Алан Силлитоу - Начало пути

• Название: Начало пути
• Автор: Алан Силлитоу
• Издательство: Журнал "Иностранная Литература" № 8, 9 (1973)
• Жанр: Современная проза
• Год: 1973

Роман известного английского писателя А.Силлитоу "Начало пути" (1970) повествует о приключениях Майкла Каллена — молодого человека, стремящегося всеми дозволенными и недозволенными средствами занять "достойное" место в обществе. Вышибала в стриптиз-клубе, водитель у крупного гангстера, контрабандист — таковы "первые шаги" героя. Написанный живо и увлекательно, роман легко читается и может быть интересен широкому кругу читателей.

Из журнала "Иностранная Литература" № 8, 9 (1973)

---

У него тряслись руки, он даже выронил вилку. И не поднял ее, не попросил другую, стал доедать одним ножом, и чем больше я наливался шампанским, тем более зловещим казался мне нож в его руке.

— А убивать все равно ни к чему, — сказал я. — Вышвырните ее вон — и дело с концом.

— У меня нет на это сил.

— Да, не повезло ей с мужем — до того малосильный, только и может, что убить.

Стюардесса налила нам кофе.

— Я думал, вы писатель, — не без язвительности усмехнулся он. — Если вы и вправду писатель, вы должны понять: другого выхода у меня нет.

— А потом как же? — спросил я.

— Время остановилось. Нет больше покоя, ни единой минуты, нигде, никогда. На всем поставлен крест. Нет больше покоя, и любви нет.

— Да вы святой: вон чего захотели — покоя и любви — сказал я. — Первый раз встречаю святого — и где: в самолете, тридцать тысяч футов над землей!

В порыве добрых чувств он вдруг стиснул мою руку.

— Рад, что вы так говорите. Вы далеко пойдете как писатель.

Я протянул свою чашку, чтоб мне налили еще кофе, тут как раз самолет тряхнуло и горячая клякса разлилась у меня на брюках. Если мы разобьемся, его жена, считай, выиграла сто тысяч.

— Теперь мне полегчало, — сказал он. — Полезная штука — поесть и выпить шампанского. Пожалуй, и правда, я еще не конченый человек. После всего, что творилось у меня в душе на той неделе, я уже стал в этом сомневаться.

— Вот и хорошо, — сказал я. — Может, теперь вам и дома будет не так погано.

— Ну нет. В таком настроении я еще сильней ее ненавижу. Только в таком настроении я и могу ее убить. Во мне и дно океана, и выси небесные. И душа моя мечется между бездной и высью.

Он не плакал, но из глаз у него поползли слезы. Я приподнял бокал.

— А все-таки выпьем за счастливое приземление.

Он улыбнулся, и лицо у него стало совсем добродушное, будто всю душевную неурядицу как рукой сняло.

— А я вот мечтаю найти какое-нибудь глухое, укромное местечко, чтоб было где писать в тишине да в покое, — признался я. — В городе мне все равно как ореху в щипцах, давит он меня, только треск стоит. Чувствую, надо вырваться и засесть за работу.

— Это несложно, — сказал он. — Пока тянулась вся эта история с женой, мы с ней иногда говорили, что хорошо бы найти какой-нибудь уголок за городом и наезжать туда, попытать счастья — может быть, там вновь оживет наша любовь. Жена, конечно, никогда в это не верила, просто как только узнавала, что где-то продается что-то подходящее, пользовалась случаем отослать меня из города, а сама в это время без помех встречалась с любовником. Ничего, скоро конец всем ее похождениям. Через час я вернусь и сразу же сделаю, что задумал. Я знаю, как я это сделаю. А пока вот что я вам скажу: в Фенах продается дом при старом железнодорожном полустанке. Он последнее время пустует, и как будто никто им пока не заинтересовался, так что, я думаю, за тысячу двести фунтов вы сможете его получить. У меня есть о нем все нужные сведения. — Он достал из портфеля несколько листков и протянул мне. — Я там был, место безлюдное, тихое, спокойнее не найти. Перед этой поездкой я хотел было его купить, но теперь с таким же успехом уступлю его вам. Здесь вот отчет инспектора. Дом в хорошем состоянии, разве что потребуется несколько галлонов краски.

Я сунул листки в карман.

— А вам самому они не понадобятся?

— Нет, нет. Я больше не нуждаюсь ни в покое, ни в укромном уголке.

— Тогда спасибо, — сказал я. — А может, ваша ненависть к жене — та же любовь?

— В раю оно, может, и так, а в нашем грешном мире — нет. Я уже никогда ее снова не полюблю.

Самолет приземлился, я сошел по трапу вслед за своим спутником, а в автобусе, на пути к таможенному залу, стал малость в сторонку и разглядел его еще лучше: рубашка и галстук прямо сверкают, бородка аккуратненько подстрижена, шляпа самая модная, такой, видать, чистюля, любую женщину отпугнет. Наверно, надо предупредить его жену, сказать — он помешался, хочет ее прикончить, пускай поостережется. Я все не знал, как поступить, вышел за ним следом из автобуса и прошел в таможенный зал. Таможню мы случайно миновали в одно время. И вдруг он резко повернул голову и кинулся бежать, да так, будто кто-то ему на ушко скомандовал: стой, мол, сдавайся, а он все равно решил дать стрекача, хоть и нет надежды вырваться.

Смотрю, посреди зала стоит женщина, красивая, тоненькая, в скромной шляпке, в светло-сером костюме, и радостно и робко так улыбается, будто не хочет улыбнуться пошире — боится, что уже не нужна ему или что он не заметит улыбки, пройдет по ней самой, как его такси проехало по издыхающей кобыле. Только опять у меня ошибка вышла, потому как безотцовщина я, а такие чаще всех ошибаются. Он бежал к ней, и она его увидела. Я смотрел во все глаза. Они обхватили друг дружку, будто любовники, которые не виделись сто лет, и чего-то бормотали и тяжко вздыхали, вот честное слово, хотите верьте, хотите нет. Они у всех на глазах расцеловались, и у него на лице застыла улыбка, а она по-прежнему робко так улыбалась и глаза прикрыла, будто какая сила ее захватила и она не может с собой совладать и к тому же не хочет видеть никого, кто, может, смотрит на них со стороны; и уж конечно она не хочет признать, что, когда кинулась в аэропорт прямо с заседания Женского христианского клуба, ее гнала страсть. Это было прямо трогательно — живая реклама цеха любовников, и у меня тоже разгорелся аппетит. Они в обнимку пошли к эскалатору, будто им по шестнадцать лет.

После всех его разговоров я думал, он прямиком отправится домой и вспорет ей живот, а теперь карты вроде показывали совсем другое, и я просто не верил своим глазам. Ошибка моя показывала, какой я еще младенец и как плохо разбираюсь в жизни. Только одно я и извлек из этого знакомства: сведения о заброшенном полустанке — там можно будет укрыться, когда я надумаю порвать с Джеком Линингрейдом и компанией. В ближайшие сутки пэтнийские любовники будут наверняка заняты только друг дружкой, и надо его опередить, махну-ка я завтра спозаранку в Фены, посмотрю домик — ведь раз он помирился с женой, он, пожалуй, опять захочет сам купить это прибежище.

Я предвкушал встречу с Бриджит и Смогом, но квартира была пуста. На столе лежало письмо, — оказалось, они со Смогом вернулись домой. Муж отыскал их, позвонил по телефону и плакал, рыдал, умолял вернуться: теперь, мол, они заживут все вместе, как счастливое и любящее семейство. Смог не хотел идти. Бриджит пришлось силком тащить его из квартиры, а он визжал и брыкался. Больше всего он расстраивался, что надо возвращаться в школу, писала Бриджит, и что теперь конец увлекательной игре в побег от папаши.

Я встал под душ — пускай льющаяся вода составит мне компанию и смоет тяжесть путешествия. За каждую поездку я почему-то порядком худел, правда, и уставал изрядно, трусил, как бы меня не схватили, и еще, может, совесть меня мучила — зачем вообще этим занимаюсь, так что я барахтался из последних сил, оттого, видно, и худел сверх меры. Мне казалось, из меня высосали всю кровь, а потом я лег, закурил сигару и как вспомнил — завтра увижу этот самый полустанок, сразу взбодрился. Посмотрел расписание поездов и позвонил в Хантингборо агентам Смату и Банту.

— Стоит дешево, потому что расположен за пределами пригородного пояса, — сказал мне агент, — но другого такого чудного местечка не сыскать. Я бы сказал, как нарочно для вашего брата писателя.

Участок был плоский, заболоченный, зеленовато-серый, но в хмуром бескрайнем небе как раз пробился солнечный луч, и все стало отливать металлическим блеском. Красота. Впервые с тех пор, как два года назад я выехал на своей старой калоше из Ноттингема, я почувствовал себя свободным человеком. В Лондон возвращаться не хотелось, но вот беда: я понятия не имел, куда ж тогда податься.

— Правда, на эти старые станции нелегко выправить закладную. Уж не знаю почему.

— Я плачу наличными.

Агент с лёта вырулил на горбатый мостик, пересекающий дамбу, и меня так тряхнуло, чуть голова не оторвалась.

— Тогда все в порядке, — сказал он не удивленно и не уважительно, а скорее с завистью.

Ближайшая деревня называлась Верхний Мэйхем; миновав ее, мы проехали еще полмили и свернули в тупик, и в нем, в самом конце, находился этот полустанок — достаточно далеко даже от самых ближайших домов.

— Есть у вас еще покупатели?

— Были двое или трое, да отпали. Один лондонец, из Пэтни, совсем уже собирался купить, но что-то давно глаз не кажет. Кто первый пришел, тот и счастье нашел. У меня ключи только от черного хода. — Он первым делом отворил деревянную калитку, она тут же сорвалась с петель и упала. Он поднял ее, прислонил к стене. — Здесь, наверно, сыровато, но на то это и Фены. Разок-другой протопите, только и всего.

Он отворил черный ход, и оттуда понесло затхлым. Внизу были три скромные комнатки и еще каморка при кухне.