Елизавета Абаринова-Кожухова - Надежда

• Название: Надежда
• Автор: Елизавета Абаринова-Кожухова
• Жанр: Фэнтези

---

Однако Михаил Федорович не терял время в раздумьях — он исподволь, день за днем, плел широкую сеть агентов, резидентов и просто осведомителей, собирал компромат, наводил связи с различными слоями Кислоярского общества, вплоть до самых высших. Тогда же он познакомился с Глебом Святославовичем — скромным служащим Тайного приказа, который считал, что его ведомство работает по старинке и оттого не выполняет в должной мере своего высокого предназначения. Однако все дельные предложения Глеба Святославовича его начальство, привыкшее работать как раз по старинке, разумеется, неизменно клало под сукно. Зато Михаил Федорович сразу заприметил Глеба Святославовича, оценил его деловые качества и неподдельную страсть к работе. Вскоре Глеб Святославович сделался «правой рукой» Михаила Федоровича, который не только доверял ему самые деликатные поручения, но и, в отличие от начальства Приказа, внимательно выслушивал все его предложения и многое, что называется, «брал на вооружение».

Именно Глеб Святославович как-то в доверительной беседе заметил, что вот бы, дескать, завести у нас порядки, как в Белой Пуще у князя Григория. Михаил Федорович очень этим заинтересовался, навел справки, более того, самолично побывал в Белой Пуще, где познакомился с тамошней системой государственного управления и даже имел аудиенцию у главы государства, князя Григория Первого Адольфовича Лукашеску, графа Цепеша, владетеля Белопущенского и прочая и прочая и прочая.

Проанализировав увиденное и услышанное в Белой Пуще, Михаил Федорович пришел к выводу, что именно такая модель государственного устройства идеально подошла бы Кислоярскому царству. Глеб Святославович с ним согласился, но добавил, что вообще-то Григорий — не совсем князь, или, вернее, даже вообще не человек, а упырь. Владетелем Белопущенским он стал двести лет назад, обманом женившись на единственной дочке князя Ивана Шушка, а затем отравив тестя и, кажется, даже выпив его кровь. Не веривший в существование упырей и прочей нечисти, Михаил Федорович слова о происхождении князя Григория пропустил мимо ушей, а способ его прихода к власти взял на заметку. Единственное, что отчасти смущало, так это абсолютная неуправляемость князя Григория, но с этим Михаил Федорович надеялся справиться, хотя и не совсем представлял, как.

Вскоре в Белую Пущу отправился господин Каширский, впереди которого бежала профессионально пущенная народная молва, будто бы он — великий лекарь и чуть ли не чародей, способный исцелять все хвори, включая половую немощь, каковою, по конфиденциальной информации, добытой Михаилом Федоровичем, уже более пятидесяти лет страдал князь Григорий. Естественно, глава Белой Пущи тут же зазвал чудо-лекаря к себе, и Каширский, прибегнув к помощи гипноза, избавил пациента от импотенции, подкрепив лечение лошадиной дозою «виагры», а заодно и дав ему «установку» искать руки и сердца царевны Танюшки — единственной и любимой дочери Кислоярского царя Дормидонта.

Собственно, князь Григорий этим установкам вовсе не противился — его привлекала не только и не столько перспектива женитьбы на Татьяне Дормидонтовне, которую он ни разу не видел, сколько возможность естественным способом присоединить к своему княжеству еще и Кислоярское царство, а в будущем, как знать, добавить к своему и без того длинному титулу еще и звание царя Кислоярского.

О том, что вышло из этой затеи, мы теперь распространяться не будем — все это в подробностях описано в книге «Холм демонов». Скажем только, что князь Григорий потерпел полное фиаско, а царевна вышла замуж за Рыжего, своего давнего возлюбленного.

* * *

В отличие от Нади и Серапионыча, Василий не задавался ни теоретическими, ни практическими вопросами, а о логике — верной спутнице частного детектива — позабыл начисто.

— Скажи, Солнышко, а тетю Свету я тоже смогу увидеть? — спросил Вася, когда его друг чуть ослабил объятия.

— Ну конечно, увидишь! — радостно откликнулся Солнышко, жадно разглядывая Васю. — И тетю Свету, и дядю Колю, и всех-всех-всех — но завтра.

«При чем тут дядя Коля — он же еще на этом свете, — мельком подумал Василий, подразумевая Николая Павловича Лиственницына. — Или, наверное, Солнышко имел в виду другого дядю Колю, двоюродного брата тети Светы, он как раз в прошлом году помер…»

Додумать эту думу — что раз он встретил давно умершего Солнышко, а завтра увидит покойных Светлану Ивановну и дядю Колю, то он и сам, стало быть, умер — Василий не успел. А Солнышко тем временем потащил Василия в соседнюю комнату, обставленную скромно, но уютно и со вкусом, хотя и здесь находилось великое множество оконченных и неоконченных картин. У одной стены стоял диванчик, а у другой — платяной шкаф, на верху которого были хаотично навалены книги и художественные альбомы. Под окном стоял колченогий журнальный столик, украшенный бутылью шампанского и вазой с фруктами.

— Погоди, — спохватился Дубов, — ты же был делом занят, наверное, кого-то ждал, а тут я свалился, как метеорит на голову…

— Кого я ждал, тот и свалился! — завопил Солнышко. — Да ты раздевайся, располагайся, будь как дома. Да ты и есть дома!

…Прошел час, может быть, два. Сон не шел. Василий лежал на спине, закинув руки за голову. Рядом, по-детски прильнув носом к его плечу, мирно спал Солнышко — других спальных мест, кроме дивана, в этой странной квартире не было.

Несмотря на искреннюю радость от встречи с давно потерянным другом, Дубов не мог не задаваться некоторыми вопросами, от которых никак нельзя было уйти. Не будучи ни твердо верующим человеком, ни убежденным атеистом, Василий с одинаковой вероятностью допускал как существование потустороннего мира, так и его отсутствие. Но при допущении первого он представлял жителей загробного мира в виде неких бесплотных духов, обитающих в некоем Мировом Эфире, а Василий оказался во вполне осязаемой мастерской художника, на более чем прозаическом диване, да и Солнышко вовсе не представлялся бесплотным духом, в чем Вася имел случай только что убедиться — его косточки до сих пор слегка побаливали от бурных объятий при встрече.

«Наверное, бесплотные духи они только для живых, — смекнул Василий, — а между собой…»

Только тут до него дошло, что в таком случае и сам он теперь «бесплотный дух», в то время как бездыханное физическое тело частного детектива Василия Дубова осталось там, на квартире доктора Серапионыча, а сейчас, наверное, уже находится в его же служебных апартаментах.

Но в это как-то не очень верилось (или не хотело вериться), и Василий стал перебирать другие возможности, пока, наконец, не пришел к тому же, о чем сразу после его исчезновения подумала Чаликова.

— Как там было в «Марсианских хрониках»? — вспоминал Дубов, даже не замечая, что думает почти вслух. — Как только первые земляне прилетели на Марс, их встретили давно умершие родственники. Потом, когда командир ночевал в так называемом «родительском доме» в одной комнате с покойным братом, он понял, что это ловушка, и попытался уйти. Не помню, что там дальше, но кончилось тем, что всех астронавтов поубивали…

Очень осторожно, чтобы не разбудить Солнышко (или того, кто принял его образ), Василий встал с дивана и, стараясь ступать как можно тише, направился к двери. Но, конечно, в темноте наткнулся на табуретку и с грохотом ее опрокинул. Тут же у него за спиной вспыхнул свет и раздался голос Солнышка:

— Руки вверх! Стой и не оборачивайся!

«Ну, вот и все», — обреченно подумал Василий, но приказание выполнил.

Миг спустя раздался выстрел, и Василий, поняв, что терять больше нечего, резко обернулся. Рядом с диваном стоял улыбающийся Солнышко с двумя пенящимися бокалами:

— Что, испугался? Ну, давай за встречу! — И, хитро улыбнувшись, добавил: — И за Рея Бредбери.

И тут Василий понял: живой или нет, но перед ним действительно стоял Гриша Лиственницын. Ибо сколько Вася помнил себя в детстве, столько же Солнышко устраивал и ему, и всем, кто попадался под руку, всяческие розыгрыши, далеко не всегда безобидные и отнюдь не только первого апреля. И почему-то все, даже зная Солнышкину страсть, то и дело на них попадались. Солнышку крепко доставалось и от родных, и от друзей, да и от Васи, который чаще других становился жертвой этих шуточек, но отказаться от них было выше Солнышкиных сил.

— За встречу, — стараясь не показать, что испугался, Вася принял бокал и поднес к губам.

— Ну как? — спросил Солнышко, когда Василий выпил до дна.

— Что — ну как?

— Ты ничего не заметил?

— А что именно?

— Странно, а я туда целых три ложки цианистого калия всыпал.

— Уши надеру, — ласково пообещал Вася.

* * *

Первая неудача только раззадорила Михаила Федоровича. «Не удалось экспортировать вождя из Белой Пущи — значит, будем воспитывать его в собственном коллективе», говаривал Михаил Федорович в доверительных беседах с ближайшими соратниками, а сам между тем вел активную подготовку к смене власти: распускал всякие невыгодные слухи о царе Дормидонте и его семье, провоцировал скандалы и разоблачения, словом, дестабилизировал обстановку в стране, как только мог. Временами, увлекшись этими опасными играми, он даже как будто забывал, для чего их затеял, а себя именовал теперь не иначе как политтехнологом, а то и «делателем царей», всерьез примеряя сомнительные лавры Фуше и Талейрана.