Кир Булычев - Последняя война (сборник)

• Название: Последняя война (сборник)
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-10559-1

Кир Булычев — вторая величина в отечественной фантастике XX века после братьев Стругацких. Несколько поколений читателей выросло на его книгах, а первая читательская любовь долговечна и с годами не остывает. Основатель Великого Гусляра (своеобразного аналога северного города Соловца со знаменитым НИИЧАВО и его сотрудниками), крестный папа Алисы Селезневой, девочки из будущего Земли, летописец трудов и дней доктора Павлыша и его друзей из экипажа межпланетного звездолета «Сегежа», лоцман на реке Хронос, соединяющей во времени разные берега России... — Кир Булычев многомерен, как сама жизнь, в его литературной вселенной есть место и шутливому розыгрышу, и едкой, беспощадной иронии, и мудрости ученого и провидца. В ней есть все, кроме скуки.

Эта книга в полном объеме представляет читателю цикл о докторе Павлыше. Также сюда входят произведения, тем или иным образом связанные с миром героев цикла. И опять перекличка между мирами — миром Павлыша и миром Полдня XXII века.

---

— Мы очень мало знаем о вас, — объяснил Павлыш. — И нам, очевидно, в будущем придется работать вместе. Вот и хочется познакомиться.

— Так не знакомятся, — ответил Ранмакан. — Вы все у меня хотите узнать, а про себя — ни слова.

— В свое время сами расскажем. Хорошо, что у вас нет семьи.

— Почему?

— Потому что она погибла бы.

— Как так?

— Погибла бы в той войне, жертвой которой стали и вы.

— Ну, меня не сильно повредило. А что, большие жертвы?

— Да, большие.

— А вы — санитарный отряд, благотворители?

— В какой-то мере, мы — санитарный отряд.

— Тогда развяжите меня и отпустите. Я здоров.

— Вы не связаны. Скоро вам принесут одежду, и тогда сможете встать с постели. Но вряд ли вам удастся сейчас уйти отсюда.

— Ага, так я и знал. Я у вас в плену.

— Нет, Ранмакан из Манве, — сказал доктор. — Вы в плену у себя. У своего города, у своего мира.

Ранмакан посмотрел на женщину с желтыми волосами. Та сидела не шевелясь и перебирала пальцами — как у них много пальцев — край белой одежды. Волнуется. Ранмакан чувствовал приближение чего-то страшного, не направленного против него лично, но тем не менее очень страшного; он хотел бы оттянуть это страшное, которое таилось в ответах на его же вопросы, а тогда надо бы замолчать и ничего не спрашивать, но Ранмакан не мог остановиться.

— Что случилось с городом? — спросил он.

Он не хотел, чтобы ему отвечали, он уже знал ответ.

— Ваш город погиб, — ответил доктор.

Ранмакан почувствовал, что он, маленький, одинокий, голый и беззащитный, как насекомое, приколотое к листу бумаги, виден всем и подвластен всем бедам.

— Так, — сказал Ранмакан, и веря и не веря доктору. — Город погиб. А люди?

— Люди погибли тоже.

— И что же, я один живой остался?

— Да, вы один.

— Как же?

— Вы разрешите, я отвечу на этот вопрос позже? — спросил доктор. — Это довольно опасно.

— Нет, — возразил с неожиданной яростью Ранмакан. — Вы мне ответите сейчас. Сейчас же!

— Хорошо. Но правда будет горькой.

— Все же лучше, чем вранье. Мы проиграли войну?

— Никто войну не выиграл.

— Мир?

— Обе стороны проиграли войну, — сказал доктор. — Никто не выиграл. Все погибли.

— А вы?

— Нас тогда не было на вашей планете.

— Так… А где же были? По небу летали?

— Мы жили у себя дома, на других планетах.

— Вы что же, не с Муны?

— Если Муна — название вашей планеты, то тогда мы не с Муны. Мы даже не из вашей звездной системы.

— А что вы тут делаете?

Ранмакан задавал вопросы быстро, не успевая осмыслить ответы на них, еще не до конца понимая, что же произошло, и не вполне веря своим ушам и своим глазам. Хотя все это не было сном, реальность оказалась непонятной, хуже любого сна.

— Мы прилетели, чтобы помочь вам.

— Мне?

— Всем вам, кто жил на Муне.

— А много осталось?

— Никого.

— А у них, у пьи?

— Это ваши враги? Тоже никого. Ваши бомбы уничтожили всех людей на планете.

— Этого не может быть!

— Это случилось. Мы узнали об этом слишком поздно. И когда прилетели, никого не застали в живых.

— И я один…

— И вы тоже погибли.

— Так я на Дальнем свете?

— Нет, вы живы. Мы, если можно сказать, воскресили вас.

— Я был мертв?

— Да.

— И сколько времени?

— Больше года.

— Но я только вчера…

Ранмакан осекся. Они говорили правду. Они, конечно, говорили правду, просто такую невероятную правду, что в нее нельзя поверить. И вот он один, и, может, это даже не он, не настоящий он…

— Мы надеемся, что вы будете не одиноки. Так же, как мы вернули к жизни вас, мы постараемся вернуть к жизни других людей.

— Ему надо отдохнуть, — напомнила Кирочка.

— Отдыхайте. Мы потом придем, — решил Павлыш.

Ранмакан не возражал. Он не хотел спать, но ему было лучше остаться одному.

Павлыш и Кирочка вышли из комнаты. Перед уходом Павлыш включил автоматику. Если человек станет буйствовать, автомат усыпит его.

Но Ранмакан не собирался буйствовать. Он закрыл глаза и лежал неподвижно. Только приборы продолжали отмерять биение его пульса и дрожь его нервов.

4

На следующий день Ранмакан вместе с Павлышом поднялся на мостик. Загребин включил для него экран, и Ранмакан долго стоял, вглядываясь в расплывчатый за сеткой дождя город, в разрушенные дома и пустые улицы.

Он был единственным человеком на планете. Он не знал, можно ли верить пришельцам, обещавшим найти и вернуть к жизни других людей. Ранмакан находился во власти тупого длительного шока; он мог есть, спать, наконец, говорить, пользуясь черной коробочкой; он старался верить в то, что кроме него не осталось на планете ни одного живого человека, что воздух планеты смертелен для людей, что уже год, как нет в живых ни продавщицы в магазине порта, ни его начальника — впрочем, чего его жалеть? — ни полицейских в синих шлемах, ни соседского парнишки, который построил из фанеры автомобиль.

Ранмакан старался верить, но все-таки не верил. Он знал, хотя этой уверенностью не желал делиться с пришельцами, что где-то — или далеко на севере, или в горах Ракуны — живут еще люди. Представить себе гибель своей планеты — выше возможностей мелкого таможенного чиновника, которому, в сущности, никогда не приходило в голову, что война сможет подойти к тихому Манве.

Ранмакан вспомнил, как был незадолго до войны в визоре — смотрел ленту, в которой показывали, что после войны все погибнут. Но в той ленте двое остались в живых — девушка и парень. И они долго шли по опустевшей планете и в конце концов нашли других людей. Конечно же, нашли. Ранмакан вспомнил, ему говорил кто-то, что картину скоро запретили. Страна готовилась к войне, и нельзя было подрывать боевой дух.

Город лежал перед ним на громадном овальном экране, знакомый и совершенно чужой. Ранмакану хотелось уйти туда, и снова войти в магазин, и спросить у пухленькой продавщицы, нет ли у нее жвачки. Ранмакан знал, что продавщица сначала скажет, мол, жвачки нет и он, видно, хочет, чтобы пришла секретная полиция, потому что жвачка уже три года запрещена, а потом она обязательно достанет из-под прилавка пакетик, и пакетик этот будет стоить всю недельную зарплату, но неважно — жвачки хватает надолго, дня на три, и продавщица тоже согласится пожевать кусочек: ему не жалко поделиться с такой продавщицей.

Большой светловолосый человек с широкими кистями рук стоял в стороне и пускал изо рта дым. Ранмакан боялся этого человека больше, чем доктора Павлыша. Он понимал, что этот человек, хоть и смотрит на него без злости, опасен и чужд. Может, это они, пришельцы, и разбомбили Манве?

Пожалуй, надо бы воздержаться от курения в присутствии Ранмакана, размышлял Загребин. Кто знает, что тот может подумать о людях: здесь, судя по всему, табака не знали, здесь жевали какую-то гадость.

— Возвращаемся, — произнес динамик. Это докладывала группа Антипина. — В большом замке никого нет.

— Что было в большом замке на холме? — спросил Загребин Ранмакана, который с недоверием прислушивался к словам, раздававшимся со стороны экрана.

— Дворец губернатора, — ответил Ранмакан. Между домами на экране появился вездеход. Он медленно полз к кораблю. — Что это? — спросил Ранмакан.

— Наша машина. Искали других людей.

— И не нашли, — добавил уверенно Ранмакан. Они и не хотят искать. Но ничего. Он убежит. Он обязательно убежит отсюда. Ведь, в конце концов, почему он должен верить им, что воздух смертелен? Тысячи поколений жили на планете, и он не был смертельным. А тут стал смертельным.

— Не нашли пока. — Загребин посмотрел на Павлыша: — Не пора ли кормить Адама? — Так называли Ранмакана на корабле, хотя он был слишком худ и мрачен для первого человека.

— Он неразговорчив, — сказал Кудараускас Загребину, когда доктор с пациентом вышли.

— А вы бы на его месте?

— Я не мог оказаться на его месте, — отрезал Кудараускас. — Я до сих пор уверен, что из нашего эксперимента ничего не выйдет. Потому что он порочен.

— Ладно уж, — сказал Загребин; ему не хотелось спорить. — Вы включили шлюзы?

— Да.

— Не забудьте удвоить время промывки вездехода. Они ведь сегодня побывали в эпицентре взрыва.

Кудараускас знал, где они были. Он внимательно смотрел, как вездеход разворачивается, останавливаясь у корабля, как из люка тяжело выскакивают похожие на головастых муравьев Антипин и Цыганков, нагруженные трофеями мертвого города.

Кудараускас включил шлюз, и космонавты, сказав что-то вездеходу, пошли к открывающемуся люку.

На мостик заглянул Христо Райков.

— У меня идея, Геннадий Сергеевич.