Сергей Серегин - Байки из суфлерской будки

• Название: Байки из суфлерской будки
• Автор: Сергей Серегин
• Жанр: Прочий юмор

---

Сергей Серегин БАЙКИ ИЗ СУФЛЕРСКОЙ БУДКИ

Хауна по-русски и по-татарски

Когда-то в Казанском ТЮЗе было две труппы: русская и татарская. Каждая из них, разъезжая по республике, показывала спектакли в соответствии с языком туземцев. И вот однажды (то ли администратор перемудрил, то ли еще что случилось) заслали русских актеров в глухую татарскую деревеньку… Конец первого акта. Занавес. В зале — гробовая тишина. «Должно быть, проняли народ!» — для себя решают актеры, и с большим еще воодушевлением играют второй (и последний) акт. Финал, поклоны, занавес. Ни хлопка, ни вскрика. Актеры не знают, что и подумать. И тут из переднего ряда поднимается аксакал, поворачивается лицом к зрителям и произносит: «Кансырт хауна». Народ встает и молча выходит из зала. Потом уже председатель колхоза очень благодарил «уважаемых деятелей театра» и фразу аксакалову перевел: «Представление закончено». Только русские почему-то придали второму слову совершенно иной, не очень приличный смысл (видимо, по созвучию). «Кансырт хауна», — раздраженно говаривали в труппе, когда приходилось играть всякую лабуду.

Находчивый дровосек

В 70-80-е годы пьеса «Маленькая фея» была необычайно популярна. Ставили ее чуть ли не во всех кукольных театрах страны. И не то чтобы «Фея» блистала литературным качеством, но — простенькая, непритязательная — в самый раз для детского спектакля. Добро в том спектакле (в лице дровосека Горана) побеждало зло (в лице волшебника Фу-Ты), спасая прекрасную, но слабосильную фею. Дети-зрители, конечно же, помогали добру, и сказание завершалось свадьбой.

В одной из сцен раздосадованный Горан кричал негодяю-волшебнику: «Чтоб тебе повиснуть на суку!». Фу-Ты в этот момент проваливался за ширму, монтировщик дергал за леску, и Фу-Ты-дубль, вопреки закону всемирного тяготения, повисал-таки на раскидистом клене. Очень эффектная получалась картинка!

И вот, на 2005-м спектакле в маленьком провинциальном театре леска порвалась. Предусмотрительный монтировщик заранее шепнул об этом актеру. Но актеру не до того! Он ведет напряженный любовный диалог с феей.

Кульминация. Разгоряченный Горан орет во всю глотку: «Чтоб тебе!..» — и только тут понимает, что взлететь на дерево Фу-Ты никак не может. Секундная пауза. И… сообразительный дровосек выпаливает первое, что приходит в голову: «Чтоб тебе свалиться с сука!!».

К счастью, дети, так и не поняли, почему хохотали взрослые.

О естественных нуждах вождя пролетариата

40-е годы. Тяжкие времена. Мужиков явная недостача. В одном прибалтийском театре поставили пьесу «Ленин в Разливе». И надо ж такому случиться, что единственный Владимир Ильич — горький пьяница.

Приходит он на спектакль, как положено, за два часа до начала. Вождя одевают, гримируют, укладывают — авось, проспится и протрезвеет.

…Десять минут до открытия занавеса.

Ленин исчез.

Помреж, монтировщики, актеры, уборщицы облазали все театральные закутки. Нет Ильича! А зрители, между тем, волнуются. Парторг театра места себе не находит: саботаж! провокация! срывается важнейшее политическое мероприятие!

«А-а, гори оно все! — машет рукой главреж. — Занавес!». И занавес открывается.

В глубине сцены стоит знаменитый шалаш. Журчит себе ручеек, шумят себе кустики (каждый листочек выделан так, что не отличишь от живого). Крестьяне на авансцене обсуждают тяжелую жизнь при царизме.

И тут, как будто так и положено, из шалаша вылезает Ленин (никто и не подумал туда заглянуть). «Ух ты!» — восклицают крестьяне. А Владимир Ильич поднимается, осоловело глядя вокруг, подходит к кустам и расстегивает ширинку…

Прожекторы и софиты успели вырубить вовремя.

От чего умирают Кащеи

В театре кукол поставили «Ивана-царевича». Как это принято было в 80-90-е годы, частично — живьем, частично — с куклами, частично — с тенями.

Долго думали, что делать с иглой. Если маленькая — из зала не видно. Если большая — какая ж она игла? И решили, в конце концов, что лучше Ивану просто кокнуть яйцо утиное. Разобьется яйцо — и Кощей подохнет.

…Тени, как известно, говорить не умет. Потому во время Иванова путешествия появлялась в окошке бабушка-сказительница и комментировала увиденное.

Для Аллочки роль бабуси — как сольная партия. Заливалась она соловьем, и текста ей не хватало. Совсем не хватало. Алла импровизировала:

— Шел Иван-царевич дорогой трудною, вдруг видит — перед ним дуб высок. А на самой вершине, на веточках — ларец золотой. И напряг Иванушка силушку, но никак не свалить…

В общем, тут появлялся медведь, ронял-таки дерево, ларец разбивался, из него выскакивал заяц, волк хватал зайца, в небо взлетала утица, настигал ее сокол, яичко падало в море, щука приносила его герою… Апофеоз:

— Взял Иван-царевич свое яйцо — вот она, смерть Кощеева!

Бюрократы и туалеты

В 70-е годы в одном из ленинградских театров поставили «Тени» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Спектакль получился плохонький, текст сложный, ни режиссером, ни актерами не проработанный, в общем — скучища и полный завал.

Единственное, что удалось, так это декорации. И главное — бумаги много. Сыплется она с колосников, оседает в корзинах и устилает сцену. Потому как постановка — о бюрократах.

В том сезоне приехали в Ленинград русские французы, потомки эмигрантов первой волны. Поводили их на экскурсии и затащили на «Тени».

Смотрят французы, скучают… Вдруг, солидный такой господин встает и направляется к выходу. Идет господин по холлу — прямиком к женскому туалету.

«Месье, куда вы? Вам не туда», — ласково обращается к гостю помреж. Остановился француз, глянул на помощника режиссера сверху вниз, презрительно выдавил из себя: «Бо-ма-га!..» — и дальше пошел.

Как потом выяснили дотошные актеры, иностранца привело в бешенство гигантское количество бумаги на сцене и полное ее отсутствие в мужском туалете.

Встающая зелень

1 января, 12.00. Несчастные не выспавшиеся актеры играют спектакль «Морозко» на детском утреннике.

Если помните, смысл сказки в том, что одна сестра была работящей, а другая — лентяйкой. Обе оказались в гостях у Морозко, и первой выпала награда, а второй — позор.

Работящая сестричка по ходу действия взбивает снежную перину. Морозко хвалит ее: «Хорошо ты, девица-красавица, перину мою белую взбила. Мы периной той укроем на зиму травку — пусть поспит, отдохнет. А придет весна, выглянет солнышко и растопит перину. Тогда и травка поднимется. Зазеленеет!».

Но 1 января — сами понимаете… Еле держась на ногах, на сцену выходит Морозко и тупо разглядывает работящую сестрицу: «Хорошо ты, девица-красавица… эт-та… уложила… его. Пусть… эт-та… отдохнет зимой. А придет весна, выглянет солнышко, он встанет и за-зе-ле-не-ет!».

Про Волка и Снежную Бабу

В некоем питерском театре работала замечательная актриса. В молодости играла героинь, в возрасте — характерные роли, а в старости ей достались комические старухи и халтура в новогодних утренниках. Актриса, повторяю, была замечательная, и единственный ее недостаток — «кололась» на сцене. Стоило ей показать палец, и начинался смех, остановить который никто не в силах. И все бы ничего, но в старости наша актриса, как только рассмеется, так тут же и описается (простите уж за интимную подробность). В тот же театр на должность помощника режиссера прислали отставного военного — человека ответственного и волевого, который пытался как-нибудь эдак дисциплину наладить в творческом коллективе и страдал безмерно, когда с трудом наведенный порядок вновь превращался в хаос. И вот, за пять минут до начала новогоднего утренника выясняется вдруг, что Волк на спектакль не пришел. Может, проспал, а может, в запой ударился. Что делать? Стали играть без хищника. Дружат белочки с зайчиками, хороводы водят, Снежную Бабу лепят (играет ее старушка-актриса). Подходит время, когда пора появиться Волку. Вероятно, артисты нашли бы, как выкрутиться, но помреж не вынес столь грубого нарушения дисциплины. Впопыхах он напялил на себя волчий костюм и — впервые в жизни! — шагнул на подмостки. «А вот я вас!» — сдавленным голосом крикнул Волк, появляясь из-за кулис. И белочки с зайчиками застыли, пытаясь удержать хохот. Потому что майор-отставник от волнения все перепутал и надел шерстяные штаны так, что хвост — длинный, пушистый — болтается у него не сзади, а спереди. Случалось и не такое. И снова опытные актеры превозмогли бы себя, как-нибудь дотянув до финала проклятый спектакль. Если б не звонкий мальчишеский голос с первого ряда: «Смотрите, смотрите! Снежная Баба тает!..».