Знать, его хозяин прежний,
Зло обманутый в надеждах,
повторял себе в укор,
Обращаясь безотчетно к ворону,
ронял укор
Безысходным: «Nevermore».

Весь во власти черной тени,
в жажде предосуществлений,
Я теперь хотел жестоко
с этой птицей жуткий спор
Завязать, — придвинул кресло
ближе к бюсту… и воскресла —
Там в мозгу моем воскресла,
словно грозный приговор,
Логика фантасмагорий,
странно слитых в приговор
С этим криком: «Nevermore…»

И теперь меня глубоко
волновали птицы Рока —
Птицы огневые очи,
устремленные в упор.
Свет от лампы плавно лился,
он над вороном струился…
Я мучительно забылся, —
мне казалось: с вечных пор
Этот черный хмурый ворон
здесь, со мной, с извечных пор
Со зловещим: «Nevermore».

Словно плавное кадило
в кабинете воскурило
Фимиамы, и туманы
наплывали с алых штор.
Простонал я: «Дух угрюмый,
что томишь тяжелой думой?
Обмани предвечным шумом
крыльев черных, и Линор
Позабыть совсем дай мне —
дай забыть мою Линор!»
Крикнул ворон: «Nevermore».

«Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
За душой моею выслал Ад
тебя? — Хватай же, вор!
Ветер… злая ночь… и стужа…
В тихом доме смертный ужас —
Сердце рвет он, этот ужас,
строит склеп мне выше гор…
Ну, хватай! Ведь после смерти
позабуду я Линор!»
Крикнул ворон: «Nevermore».

«Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
Там, где гнутся своды неба,
есть же Божий приговор!
Ты скажи — я жду ответа —
там, за гранью жизни этой
Прозвучит ли речь привета
иль пройдет хоть тень Линор —
Недостижной здесь навеки,
нежной, ласковой Линор?»
Крикнул ворон: «Nevermore».

В непереносимой муке
я стонал: «О, пусть разлуки
Будет знаком это слово,
мой последний приговор!
Вынь из сердца клюв жестокий,
ворон, друг мой, — одиноко
Улетай в Аид далекий,
сгинь в неведомый простор,
Населенный привиденьями
аидовый простор!»
Крикнул ворон: «Nevermore».

И зловещий, и сердитый
все сидит он и сидит он,
Черный ворон на Палладе,
охраняя мой затвор…
И от лампы свет струится…
И огромная ложится
От недвижной этой птицы
на пол тень… И с этих пор
Для души моей из мрака
черной Тени — с этих пор —
Нет исхода — Nevermore.

ВОРОН[69]