Фридрих Незнанский - Алмазная королева

• Название: Алмазная королева
• Автор: Фридрих Незнанский
• Издательство: Эксмо, Олимп
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16401-4 (Эксмо), 5-7390-1588-Х (Олимп)

Эта книга от начала до конца придумана автором. Конечно, в ней использованы некоторые подлинные материалы как из собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако события, место действия и персонажи безусловно вымышлены. Совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными.

Кто она — эта изящная, явно не бедная брюнетка, преследующая на своем черном «БМВ» старшего следователя Генпрокуратуры Александра Борисовича Турецкого? Кровавая мстительница, решившая свести счеты с тем, кто помог руке закона дотянуться до близкого ей человека, или излишне активная поклонница сердцееда Турецкого?

Так начинается новое дело знаменитого «важняка», едва не стоившее жизни ему самому и его преследовательнице. Ведь речь идет об алмазах, а следовательно, не просто больших, а об очень больших деньгах.

---

Александр Борисович Турецкий открыл глаза и медленно отнял руки от лица, которое прикрывал. Первое, что он услышал, — был вой пожарных сирен, первое, что почувствовал, — адскую боль во всем теле. Первое, о чем, точнее, о ком подумал, был Агеев. Но окликнуть Филю он не успел, как не успел понять, почему фактически не столько лежит, сколько стоит на голове. Потому что в ту же секунду на него обрушился разноголосый хор, солировал в котором хорошо знакомый ему голос — голос Дениса. Правда, такого отчаяния, с каким хозяин «Глории» окликал «дядю Саню», Турецкий в нем точно никогда не слышал.

— Не ори, я жив. — Он невольно застонал в попытке пошевелиться и понял, что ответил Денису почему-то шепотом. А потом над его головой что-то заскрежетало, и преисполненный отчаяния голос Дениса снова окликнул Александра Борисовича по имени. И он, то ли откашлявшись, то ли крякнув, повторил — на сей раз вполне даже по-человечески: — Не ори, я жив! — И тут же уже почти крикнул: — Агеев. Филя ранен!

Но может быть, насчет крика ему все-таки показалось, хотя главным было то, что Денис его расслышал.

Как ни сопротивлялся Александр Борисович Турецкий, после того как их обоих извлекли из несчастного, покалеченного «пежо», необходимости отправляться в больницу (выяснилось, что с ногами все в порядке — ведь стоит же!), его все-таки затолкали, едва ли не силой, в машину «скорой помощи». Филю Агеева, который был без сознания, увезли несколькими минутами раньше.

— Дядя Саня, ты просто псих! — Голос Дениса все еще был какой-то странный. — Ты ж еле стоишь. Если и правда ничего не сломал, что было бы чудом — видел бы ты, как кувыркался на своем «пежике», — тебя отпустят. Завтра же и отпустят!

Наверное, впервые в жизни у Турецкого закружилась голова — и он вдруг сдался. Покорно, поддерживаемый с двух сторон людьми в белых халатах (улечься на носилки он отказался категорически), безмерно удивляясь тому, как медленно у него это получается, Александр Борисович, морщась от боли во всем теле, все еще не отступавшей, заковылял к неотложке. Прежде чем окончательно сдаться на милость докторов, Турецкий с усилием повернул голову в сторону шоссе, на котором оранжевым, грязным пламенем все еще горел черный джип, окруженный плотным кольцом пожарных и милиции. Оттуда к машине «скорой помощи», спотыкаясь, поспешно двигалась какая-то фигура.

— Погодите-ка, — сказал Турецкий, вглядевшись в силуэт человека, торопившим его медикам.

— Санька! — Из полутьмы, рассеивали которую только фары автомобилей, вынырнул Грязнов-старший собственной персоной. — …Твою мать, ты ж нас всех чуть в гроб не уложил!

— Ну-ну… — Турецкий сделал попытку браво выпрямиться и едва не взвыл от боли, однако присутствие друга сделало свое дело, и он все-таки стерпел. — Скажи Косте.

— Костя, к твоему сведению, уже полчаса как здесь, нитроглицерин в данный момент глотает! Потому и сидит в своей тачке!

— Чего это он расстроился, что я жив-здоров остался?

— Еще шутит! Товарищи доктора, кто здесь главный?!

— Допустим, я. — Из полутьмы выступила хорошенькая, хрупкая брюнетка с веселыми темными глазами и короткими локонами, выбивавшимися из-под врачебной шапочки.

— Дайте мне слово, — попросил Грязнов, — что, даже если у нашего везунчика нет никаких серьезных травм — тьфу-тьфу-тьфу! — раньше чем через неделю вы его из Склифа не отпустите!

— Как скажете, товарищ генерал! — Доктор улыбнулась Грязнову, а затем повернулась к Турецкому и подмигнула ему: — Поехали, «везунчик»?

— Запомните, — как можно строже произнес Турецкий, — я не «везунчик», постарайтесь впредь никогда не называть меня этим словом.

— Почему? — Доктор округлила аккуратные бровки.

— Не люблю неточностей, вот почему. Везение тут ни при чем, берите выше: тайный контракт с самой богиней по имени Удача.

…Но спустя три дня доктор, оказавшаяся не врачом «скорой помощи», а заведующей одного из отделений Склифа, вызванной на место происшествия лично Меркуловым, все-таки не удержалась и произнесла слово «везунчик» еще раз.

— И не спорьте! — пояснила она уже вполне пришедшему в себя и рвавшемуся прочь из выделенной ему отдельной палаты Турецкому. — Не знаю, какие у вас там заключены контракты и с какими мистическими персонажами, но мы, реалисты, таких, как вы, называем именно везунчиками. Это же надо, перевернуться в машине — и, помимо гематом, пусть и обширных, не заполучить ни одного перелома! Вы что, железный?!

— Вам виднее, — скромненько отозвался Александр Борисович, с удовольствием разглядывая хорошенькое личико заведующей. — Вы ж мне столько рентгенов и томограмм сделали, что еще немного — и я наверняка начну светиться в темноте!

Богдан Кийко считал себя очень удачливым человеком. Мало того что ему около десяти лет назад удалось вовремя покинуть родную Украину, жениться на москвичке и заполучить российское гражданство, так еще и супруга, которая на момент их брака прочно пребывала в категории стареющих девиц, оказалась бабенкой на редкость покладистой: на многочисленные романы своего красавца парубка она благополучно закрывала глаза. Кроме того, она оказалась прекрасной хозяйкой, правда, немного жадноватой и скуповатой. Но за это не самое положительное качество Богдан жену не осуждал. В конце концов, старалась Нинка для них обоих — то есть для семьи. И это именно она устроила его работать на таможню, использовав старые связи своего отца.

Таможня и стала для семьи Кийко настоящим золотым дном. Дело было отнюдь не в окладе, который и сам по себе оказался неплох. Однако ни в какое сравнение с дополнительным заработком Богдана оклад не шел.

Началось все с того, что на второй год работы таможенником Богдан пережил несколько крайне неприятных часов, к слову будь сказано, как раз из-за часов. Золотых, швейцарских, с настоящими брюликами, украшавшими массивный браслет. Вся эта красота сияла и сверкала на толстом волосатом запястье пожилого еврея, возвращавшегося от родственников из Канады. На плечах упомянутого гражданина, несмотря на стоявшую как в Канаде, так и в средней полосе России теплую осень, красовалась шуба из драгоценного меха выдры, весьма похожая на дамскую.

Богдан заинтересовался как раз этой шубой и уже открыл было рот, дабы тормознуть ушлого гражданина еврейской национальности, надумавшего привезти в Россию российский же, судя по всему, мех, обойдясь без пошлины, как вдруг почувствовал, что в его ладонь с руки упомянутого гражданина скользнуло что-то гладкое, тяжелое, приятное на ощупь. Скосив вниз глаза, Богдан Кийко и увидел те самые часы. Колебался он недолго. Чемоданы этого господина досматривать он не стал — не говоря о шубе, почти лопавшейся на его плечах. Как говорится, подмахнул декларацию, не глядя.

Ровно через полчаса, после того как прилетевший из Канады навсегда исчез за дверями здания аэропорта, Кийко вызвали к начальнику. Воспоминание о первых минутах их разговора ему и по сей день никакого удовольствия не доставляло. И он совсем уж было распрощался мысленно не только с драгоценными часами, от которых по дурости не поспешил отделаться и которые теперь посверкивали своими бриллиантиками на столе грозного начальника, но и с прекрасной доходной должностью, как разговор, представлявшийся Кийко роковым, пошел в другую сторону…

С того момента Богдан ни разу в жизни не позарился на подобные мелочи (часы к тому же на поверку оказались позолоченными, а брюлики — искусственными) и постепенно прослыл среди коллег человеком необычайной честности. А то, что некоторые грузы, отправлявшиеся за рубеж, таможенник Кийко практически не досматривал, считалось признаком особого профессионализма, особого чутья, интуиции, и прочее, и прочее, и прочее. К тому же, после того как на таможне была установлена просвечивающая аппаратура, считалось, что и сами таможенники находятся в этой связи под контролем: слух о скрытых видеокамерах курсировал на таможне постоянно. Но только пара человек, включая Богдана Кийко, совершенно в этой связи не волновались, наверняка зная, где тут правда, а где просто-напросто фуфло.

В описываемый нами вечер Кийко был, как обычно, спокоен. Разве что чуть задумчивее, чем всегда. Однако предмет его размышлений, хоть и связанный непосредственно с грузом фирмы «Kropotin — Katz Diamonds», в то же время был от него далек. Везучий украинец решал проблему, поставленную перед ним супругой: жене вдруг приспичило купить новую шубу, да не из чего-нибудь, а из настоящей чернобурки, в точности такую же, «как у Вальки». Шуба, как успел выяснить Кийко, стоила сорок пять тысяч «деревянными», и теперь, мысленно переведя означенную сумму в более привычные доллары, супруг решал трудную задачу — давать Нинке деньги на эту проклятую чернобурку или нет, тем более что две не менее дорогие шубки, тщательно пересыпанные каким-то весьма вонючим средством от моли, уже тлели в ее загашниках.