Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 11

• Название: Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 11
• Автор: Вальтер Скотт
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1963

Вальтер Скотт – автор очень популярных исторических романов, основоположник самого жанра «исторический роман» в Англии.

Роман «Кенилворт» можно назвать, в какой-то мере, продолжением романа «Аббат», так как речь в нем идет об удачливом политическом противнике Марии Стюарт – Елизавете I. Основой сюжета служит предполагаемое убийство жены Роберта Дадли графа Лестера – Эми Робсарт. Читатели очень хорошо встретили этот роман, но концовка, все же, показалась им слишком трагичной.

---

— Но почему же это сейчас невозможно? — настаивала графиня самым нежным и вкрадчивым голосом. — Почему это не может свершиться немедленно— этот полный, неразрывный союз, к которому, как вы говорите, вы сами стремитесь и который предуказан нам и божескими и человеческими законами? Ах, если бы вы хоть вполовину желали этого так, как вы говорите, кто или что могло бы стать преградой вашему желанию при всем вашем могуществе и всесилии?

Взгляд графа омрачился.

— Эми, — начал он, — ты говоришь о том, чего сама не понимаешь. Мы, придворные мученики, похожи на тех, кто карабкается на песчаную гору. Мы не смеем остановиться, пока не найдем твердой точки опоры и отдыха на какой-нибудь выдавшейся вперед скале. Если мы остановимся раньше, мы начнем скользить вниз под давлением собственной тяжести и обратимся в предмет всеобщих насмешек. Я стою высоко, но недостаточно твердо, чтобы действовать по собственной воле. Объявить во всеуслышание о своем браке сейчас — означало бы собственными руками приблизить свою гибель. Но поверь, что я скоро достигну такого предела, когда смогу предаться тому, к чему мы оба стремимся. А пока что не отравляй мне блаженства этих мгновений, желая того, что сейчас недостижимо. Скажи-ка лучше, все ли тебе здесь нравится? Как ведет себя по отношению к тебе Фостер? Полагаю, что с полным уважением, а иначе ему придется очень и очень пожалеть об этом.

— Иногда он напоминает мне о необходимости этой уединенности, — со вздохом ответила девушка, — но ведь это напоминает мне о ваших желаниях, и потому я скорее обязана ему за это, нежели склонна бранить его.

— Я рассказал тебе о суровой необходимости, властвующей над нами, — возразил граф. — Фостер как будто бы нрава довольно угрюмого, но Варни ручается головой за его верность и преданность. Но если у тебя есть причины пожаловаться на его поведение, то он за это поплатится.

— Нет, жаловаться мне не на что, — ответила графиня. — Он выполняет свои обязанности, как ваш верный слуга. А его дочь Дженет — самая добрая и лучшая подруга моего уединения; ее прецизианский вид так идет к ней.

— Вот как? — заметил граф. — Тот, кто приятен тебе, не должен остаться без награды. Поди-ка сюда, девица!

— Дженет, — сказала графиня, — подойди к милорду.

Дженет, которая, как мы уже сказали, тихонько удалилась в уголок, чтобы не мешать беседе лорда и леди, подошла поближе. Она сделала почтительный реверанс, и граф не мог удержаться от улыбки при виде разительного несоответствия между подчеркнутой простотой ее платья вместе с церемонной скромностью ее взора и ее миловидной мордочкой с черными глазками, которые так и смеялись, несмотря на все старания их владелицы придать себе серьезный вид.

— Я весьма обязан вам, хорошенькая девица, за то, что миледи так довольна вашими услугами. — И, сказав это, граф снял с пальца дорогое кольцо, вручил его Дженет Фостер и добавил: — Носите его на память о ней и обо мне.

— Мне очень приятно, милорд, — скромно ответила Дженет, — что моими жалкими услугами я угодила миледи. Стоит минутку побыть рядом с ней, и так и хочется ей чем-то услужить. Но мы, члены общины достойного мистера Холдфорта, мы не стремимся, как легкомысленные дочери этого света, унизывать золотом свои пальцы или носить камешки на шее, подобно суетным женам Тира и Сидона.

— Ах вот что! Вы суровый проповедник прецизианского братства, премиленькая мисс Дженет! — воскликнул граф. — Кажется, и ваш отец — верный член этой же общины. Тем больше вы мне оба нравитесь. Я знаю, что в вашей общине за меня молятся и мне желают добра. Вы вполне можете обойтись без украшений, госпожа Дженет, так как у вас изящные пальчики и белая шейка. Но вот тут нечто такое, при виде чего ни паписты, ни пуритане, ни латитудинарии, ни прецизианцы не вытаращат глаз и не разинут рта. Возьмите это, девочка, и истратьте их на что угодно.

Говоря это, он положил ей в руку пять больших золотых монет с изображением Филиппа и Марии.

— Я не приняла бы и этого золота, — сказала Дженет, — если бы не надеялась так воспользоваться им, чтобы принести всем нам благословение.

— Поступи как тебе нравится, прелестная Дженет, — ответил граф, — и я буду рад. И, пожалуйста, пусть они там поторопятся с вечерней трапезой.

— Я просила мистера Варни и мистера Фостера отужинать с нами, милорд, — сказала графиня, когда Дженет вышла, чтобы исполнить приказание графа. — Вы согласны?

— Как и со всем, что ты делаешь, моя милая Эми, — ответил ее супруг. — Мне особенно приятно, что ты оказываешь им эту честь, потому что Ричард Варни беззаветно предан мне и он постоянный участник моего тайного совета. А сейчас я по необходимости должен относиться с большим доверием к этому Энтони Фостеру.

— Я хотела попросить у тебя что-то в подарок и рассказать один секрет, — начала графиня дрожащим голосом.

— Отложим и то и другое до завтра, моя радость, — возразил граф. — Я вижу, уже открыли двери в столовую. Я мчался сюда сломя голову, и бокал вина будет сейчас весьма кстати.

С этими словами он повел свою прелестную супругу в соседнюю комнату, где Варни и Фостер приняли их с изъявлением глубочайшего почтения, первый — по обычаю двора, а второй — по уставу своей общины. Граф отвечал на их приветствия с небрежной любезностью человека, давно привыкшего к таким знакам уважения, а графиня — с церемонной тщательностью, которая свидетельствовала о том, что ей все это было внове.

Пиршество, предложенное столь избранному обществу, по изобилию и изысканности вполне соответствовало великолепию залы, в коей оно было сервировано, но все обошлось без слуг. Присутствовала одна Дженет, готовая услужить каждому, но стол действительно был уставлен всеми блюдами, каких только можно было пожелать, и почти никакой помощи не требовалось. Граф с супругой сидели на верхнем конце стола, а Варни и Фостер, как им полагалось по рангу, ниже солонки. Последний, вероятно перепугавшись, что ему пришлось попасть в совершенно непривычное общество, за все время ужина не произнес ни единого звука, а Варни с величайшим тактом и находчивостью поддерживал разговор, не переходя границ, но и не давая ему угаснуть, и ему удалось привести графа в самое лучшее расположение духа. Этот человек был так щедро одарен природой для исполнения роли, которую ему довелось играть, будучи, с одной стороны, сдержанным и осторожным, а с другой — находчивым, остроумным и изобретательным, что даже сама графиня, при всем своем предубеждении к нему за очень многое, подпала под власть его ораторского искусства и наслаждалась им. На этот раз она склонна была даже присоединиться к похвалам, которые граф в изобилии расточал своему любимцу. Наконец настал час отдыха. Граф и графиня удалились в свои покои, и в замке до утра воцарилась полная тишина.

На следующее утро ни свет ни заря Варни вступил в исполнение своих обязанностей камергера и шталмейстера, хотя он, собственно говоря, состоял только в последней должности в этой великолепной свите вельможи, где рыцари и дворяне знатного происхождения были вполне довольны, играя роли слуг, как, впрочем, и сами вельможи, игравшие подобные же роли при королевском дворе. Эти обе должности были хорошо знакомы Варни, отпрыску старинной, но несколько захудалой дворянской семьи, ставшему пажом графа в более ранний период его жизни, где было много неясного. Оставшись верным ему в трудных испытаниях, Варни удалось впоследствии оказать графу весьма важные услуги во время его стремительного и блистательного движения ввысь, к успеху. Таким образом, в Варни скрестились взаимные интересы, основанные на теперешних и прежних заслугах, и это открыло ему путь к неограниченному доверию графа.

— Помоги-ка мне надеть более простое дорожное платье, Варни, — сказал граф, сбрасывая с себя утренний халат с цветочками, вышитыми шелком, и подбитый собольим мехом, — да уложи все эти цепи и кандалы (тут он указал на лежавшие на столе ожерелья различных орденов) в ларцы и шкатулки. Я чуть шею не сломал вчера вечером из-за этой тяжести. Теперь я уж почти совсем решил, что они больше не должны натирать мне шею. Это узы, изобретенные подлецами, чтобы держать в оковах дураков. А как ты думаешь, Варни?

— По правде говоря, милорд, — изрек в ответ его прислужник, — я думаю, что золотые цепи не похожи ни на какие другие. Чем они тяжелее, тем желаннее.

— И, несмотря на это, Варни, — ответил его хозяин, — я почти совсем пришел к мысли, что они не должны больше приковывать меня ко двору. Что может принести мне дальнейшая служба и более высокие почести, кроме высокого положения и огромных владений? А это все у меня уже есть. Что привело моего отца на плаху, как не его неумение ограничивать свои желания правами и разумом? Я уже, знаешь ли, пускался иной раз в рискованные авантюры, из которых потом еле вывернулся. Нет, я уже почти твердо решил больше не искушать судьбу в морских просторах, а сидеть себе спокойненько на берегу.