Стивен Кинцер - Перевороты. Как США свергают неугодные режимы

• Название: Перевороты. Как США свергают неугодные режимы
• Автор: Стивен Кинцер
• Жанр: Публицистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-90941-4

Ни одна нация в современной истории не свергала правительства других стран так часто и так далеко от своих границ, как США. Заговоры и спецоперации, прямая интервенция и тонкое, деликатное манипулирование – для утверждения новой американской глобальной империи все средства хороши.

Книга американского журналиста, ветерана New York Times Стивена Кинцера беспощадно и объективно отслеживает, как почти полтора века цинично и бесцеремонно Америка устраивает перевороты в разных уголках мира. Гавайи и Куба, Никарагуа и Гондурас, Иран, Вьетнам, Чили, Гренада, Афганистан, Ирак… Список стран, правительства которых стали жертвой политических амбиций США, и без того обширный, продолжает пополняться и сегодня.

Поводы, методы и риторика год от года меняются, но неизменным остается причина – желание США упрочить свою власть, навязать свою идеологию и завладеть ресурсами, приглянувшимися новой империи. Проблема только в том, что, когда США берут на себя право решать, какое правительство представляет собой угрозу, и затем жестко его уничтожают, в мире скорее нарастает напряжение, чем восстанавливается порядок.

---

Несколько тысяч действительно сложили оружие, и генерал Артур Макартур объявил восстание «почти полностью подавленным». Однако он поспешил. Оставшиеся на поле боя мятежники сражались со все большей яростью. В сентябре 1901 года они напали на американские позиции на острове Самар с такой жестокостью, что вызвали самые суровые ответные меры, на какие только были способны офицеры США.

Инцидент начался с самой обычной высадки пехотинцев около Балангиги. Некоторые понимали, что оказались на незнакомой местности. Когда солдаты приблизились к берегу, один лейтенант взглянул вдаль и сказал товарищам: «Мы направляемся на земли филиппинцев».

Американцы покоряли Балангигу несколько недель и подчинили ее, согласно свидетельствам, путем заключения населения под стражу, пыток и изнасилований. На рассвете двадцать восьмого сентября солдаты привычно поднялись под звуки побудки и, за исключением караульных, отправились на завтрак. К караульному подошел начальник полиции города и начал вежливый разговор, как вдруг в его руке появился длинный кинжал, которым он ударил американца. В тот же миг зазвонили церковные колокола. Десятки мятежников, что заранее проникли в город, повыскакивали из убежищ. Они яростно набросились на безоружных американцев. Буквально через несколько минут лагерь был залит кровью. Некоторые солдаты ухитрились добраться до лодок и поплыли в сторону базы, которая располагалась в тридцати милях выше по побережью. Из семидесяти четырех человек в гарнизоне выжило лишь двадцать, и то с многочисленными ножевыми ранениями.

Новости о «резне в Балангиге» мгновенно достигли Штатов. Люди, едва начавшие понимать, что творится на той войне, были поражены. Американские командиры на архипелаге были в неменьшем изумлении, однако имели возможность ответить повстанцам. Так они и поступили. Они приказали полковнику Джейкобу Смиту, который участвовал в бойне на ручье Вундед-Ни в Южной Дакоте десять лет назад, отправиться на Самар и сделать все необходимое, дабы подчинить мятежников. Взяв под командование оставшиеся гарнизоны, Смит приказал убить всех жителей старше десяти лет и превратить остров в «бесплодную пустыню».

«Пленников не брать, – скомандовал он. – Убивайте и жгите. Чем больше убьете и сожжете, тем больше я буду рад».

Американские солдаты с упоением исполняли его приказы. Сперва они сровняли с землей Балангигу, затем продолжили бушевать и в деревушках. Памятуя, что противники уже скрывались под видом мирных жителей, солдаты убивали всех подряд. Их подогревало страстное желание отомстить за товарищей – они уничтожили сотни людей, сожги урожаи, вырезали скот и разрушили десятки поселений.

Во время долгого и плохо спланированного марша сквозь джунгли на Самаре одиннадцать морпехов скончались от голода и заражения. Их капитан, будучи в бреду и лишь временами приходя в сознание, решил, что носильщики из числа филиппинцев этому поспособствовали – якобы они прятали картофель, соль и прочие припасы. Капитан выбрал одиннадцать филиппинцев, по числу умерших солдат, и приказал их расстрелять.

С самого начала войны американцы действовали достаточно жестоко, однако военачальники уже не смогли оставить без внимания казнь филиппинцев, которые работали на них и не совершили никаких преступлений. Виновный в убийстве капитан предстал перед трибуналом. В конце концов его оправдали, но инцидент вызвал в Штатах вспышку недовольства и гнева.

До этого случая многие американцы верили, что их солдаты не такие, как все, что они действуют, руководствуясь высокими моральными принципами, ведь у них благие намерения. Поток откровений после Балангиги раскрыл им глаза. Журналисты разыскали возвратившихся на родину фронтовиков и узнали, что на Филиппинах американские солдаты применяли все виды пыток. Самым страшным было накачивание водой: пленникам в горло вставляли полые стебли бамбука и заливали грязную воду, пока несчастных не раздувало. Затем солдат прыгал на живот пленнику, чтобы извергнуть воду наружу, и процедура повторялась, пока жертва не начинала говорить или не умирала. Этот метод стал настолько известным в США, что в газете «Cleveland Plain Dealer» о нем даже появилась шутка:

Мама: Вилли, а что это за звук такой, будто вода течет?

Вилли: Это мы, мам, накачали Бобби Сноу водой, как филиппинца, и теперь ее выливаем.

Другие отнеслись к теме более серьезно. «Мы пришли к тому, против чего и затеяли войну», – сокрушались в «Baltimore American». В «Indianapolis News» сделали вывод, что США применяют варварские методы, а «New York Post» объявили, что американские войска занимаются массовыми и беспорядочными убийствами.

Дэвид Старр Джордан, глава Стэнфордского университета, высказался, что филиппинцы всего-то выступили против контроля извне и, таким образом, вина за случившуюся войну лежит лишь на американцах. Уважаемый гарвардский профессор Уильям Джеймс заявил, что американцы губят чужую культуру, и завершил одну из своих речей следующим восклицанием: «Да будут прокляты Штаты за все гнусные свершения на Филиппинах!» Марк Твен предположил, что пришло время перекрасить белые полоски американского флага в черный, а звезды заменить на черепа с перекрещенными костями.

Поток гнева и упреков продолжался несколько месяцев, однако вскоре началась и контрагитация. Защитники американской политики, сперва слишком пораженные натиском жутких откровений, наконец обрели дар речи. Они настаивали, что солдаты были вынуждены действовать подобным образом в свете тяжелейших условий. В «New York Times» доказывали, что «храбрые и верные родине офицеры» справедливо поступали с «жестокими, коварными и кровожадными» филиппинцами. В «St. Louis Globe-Democrat» рассуждали, что американские солдаты не совершили ничего сверх того, что происходило и во время Гражданской войны, а учитывая провокации, нарушения случались предельно редко. Журналисты из «Providence Journal» и вовсе призывали читателей познать мудрость того, что на удар следует отвечать ударом.

Последовали оправдания: причиной всех зверств было помрачение рассудка отдельных солдат. «Досадно, – признавали в „St. Paul Pioneer Press“, – однако это никак не влияет на основные положения национальной политики». В «New York Tribune» сообщали, что виновны лишь несколько солдат и наказание должны понести именно они, а не политика страны.

К тому времени, как дебаты достигли пика, в начале 1902 года президент Маккинли был убит, и пришел Теодор Рузвельт. Ему предстояла задача защитить честь дорогих его сердцу войск, пусть он никогда и не поддерживал войну на Филиппинах. Руководить защитой он поручил близкому другу и союзнику Генри Кэботу Лоджу. В ходе долгой и яркой речи перед членами сената Лодж признал случаи пыток, угроз расстрела, жестокого обращения. Однако американцы, живущие в безопасных домах далеко от войны, предупредил он, не могут понять, как тяжело нести закон «почти нецивилизованным людям со всеми склонностями и чертами азиатов».

«Давайте, давайте же будем честны хотя бы сами с собой», – умолял сенаторов Лодж. По предложению Рузвельта он уговорил сенат устроить слушания дел по обвинению американских солдат в превышении полномочий на Филиппинах. Это был умный ход: Лодж лично проводил слушания и умело не позволял им касаться ненужных тем. Звучало множество свидетельств о войсковых тактиках, однако никто не вдавался в политику, за ними стоявшую. Комиссия даже не обнародовала отчет о проделанной работе. Один историк назвал ее «ловким трюком».

Четвертого июля 1902 года, вскоре после окончания трудов комиссии, президент Рузвельт объявил, что на Филиппинах воцарился порядок. И говорил правду. Важнейшие лидеры повстанцев были либо убиты, либо захвачены в плен. Филиппинцы прекратили сопротивление. Война далась обеим сторонами куда тяжелее, чем они могли предположить изначально. За три с половиной мучительных года Америка потеряла четыре тысячи триста семьдесят четыре солдата – в десять раз больше, чем погибло на Кубе. Было убито около шестнадцати тысяч партизан и как минимум двадцать тысяч мирных жителей. Филиппинцы запомнили эти годы – самые кровавые в их истории. Американцы быстро позабыли о той войне.

Из борделя в Белый дом: Никарагуа и Гондурас

США свергли правителя Никарагуа, самого сильного в истории страны, и причиной тому стала почтовая марка. Она запустила череду событий, отголоски которых ощущаются и по сей день. Если бы эта марка не увидела свет, Никарагуа давным-давно могла стать мирной и процветающей страной. Однако вместо этого она погрязла в бедности и нестабильности, превратилась в кипящий котел для междоусобиц и площадку для постоянных вмешательств со стороны Америки.

Простому человеку марка покажется совершенно обыкновенной: напечатанное фиолетовыми чернилами изображение дымящегося вулкана на берегу озера. По краям – слова «Никарагуа», «Почта», «10 сентаво» и, крошечными буквами внизу, «Американская банкнотная компания Нью-Йорк». Когда марка появилась в 1900 году, Никарагуа находилась в процессе прогрессивной революции. Сегодня она лишь служит горьким напоминанием об утраченных возможностях.