Габриэль Зевин - Век любви и шоколада (ЛП)

• Название: Век любви и шоколада (ЛП)
• Автор: Габриэль Зевин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

«Шоколадная принцесса», первый роман из серии «Право по рождению», представляет нам непреходящую Аню Баланчину, мужественную шестнадцатилетнюю девушку с душой девчонки и ответственностью взрослой женщины. Сейчас ей восемнадцать, жизнь ее скорее горька, чем сладка. Она потеряла своих родителей и бабушку, перевела лучшие школьные годы на терки с законом. Пожалуй, сложнее всего оказалось решение открыть ночной клуб с ее закоренелым врагом Чарльзом Делакруа, стоившего ей отношений с Вином. Тем не менее, Аня по натуре боец. Она отбросила потерю Вина и сосредоточилась на своей работе. Вопреки всему к клубу приходит огромный успех, Аня чувствует себя в своей тарелке и ничто не предвещает беды. Но после ошибочного суждения Аня борется за свою жизнь и вынуждена считаться со своим выбором, ей приходится впервые в жизни дать другим людям помочь. «Век любви и шоколада» –– история о взрослении и осознании, что такое настоящая любовь. Она вобрала в себя лучшее от сочинений Габриэль Зевин: замысловатые образы «Мемуаров подростка, страдающего амнезией» и добросердечности «Другой стороны». Она заставит вас вспомнить, за что вы полюбили ее произведения.

---

Люди говорят, что мертвые на похоронах выглядят мирными. Этот милый сантимент не соответствует действительности. Мертвые выглядят мертвыми. Тело-то довольно мирное, оно не кашляет, не хрипит, не спорит, не двигается, но это – шелуха, и ничего больше. Тело, когда-то принадлежавшее Юджи Оно, было одето в свадебную одежду. Руки, сжимавшие его любимый самурайский меч, располагались так, что его ампутированный палец был вне поля зрения. Рот был странно изогнут в почти улыбку, такое выражение лица Юджи при жизни не было свойственно. По мне, это был не Юджи, и уж точно мирным его не назовешь.

Священник подал нам знак подойти и оставить ладан у алтаря. После этого люди направились посмотреть на тело, хотя там мало что можно было увидеть. Оно было слоем пустой плоти с грудой костей. Яд Софии убил его неторопливо и ужасно.

Хотя и было принято принести соболезнования вдове, женщина с копной черных волос под широкополой темно-серой шляпой прошла мимо меня к алтарю. Она была выше почти выше всех на похоронах.

Даже со спины женщина казалась измученной. Ее плечи дрожали, она что-то шептала. Я думала, что она молится, хотя не могла разобрать слов или языка. Она подняла руку и задвигала ею, явно осеняя крестным знамением. Чем дольше я рассматривала ее, тем больше ее волосы казались мне высококачественным париком. Что-то было не так. Я встала и сделала три шага к алтарю. Я хотела положить руку на плечо женщины, но вместо этого задела ее волосы. Черный парик соскользнул, обнажая ее каштановые волосы.

София Биттер обернулась. Ее большие темные глаза покраснели, веки опухли, как и губы.

— Аня, — сказала она, — ты думала, я не приду на похороны своего лучшего друга?

— Собственно, да. Это ты его убила, и хорошие манеры должны были продиктовать тебе не приходить.

— У меня нет хороших манер. Кроме того, я убила его только из-за любви.

— Это не любовь.

— А что ты знаешь о любви, liebchen* (нем. «Милочка»)? Ты вышла замуж за Юджи по любви?

Я толкнула ее к гробу. Мы привлекли внимание других гостей.

— Он предал меня, — настаивала София. — Ты знаешь, что он сделал.

Пальцы дернулись к мачете. Я подумала о Юджи, предлагавшем мне убить ее, но к лучшему или к худшему, во мне так и не проснулись задатки убийцы. София Биттер совершила чудовищные преступления, но в моей памяти мелькнул портрет девушки, о которой рассказывал Юджи. София когда-то была молоденькой, непопулярной и растерянной. Она думала, что некрасива, хотя была просто обычной. Она убила, пожалуй, единственного человека в мире, который ее любил. И ради чего? Ради власти? Денег? Шоколада? Ревности? Любви? Знаю, она говорила себе, что ради любви, но этого не могло быть.

— Уходи, — сказала я. — Ты проявила свое почтение, которое они заслужили, и теперь должна уйти.

— Я буду присматривать за тобой, Аня. Удачи с открытием остальных клубов в Японии.

— Это угроза? — Я представила, как она устраивает смуту на одном из открытий клуба.

— Ты очень подозрительная молодая женщина.

— Наверное, так. Будь мы в Америке, тебя бы арестовали.

— Но мы не там. И отравление – идеальное преступление. Оно требует терпения, но его очень трудно доказать. Кстати, каковы твои планы после похорон? Может, пообедаем? Девичьи разговоры и шоколад. К сожалению, я завтра уезжаю. Ты не одна, кто занимается бизнесом, хотя ведешь себя, как будто так и есть. Это не оставляет нам времени наверстать упущенное. Печально.

— Я чувствую жалость к тебе. Он любил тебя, а ты убила его, и теперь никто никогда не полюбит тебя снова.

Ее глаза стали черными от ненависти. Только произнеся это, я поняла, что ничего, кроме уверения, что другие находят ее жалкой, не могло возыметь такого эффекта над этой женщиной. Она бросилась ко мне, но я не боялась ее. Она была слабой и глупой. Я позвала Кадзуо и попросила показать ей, где находится дверь.

XIX

Я ДАЮ КЛЯТВУ ОСТАТЬСЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ

Не смотря на то, что на дворе был белый день, я вернулась в свою комнату в доме Юджи, чтобы поспать. Я морально устала, если не физически. Я легла на кровать, даже не потрудившись снять свое черное кимоно.

Я проснулась за полночь, в комнате было неуютно и пахло плесенью. Мои одежды пропитались ароматом ладана, и я жаждала прогуляться, чтобы немного подышать свежим воздухом. Хоть я и не особенно заботилась о своей безопасности, я примотала мачете под кимоно.

Я направилась по тому же пути, по которому гуляла с Юджи несколько дней назад. Я пришла к пруду с карпами и уселась на древнюю каменную скамейку. Я наблюдала, как оранжевые, красные и белые рыбки плавали и резвились в нем. Я созерцала этих рыб. Было поздно – они породистые? Когда же рыбы спят? Спят ли они вообще?

Я расстегнула кимоно, которое слишком туго затянула прислуга.

Я посмотрела на свои руки и обручальное кольцо. Слишком большое для этого эксперимента, подумала я.

В эту ночь ярко светила луна, и я смогла увидеть свое отражение в воде. Я смотрела на Аню Баланчину и как рыбы плавали по ее лицу. Она, казалось, была на грани слез, и я ненавидела ее за это. Я сняла обручальное кольцо и швырнула его в нее.

— Это был твой выбор, — сказала я. — Ты не должна чувствовать печаль.

Мне было двадцать лет. Я вышла замуж и вот я вдова. В этот момент я решила больше никогда не выходить замуж. Мне не понравилось украшение, говорящее, что я теперь чья-то собственность, пафосные зрелища свадеб, и тот факт, что соединение своей жизни с чьей-то еще означает пустить печаль в свою дверь. Я не создана для брака по любви или иной другой причине, или, возможно, брак не создан для меня.

Бизнес имел смысл, пока соглашение не стало настолько сложным. Я не видела причины в будущем соединить свою жизнь с кем-то еще. Женившись по любви, всегда можно разлюбить (пример: мои родители, родители Вина). Если вы женитесь из-за бизнеса, отношения отказываются оставаться деловыми. Кроме того, я упорно трудилась, сделала трудный выбор, и построила нечто иное, чем офигительный дом из подростковой мечты. Я не желаю идти по стопам чьих-то историй и ошибок, а также не хочу, чтобы кто-то шел по моим. Кроме того, кто сможет быть со мной, не осуждая меня? Кто сможет понять, почему я сделала все эти вещи, которые сделала? Я сидела посреди ночи на жесткой каменной скамье в чужой стране и думала: зачем мне снова выходить замуж?

Поэтому я решила остаться одинокой. Как вариант периодически заводить любовника. (Католическая школьница во мне была шокирована этой мыслью; я сказала ей, что нас выгнали из католической школы, поэтому она должна заткнуться.) Тео фактически был моим любовником, и посмотрите, что из этого вышло. Определенно, лучше остаться одной. Я хотела бы заполнить свое свободное время продуктивным хобби. Я бы стала читать, как Имоджен, пошла бы на кулинарные курсы, научилась бы танцевать, стала бы волонтером, помогая детям-сиротам, приняла бы более активное участие в роли крестной Феликса. Я хотела бы написать мемуары.

(Примечание: даже много лет спустя мне трудно признать это. Бракосочетание с Юджи Оно, несмотря на все хорошее, что было сделано для «Темной комнаты», вероятно, войдет в историю как самая ужасная ошибка в моей жизни. Каждый, кто читает эти записи, знает, что совершила я их много. В тот вечер я совсем не была готова признать, что ошибка была моя, а не самого института брака.)

Во время раздумий я почувствовала, как что-то ударило меня под левую лопатку. Это было как-то неправильно, но тем не менее, не показалось мне значительным. Что-то тупое, среднего размера, безвредное. Софтбольный мяч или грейпфрут. Взглянув вниз, я увидела, что моя грудь пробита сверкающим острым лезвием. Вдруг лезвие исчезло и рана закровоточила. Больно не было, видимо, из-за адреналина. Я попыталась достать мачете из-под кимоно, но одеяние было таким объемным, что я промедлила. Когда я обернулась, лезвие вошло куда-то в нижнюю часть моей спины. Я попыталась встать, но правая нога отказала и я упала, ударившись подбородком и шеей об каменную скамью. София Биттер надо мной держала меч. Ее взгляд говорил, что она не остановится, пока я не буду мертва.

Как она проникла в усадьбу? Кто еще был с ней? У меня не было ни секунды на размышления. Я хотела жить. Мне нужно было время, чтобы добраться до мачете, поэтому я решила поговорить с ней.

— Почему? — Мой голос был едва громче шепота – я повредила гортань, когда упала на скамейку. — Что я тебе сделала?

— Ты знаешь, что ты сделала. Я бы предпочла отравить тебя, но у меня нет ни времени, ни доступа. Мне придется смириться с этим. — Она приподняла меч и подняла его выше.

— Погоди, — прошептала я так громко, как могла. — Прежде чем ты убьешь меня... Юджи просил кое-что сказать тебе. — Это была жалкая уловка с моей стороны, и у меня уже почти не было веры, что она сработает.