Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

• Название: Калейдоскоп вечности (СИ)
• Автор: Евгения Кострова
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

После страшной войны человечество начинает жить по новым законам, пытаясь поддерживать мир с созданиями тьмы (Omega). Юному Скаю с рождению было уготовано стать одним из участников турнира на звание Великого Рефери — Судьи, в чьих руках находится власть, сравнимая лишь с Всевышним создателем. Обладая титулом герцога Османской Империи, находясь в иллюзорном мире роскоши и богатства, он даже и представить не мог, что мир реальности гораздо более жесток, а повороты судьбы непредсказуемы. Теряя друзей, обретая любовь, он пытается сражаться с собственными противоречиями и противостоять законам самого мироздания. Но подвластно ли это хрупкому человеческому сердцу?

---

Скай подал руку девушке, помогая ей подняться. Он ничего не сказал, но что-то в его лице изменилось, и Лира просто кивнула, понимая его, как если бы они смогли общаться при помощи телепатии. Нужно остановить кровь, что впитывает в себя эта порочная часть света.

— Держись крепче, будет сильно трясти, — предупредил ее юноша, вглядываясь в пылающие островки мощеных дорог. Он обхватил ее за талию, и они рванулись вперед на колеснице ветра в бурлящий поток полыхающей пасти дракона.

Глава 8. Лампада зеленого огня

Чтобы сделать в мире что-нибудь достойное, нельзя стоять на берегу, дрожа и думая о холодной воде и опасностях, подстерегающих пловцов. Надо прыгать в воду и выплывать как получится.

С. Смит

Сквозь омут серебряных глаз, и нежно-голубую дымку вдали, лунный свет нефритового блюда разгонял ночную темноту. Черный ветер сгонял обгоревшую листву, и горсть пожухлых некогда кремово-розоватых лепестков упала в прозрачную воду, отражавшую буйство пламенеющих руин. В отдалении слышались крики на туманной реке, и бурное раскачивание волн переполняло сердце тоской. Хмелела вода от рубиновой крови, озаренная чистыми лучами луны, а земля могилою стала, и свинцом оросила зелень. Шелест ветра не доносился до ее ушей, стоны и плач не трогали сердце, а шепот смерти баюкал в объятиях. Волны зеленого огня плескались о каменные стены, били по брусчатым дорогам, рассыпая снопы искр сияющими светлячками разлетающихся по воздуху. Пар исходил от ее дыхания, словно стояла она на холоде. Босые ноги ступали по раскаленной земле, на которой плавился камень, и ни один ожег, не повредил ее нежную и бархатную кожу. Буря пламени уносилась в высоту, затмевая призрачный свет серебряной звезды. Дым пеленою вздымался над безлюдными улицами, а те, кто выжил в безжалостном огниве в страхе хватались за балки горящие светом полуденного солнца в надежде отодвинуть тяжелые конструкции, чтобы выбраться наружу и спастись, но крепкие дома никли быстро, как никнут цветы под лучами позднего золотого обелиска, и скрывали за собой боль в глазах обреченных. Через пламя, поднимающееся в вышину, будто адский змей, вознесшийся из самых потаенных глубин проклятого подземелья, Фаир видела очертания усмешки беса. Она молилась Янусу за души тех, кого отправила в пучину огненной бездны, когда спустила с цепей свою силу, не просила прощения и не раскаивалась за жертвы, а лишь неустанно про себя шептала молитву двуликому божеству. Потоки вихрей столкнулись в воздухе, и всколыхнулся взрыв, уничтоживший часть набережной и восточную часть Старого Города. Она воздела руки в направлении существа, в котором не были ни капли человеческого, лишь безумный и не прекращаемый голод, изнуряющий и прожигающий изнутри дух, подчиняющий слабую плоть. Стилизованные браслеты из белого золота в форме лилий на ее запястьях больно прожгли ей кожу, и пламя, вырвавшееся на свободу разъяренным смерчем, снесло столетние постройки. Шум теплого ветра не будет касаться кровли с закругленными золотыми краями, а в ванных комнатах девушки не смогут надевать красивые оби из шелка и атласа, мягко проводить кистью по губам, придавая им сочный оттенок пурпура помады, старики не будут делать подношения в каменных часовенках и зажигать ароматные свечи, похлопывая в ладоши и воспевая молитву древним божествам. Речной плес, мягко раскачивающий деревянные корабли и ладьи с красными парусами. Волны колыхали миниатюрные модели, унося их вперед, рассекая тонкую гладь, радуя детей своим счастливым отплытием. Они все стали прахом под ее ступнями, пеплом, что она вдыхала в себя, крученым вихрем, смешавшимся с темно-зеленым огнем.

В ее памяти осколками метались воспоминания о былых кошмарах, как копье простреливает живот, и чистое синее небо стоит перед глазами, как горит плоть и опадают храмы, над которыми возвышалась луна, белевшая темными и глубокими ночами. Люди задыхались от ядовитого дыма, сизо-серой ширмой укутавшей родные и далекие пустынные края, озаренные маревом знойного солнца.

— Безликие чудовища не пройдут, — шептала Фаир словно проклятье, взирая на детище своих рук. Где-то в перекрестке звуков она слышала рев и дикий крик ребенка и слезы, струящиеся по его щекам, были ее слезами; стон, полный мольбы и обиды, стал стоном, вырывающемся из ее грудной клетки; последний вздох рябью отдававшийся на побагровевших водах предназначался ей. Волна фиолетового огня захлестывала неоновую и перламутровую, формируясь в подобие драконьей пасти, на голове выпячивались высокие золотые рога и сквозь канонаду звуков обрушившихся зданий и потрескивания огня, различался клич небесного существа готового воспарить к самым вершинам космоса, растерзать в своих алмазных когтях любой материал и структуру.

Фаир ощущала пульсацию крови и ее поток по венам, и страх, что уничтожал разум. У этого создания не было лица, из уже нечеловеческого рта, побелевшего как у мертвеца, выпадали зубы и отрастали зубцы, верхний ряд длиною в семь сантиметров и тридцать шесть миллиметров, нижний в пять сантиметров и двадцать восемь миллиметров, у полностью сформировавшейся взрослой особи клыки могли достигать пятнадцати сантиметров. Их кожу невозможно пробить, она словно из алмазной огранки, и любая сталь не оставит ни царапины; словно мел и речная галька, и в противоположность ночному окрасу была белой, как и сама смерть. Пузыри на поверхности его тела все еще лопались, и жидкость, стекавшая на землю, прожигала и впитывалась в почву, и сизо-голубая дымка слоями скрывала обличье проклятого, затаивая существо в темноте, а потом тот вновь всплывал, идя навстречу ей. Она даже удивилась, что оно не боится ее, даже после того, как под градом ее огня в мгновение сгинуло в бытие его же соплеменники, в нем же кипит разум животного, неужели тот не чувствует опасности или оно настолько оголодало, что единственной мыслью, двигающим его тело было вкусом плоти. Да, со вкусом плоти они пробуют на вкус саму жизнь, ее горечь и наслаждение. В одной из рукописей она читала, что когда они впервые вонзаются остриями в человеческое тело, то вместе с ним поглощают и жизнь предков человека, словно через кровь они видят их личности.

Как и дети ночи, они питались человеческими эмоциями, их сущностью, ведь главной составляющей человека была не материальная оболочка, а духовная, и, вонзая волчьи клыки в мясо, они омрачали и оскверняли душу, впитывая в себя родовую память. Фаир сделала жуткий судорожный вздох, и лицо ее перекосило от боли, когда она почувствовала на плече тяжесть знакомой ладони. Она резко крутанулась, чтобы разглядеть лицо стоящего подле нее человека. Оно не выражало никаких чувств, ни отвращения перед содеянным ею, ни боязни, а вот глаза сосредоточенно изучали ее.

— Прекрати, — коротко приказал Моруа, стискивая ее плечо, позже останутся фиолетовые синяки, отпечатавшие его жесткую пятерню на ее бронзовой от солнца коже. Она пару раз моргнула, хлопая длинными ресницами, словно в забытье, и внезапным порывом ее рука поднялась к ходячему мертвецу, образовав вокруг его фигуры огненный вихрь. Золотые браслеты цветочными лозами поползи вверх по ее руке, распускались бутоны, опадали лепестки из драгоценного металла, а Фаир не отрывала глаз от мужчины, заполнявшего все ее мысли. Он был соткан из огня, и пока позади нее пламя сжигало сам звук, ее серебряные глаза погружались в растопленный мед его очей. У него сильное тело, теплая кожа, по которой плетутся черные татуировки, заклеймив его словно преступника или раба отпрысков тьмы. Свободной рукой Фаир потянулась к его лицу, и ее тело прожгло изнутри, настолько ее связь с ним была крепкой, почти материальной. Кончиками пальцев, очертив его острые скулы, погладив подушечками пальцев локоны красных, как кровь волос, она дышала ароматом ночи и пепла, и он укрывал их сизо-серой пеленой. Мужчина сохранял холодное выражение лица, но глаза, отражение его души, были полны назидательной тревоги. Он был гораздо выше ее, и по сравнению с ним, она всегда ощущала себя маленькой и беззащитной, тогда как ей хотелось быть для него защитой, даже если это будет стоить сотней других жизней, и она поступалась со своими целями и решениями, никогда не отступала от своих принципов — так будет всегда. И даже когда их собственные тела пойдут прахом, развеются песчинками на ветру, она будет принадлежать одному человеку. Огонь затягивался, как волшебный туман, поглощенный ее обличием. Она вдыхала языки пламени, втягивала внутрь себя, словно кислород. Фаир раскинула руки и огненные хлысты с быстротой и точностью выпущенной из лука стрелы сковали зверя, приготовившегося для молниеносного прыжка. Белесые клыки на фоне черного праха казались плесенью. Чудовище верещало, глаза его выпучивались, мускулы в теле разрывались, разбрызгивая кровь во все стороны, но в воздухи капли реки жизни превращались в стеклянные шарики, что при соприкосновении с землей рассыпались в пыль.