Генрих Вёльфлин - Классическое искусство. Введение в итальянское возрождение

• Название: Классическое искусство. Введение в итальянское возрождение
• Автор: Генрих Вёльфлин
• Издательство: Айрис-пресс
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2004
• ISBN: 5-8112-0624-0

Генрих Вёльфлин по праву считается одним из самых известных и авторитетных историков искусства, основоположником формально-стилистического метода в искусствознании, успешно применяемом в настоящее время. Его капитальный труд «Классическое искусство. Введение в итальянское Возрождение» впервые был издан в Мюнхене в 1899 году, выдержал много переизданий и переведен на все европейские языки. Первый перевод на русский язык был выполнен в 1912 году. Предлагаемый новый перевод более соответствует немецкому оригиналу и состоянию современной искусствоведческой науки. Текст сопровожден почти 200 репродукциями живописных и скульптурных произведений искусства, упоминаемых автором.

Книга адресуется всем читателям, желающим глубже понять особенности творчества великих мастеров итальянского Возрождения, а также студентам и преподавателям искусствоведческих отделений вузов.

Издание дополненное Айрис-Пресс.

В оформлении книги использованы репродукции произведений Рафаэля Санти: «Донна Велата», «Чудесный улов», «Паси овец моих».

---

3. «Мадонна со св. Анной»

В сравнении с «Моной Лизой» другая картина Леонардо, находящаяся в Лувре, «Мадонна со св. Анной», пользуется куда меньшим вниманием публики. Цвета картины, выполненной, правда, рукой не одного только Леонардо, утратили свою гамму, а то, что составляет достоинство самого рисунка, современный глаз в достаточной степени оценить не способен: он вообще едва это воспринимает. И тем не менее уже один картон вызвал в свое время (1501) во Флоренции сильное изумление, так что началось общее паломничество в монастырь Сантиссима Аннунциата, где можно было видеть новое чудесное произведение Леонардо[24]. Пускай за темой этой издавна закрепилась репутация чего-то лишенного жизни. На ум приходят суховатые конструкции из трех фигур у старинных мастеров — одна на коленях у другой, и все ориентированы на зрителя. Однако здесь эти механически вставленные друг в друга фигуры претворяются в группу необычайной насыщенности, и безжизненный каркас разрешается бодрым движением.

Мария боком сидит на коленях у матери; с улыбкой наклоняется она вперед и обеими руками подхватывает мальчика, тут же перед ней собравшегося усесться верхом на овечку. Малыш, крепко ухвативший бедную присевшую скотинку за голову и уже было занесший ногу над ее спиной, недоуменно оглядывается. С улыбкой взирает на эту веселую игру и необычайно молодая бабушка.

Групповая проблема «Тайной вечери» находит здесь дальнейшее развитие. Композиция в высшей степени живая: все фигуры находятся в контрастирующих друг с другом движениях, и устремленные в разные стороны направления собираются воедино в замкнутую форму. Не трудно заметить, что вся композиция может быть вписана в равнобедренный треугольник. Это результат усилий, которые прослеживались уже в «Мадонне в гроте» (рис. 8) — постараться упорядочить композицию на основе простой геометрической формы. Однако насколько более распыленным оказывается воздействие старой работы рядом с уплотненным изобилием «Мадонны со св. Анной». Это вовсе не художественные изыски, когда Леонардо пытается на все меньшем пространстве изобразить все большее количество движения: в той же самой пропорции возрастает и сила воздействия. Затруднение состояло лишь в том, чтобы не потерпели ущерба ясность и покой изображаемого явления. Вот западня, в которую попадали более слабые подражатели. Леонардо достиг здесь наибольшей степени проясненности, и основной мотив картины — наклон Марии — полон завораживающей красоты и теплоты. Равнодушная миловидность, которой так легко удовлетворялось кватроченто, оказывается растопленной неслыханной прежде мощью выразительности. Необходимо составить себе полное представление обо всех частных моментах, в присутствии которых здесь, светлые на темном, развиваются линии плеч и головы с их удивительным глянцем. Как все покойно, как уплотнено! Сдержанность Анны создает выгодно оттеняющий контраст, а снизу группу в высшей степени удачно замыкает оглядывающийся мальчик со своей овечкой.

17. Леонардо. Мадонна со св. Анной. Париж. Лувр

В Мадриде есть небольшая картина Рафаэля, в которой отразилось впечатление от этой композиции. Молодым еще человеком, будучи во Флоренции, он попытался разработать схожую тему, введя в нее вместо Анны Иосифа, однако результат оказался слабым. Какой деревянной выглядит та же овечка! Рафаэль так никогда и не стал анималистом, в то время как Леонардо по плечу все, за что бы он ни брался. Однако к тому времени в единоборство с Леонардо вступил некто посильнее Рафаэля: Микеланджело. Об этом еще будет речь.

Что касается трав, цветов и небольших озерков «Мадонны в гроте», в «Мадонне со св. Анной» ничего подобного нет. Фигуры — это всё. Они натуральной величины. Однако для возникающего впечатления соотношение с пространством важнее, чем абсолютные размеры. Фигуры заполняют здесь поверхность куда интенсивнее, чем раньше, или, если сформулировать это по-другому, поверхность здесь — относительно заполнения — меньше. Таково отношение величин, которое станет типичным для чинквеченто[25].

Лондонский картон (Королевская академия художеств) [ныне — в Национальной галерее] с группой из двух женщин и двух детей еще не столь красив и вполне может быть несколько более ранней, не такой текучей композицией. Однако внутри школы (у Луини в [миланской] Амброзиане) ему еще суждено было сыграть важную роль.

4. «Битва при Ангиари»

Мы не в состоянии обстоятельно рассуждать о батальной композиции, предназначавшейся для здания флорентийского городского совета, поскольку теперь ее не существует даже на картоне, и сохранилась она только в виде позднейшей копии. Однако обойти ее молчанием также невозможно: слишком интересна постановка вопроса.

Леонардо много занимался лошадьми — больше, чем какой-либо другой представитель чинквеченто. Он был прекрасным знатоком этих животных[26]. В Милане он годами трудился над созданием конного памятника герцогу Франческо Сфорца, скульптуры, которая так никогда и не была отлита, однако существовала ее готовая модель, и то, что она погибла, можно отнести к величайшим утратам, понесенным искусством. Что касается замысла статуи, поначалу Леонардо, как можно полагать, желал опередить в движении «Коллеони» Вероккьо: он пришел, ни много ни мало, к мотиву галопирующей лошади с поверженным врагом под копытами — до аналогичной мысли додумался также Антонио Поллайоло[27]. Опасения, которые время от времени приходится слышать, — что фигура Леонардо могла оказаться чересчур живописной, — возможно, относятся, если они вообще оправданы, лишь к наброскам в этом роде. Между тем в мотиве скачущей лошади никак не стоит усматривать что-то окончательное: в ходе работы происходило то же движение в сторону большей успокоенности и упрощенности, которое возможно видеть в набросках к «Тайной вечере», а закончил Леонардо просто идущей шагом лошадью; к тому же здесь были значительно сглажены предполагавшиеся первоначально энергичные контрасты направлений поворота головы животного и всадника. Теперь там оставалась разве что отведенная назад рука с командирским жезлом, которой Леонардо желал обогатить силуэт и заполнить пустой правый угол за спиной всадника[28].

Что же касается большой батальной композиции для флорентийского городского совета, в которой Леонардо желал воспользоваться своими миланскими опытами, то приписываемый Рубенсу рисунок, находящийся в Лувре, является единственным свидетельством, дающим нам реальное о ней представление[29]. Эделинк, как известно, создал по нему прекрасную гравюру. Едва ли можно полагать, что рисунок воспроизводит все, что присутствовало в композиции, но в общем и целом он совпадает с описанием Вазари.

Леонардо вознамерился показать-таки флорентийцам, как следует писать лошадей. В качестве центрального эпизода битвы он остановился на конной сцене борьбы за знамя: четыре коня и четыре всадника в состоянии величайшего возбуждения и теснейшего соприкосновения. Проблема пластически обогащенного формирования группы поднята здесь на такую высоту, что почти граничит с неясным[30]. Происходивший с Севера гравер так проинтерпретировал композицию с живописной ее стороны, будто темноту в центре окружает светящийся ореол — расположение, на которое Леонардо был в принципе уже вполне способен.

Композиция, изображающая сплетение объемов (Massenknaüelbild), была воистину «современной» для того времени задачей. Приходится только удивляться, почему батальные сцены не встречаются чаще. Школа Рафаэля — единственная, из которой вышло большое произведение в этом роде, и в представлении всей западной культуры «Битва Константина» [Ватиканский дворец] является образцом классической батальной картины. Искусство перешло здесь от отдельного эпизода к изображению действительно массового действия, однако, при том, что знаменитая эта картина дает в этом смысле куда больше Леонардо, она в то же время страдает такой разительной неясностью, что на ней уже прекрасно различимо огрубление глаза и упадок искусства. Разумеется, Рафаэль не имел к этой композиции никакого отношения.

* * *

Леонардо не оставил после себя школы во Флоренции. Все учились у него, но его влияние упразднил Микеланджело. Не следует закрывать глаза на то, что это Леонардо осуществил переход к крупнофигурным композициям, что, в конечном счете, и для него все сводилось к фигуре. Как бы то ни было, если бы Флоренция смогла остаться леонардовской, она открывалась бы нам иной своей стороной. Значение того, что перенятое Андреа дель Сарто или Франчабиджо и Буджардини от Леонардо продолжало существовать, в общем-то невелико. Непосредственное продолжение его искусства, да и то одностороннее, обнаруживается только в Ломбардии. Ломбардцы одарены в живописном смысле, однако в ощущении архитектоники им совершенно отказано. Строения «Тайной вечери» не понял вообще никто. Групповые построения и подвижные сплетения (Bewegungsknäuel) Леонардо были здесь чем-то чужеродным. Более живые темпераменты тотчас же делаются в движении путаными и бессодержательными, прочие же — утомительно однообразными.