Луиза Леонтиадес - Обмен мужьями Правдивая история нестандартной любви

• Название: Обмен мужьями Правдивая история нестандартной любви
• Автор: Луиза Леонтиадес
• Издательство: Thorntree Press, LLC
• Жанр: Современные любовные романы
• ISBN: 978-0-9913997-3-4

---

Да, мы с Жилем рассматривали возможность развода. Но уже не потому, что собирались разойтись. Наоборот. Потому, что мы хотели остаться вместе, любить вместе, быть вместе. Соединённые навсегда. Пока выбор не разлучит нас.

Периодическая таблица полиамории

В старой конфигурации у нас были одни отношения. Жиль и Луиза. Или, иногда, Луиза и Жиль, в зависимости от того, кто подписывает рождественские открытки. Но в новой конфигурации были:

1. Жиль и Луиза;

2. Жиль и Елена;

3. Луиза и Мортен;

4. Елена и Мортен;

5. Жиль и Мортен;

6. Луиза и Елена.

А также:

7. Жиль, Луиза и Елена;

8. Жиль, Луиза и Мортен;

9. Жиль, Елена и Мортен;

10. Луиза, Мортен и Елена.

И, разумеется, наконец:

11. Жиль, Луиза, Мортен и Елена.

— Этот приближается к одинадцати! — процитировал Жиль из Spinal Tap.

Было трудно ухватить текучую природу и динамику каждых отношений. Каждая комбинация отличалась собственным поведением и одни и те же элементы могли добавлять в неё как мегареактивность, так и изрядную стабильность.

Молекула Жиль и Мортен была редкой, преимущественно пассивной и обычно могла быть найдена там же, где были коробки с пиццей и PS2.

Молекула Жиль и Елена характеризовалась высокой энергией и часто наблюдалась рано утром в тренажёрном зале. Также она потребляла огромные количества органической пищи и эволюционировала в очень эффективное чистящее средство.

Молекула Жиль, Елена и Мотрен часто встречалась на свежем воздухе, где занималась ходьбой. Однако, Жиль, Луиза и Мортен могли быть обнаружены только в доме, как правило на диване, смеющимися и пьющими кофе.

Ни одна из молекул не была в точности похожа на какую-либо другую. Девять из одиннадцати были новыми. Четыре из одиннадцати были связаны в том числе сексом… впрочем, ещё три попробовали это, но вышло чёрти-что. Наша единственная попытка заняться сексом вчетвером получилась по настоящему странной. У всех нас были столь разные способы взаимодействия с разными людьми, что попытка смены партнёров на полпути меняла ритм и желания. Никаких оргазмов. И уж точно не множественных. В конце Елена сказала: “Не поставить ли мне чайник?”

Мортен поднял голову от её груди и произнёс: “Мда, пожалуй, ничего не получается.”

Так уж вышло.

Одна из этих одиннадцати молекул была совершенно не от мира сего. Это были Луиза и Мортен. Это образование было совершенно великолепно.

И, наконец, были Луиза и Елена, подобные золоту и вину, чаще всего обнаруживавшиеся в дорогих ресторанах и лондонских магазинах с несообразными ценами. Эта молекула была потенциально нестабильна и взрывчата.

Когда мы первый раз пытались найти название для наших с Еленой отношений, аналог которым можно было найти только в полигамных обществах, мы нашли слово со-жена (sisterwife). Мою со-жену звали Елена. Её имя, предположительно, означает “блеск” или “факел”. И, надо сказать, это совершенно верно. Каждый из нас был единственным и уникальным в каком-нибудь смысле. Я была единственной, у кого было нечто, что можно было назвать деловой карьерой. Я привыкла подтверждать свои слова делом. Мортен был среди нас единственным, выросшим в нормальной стабильной семье. Он был очень по-дзенски спокоен и мог управиться с любым багажом. Жиль был лингвистическим гением и, заодно, семейным юмористом. Все мы были яркими в своих областях. Но никто из нас не сиял так искристо, как Елена. Она отличалась. Выдавалась из ряда.

В частности, она не признавала ничего меньшего, чем правда. Всегда. Это вовсе не просто переварить в мире полуправды, чрезмерного такта и притворства. Она представляла собой красную таблетку из Матрицы. Правду в мире иллюзий. Благодаря некоторым обстоятельства, она была лишена страхов, владеющих обществом. Она была чрезвычайно уверена в себе. Но у неё был свой комплект демонов. Один из них, похоже, состоял в полном забвении того, насколько трудной оказывается для других эта красная таблетка.

Мы были вместе потому, что так сложилось, однако проводили вместе больше времени, чем закадычные приятели. Мы не были сёстрами, однако у нас была общая семья, общие интересы и, порой, общий дом. Мы не были лесбиянками или бисексуальными, однако видели друг друга обнажёнными в компрометирующих ситуациях.

Наши взгляды на социальные нормы были во много противоположны, наши стили коммуникации были совершенно различны. Я видела мир (более или менее) относительно, а она видела его (более или менее) как набор противоположностей: добро и зло, правильное и ложное. Мне было трудно высказать своё мнение, пока я не была полностью уверена в контексте, а она всегда была готова высказаться определённо и принять все последствия этого. Она была протоном для моего электрона. Я росла впитывая свой опыт, а она — проецируя себя и свой опыт в окружающий мир.

Поверьте, я не говорю о том, что одна из нас была “миссис Правильность”. Две “миссис Правильность” в этом уравнении были равны. Полиамория — не замена партнёров. Как часто напоминал мне Жиль, когда во мне просыпалась неуверенность, полиамория — это дополнение партнёров. Впрочем, у меня и моей со-жены были разные мнения о полиамориии, о том чем она является, а чем — нет. Она верила в то, что люди полиаморны или моногамны по своей природе, также как они гомосексуальны или гетеросексуальны. Я считала, что это не похоже на сексуальную ориентацию и являются вопросом выбора того образа жизни, который больше подходит к нашим естественным наклонностям.

У нас было мало ответов… но много любви и надежды. Большую часть времени.

Новая жизнь вместе

— Мы собираемся как-нибудь справиться с нашей разделённостью? — в отчаянии спросила моя со-жена. У неё были средиземноморский темперамент и соответствующие эмоции. — Я недели не могу прожить без Жиля, — она начинала плакать от одной мысли об этом.

После окончания рождественских каникул, мы быстро осознали, что наши отношения не переживут расстояние между странами. Без поддержки общественных структур, наша новая любовь могла сохраниться только при условии географической близости.

Это была ночь перед нашим отъездом, и я чувствовала на своих плечах тяжесть необходимости принятия решения. Мортен не говорит по французски. Он столкнётся с ужасными трудностями, пытаясь найти работу в Париже. У Жиля нет постоянной работы. Как и у Елены, но как как актрисы и певицы ей лучше бы оставаться неподалёку от Лондона. Именно от меня зависело: переедем мы или нет. Никто не смотрел на меня прямо. Давление не было озвучено, но всё равно было огромным.

— Итак, вы хотите, чтоб мы переехали в Англию, — прямо заключила я. Решение казалось неизбежным.

Искра надежды крохотным пламенем загорелась в глубине елениных глаз. Мортен обнял меня за плечи и прикоснулся к подбородку.

— Никто не хочет, чтоб ты делала что-то, чего ты не хочешь делать, — ответил он.

Я вышла из-за обеденного стала и стала подниматься наверх, чтоб подумать. Я не осознавала этого, но это был не первый значительный выбор из множества стоявших на моём пути. Но это был первый, про который я понимала, что он именно таков. Только я видела дьявольскую альтернативу. Или остаться в Париже и потерять эти отношения, что казалось немыслимым. Или переехать в Англию, в страну, в которую я поклялась никогда не возвращаться семнадцать лет назад, подвергнуть риску мою карьеру, но дать шанс отношениям. Без какой-нибудь гарантии, что это сработает, разумеется.

— Я пятнадцать лет вкалывала как проклятая, следуя стратегическому плану, чтоб стать профессионалом в международных финансах. Я жила и работала в шести разных странах, поднимаясь по служебной лестнице, чтоб достичь нынешнего положения, — говорила я воздуху перед собой, отлично понимая, что Мортен отстаёт от меня всего на две ступеньки.

— Если ты переедешь в Лондон, весь твой международный опыт останется с тобой. Это может оказаться неплохим ходом в твоей карьере, если ты правильно сделаешь его.

— Я уехала в первую очередь для того, чтоб убежать от детских воспоминаний, связанных с моей ужасной семьёй и миром общественного подавления.

— Может быть, повзрослевшей Луизе пришло время справиться с ними? Разве может быть для этого время лучшее, чем когда рядом с тобой трое любящих тебя людей?

У меня не оставалось реальных аргументов против, кроме того, что я теряла контроль над своей жизнью. На меня давили, чтоб я сделала то, что от меня хотят другие люди, и хотя бы по этому я не хотела делать этого. Я хотела закричать так громко, чтоб изгнать его из своей головы и своей жизни. Но я не могла. Потому, что моя любовь к нему была уже сильнее моего эгоизма. Куда бы я ни подалась, это была Уловка-22. Для того, чтоб мы могли жить в мире нашей мечты, я должна принести в жертву свою жизнь и спокойствие, какими я их знаю. Всё это было слишком тяжело и я залилась слезами. Он попробовал успокоить меня.