Вадим Саитов - Цитадель души моей

• Название: Цитадель души моей
• Автор: Вадим Саитов
• Издательство: СИ
• Жанр: Историческое фэнтези

Когда готы осадили Рим, ромейские колдуны в отчаянии вызвали из неведомого зверолюдей. С тех пор уже несколько сотен лет разумные потомки волков, медведей и лис ведут с Империей борьбу за существование в Ойкумене. Лейтенант егерей Бернт Сервий, по прозвищу Шелест, неожиданно оказывается вовлечен в цепь политических интриг между людьми и бестиями. И каждый ход в этой игре не обходится без жертв.

---

— Человек! Егерь!

Голос прорвался сквозь тягучую мглу видений прошлого. Я приоткрыл глаза, увидел нависшую надо мной зубастую морду, дернулся, хватаясь за меч и треснулся лбом о деревянную скамью. Потирая лоб, приподнялся, перждал, сжав зубы и закрыв глаза, внезапный приступ головокружения, потом посмотрел на вергу. Прокашлялся.

— Что?

— Корабль.

— Где?

— Там, — вытянула лапу.

Я, до рези в глазах, минут пять всматривался в указанном направлении, но не так и не увидел ничего, кроме мерно колышущихся водяных холмов.

— Он был там! Я видела парус!

Я пожал плечами, опускаясь обратно под скамью. Воды в лодку натекло уже прилично, пора бы вычерпать, но ни сил, ни желания на это у меня не было. Да и погружение в воду уже не вызывало неприятных ощущений — наоборот, казалось, что жажда становится меньше.

— Не тревожь меня из-за подобной ерунды, — проворчал я, закрывая глаза. Нам полагалось уже быть мертвыми сегодня, но позавчера нам удалось наловить немного рыбы. Или это было третьего дня? Время расплывалось, текло мимо разума, холодно и безразлично, как вода мимо опущенной за борт руки. Даже если волнение стихнет и у нас хватит сил снова устроить рыбалку, это только отсрочит конец. Ну и ладно. Если бы я действительно хотел выжить, мне бы следовало оглушить и связать вергу в первый же, проведенный нами в открытом море, день. Крови в ней много, если цедить каждый день понемногу — мне хватило бы на месяц. Теперь уже поздно — она меня сильнее. Бестии выносливее людей. В ночь до того, как мы наловили рыбы, я пытался её убить. Силы уходили, разум мутился, но я понимал, что утром, скорее всего, уже не проснусь. Я пытался вытащить меч, но руки не слушались, бессильно елозя по корке соли, покрывающей ножны. В отчаянии я подполз к спящей бестии и попытался перегрызть ей горло. Она отшвырнула меня, как котенка, я потерял сознание и очнулся уже днем — от вкуса льющейся в рот крови — маслянистой, густой и с резким рыбьим запахом. Стараясь не упустить ни единой капли живительной влаги, я сожрал целиком, со всеми потрохами, три небольшие, величиной с ладонь, рыбешки. Съел — и умудрился удержать их в желудке, как они не просились наружу. После этого у меня появилось достаточно сил, чтобы поучаствовать в рыбалке. Толку, признаться, от меня было немного — хотя я через некоторое время и наловчился попадать тонким трофейным мечом в проплывающих мимо лодки рыбешек, большинство из них соскальзывали с гладкого лезвия и уплывали, оставляя лишь тающее на глазах облачко крови. У верги рыбалка шла удачнее — цепляя когтями, она выдергивала в лодку рыбу за рыбой, и почти ни один её выпад не пропадал впустую.

К сожалению, продолжалось так недолго — в один момент мелькающие вокруг лодки силуэты вдруг бросились врассыпную от появившейся откуда-то стремительной веретенообразной тени, длиной не меньше самой лодки. Вода увеличивает находящиеся в ней предметы, но даже с учетом этого было ясно — эта рыба будет сама не прочь перекусить нами. Потом появилась вторая такая же, разве что чуть поменьше. Вдвоем они долго кружили вокруг лодки, потом пропали так же неожиданно, как и появились. Мы снова с надеждой начали вглядываться в воду, я увидел поднимающееся из тьмы глубин какое-то округлое пятно, приготовил меч, и вдруг с ужасом понял, что вижу глаз — чудовищных размеров глаз, с равнодушием взирающий на меня из бездны.

Вода вокруг забурлила, расступаясь перед тушей чудовищных размеров существа, я вцепился в борта лодки, ожидая, что нас сейчас поднимет в воздух, но тот, кто был под лодкой — кто бы это ни был — не стал всплывать, а просто проплыл мимо, на глубине вытянутой руки. Глаз медленно ушел вперед, а под лодкой долгое время тянулось и тянулось бугристое серо-голубое тело, покрытое какими-то наростами, ракушками, пучками водорослей, прилипшими странными рыбами, пока не закончилось, наконец, колоссальных размеров плоским хвостом, одно ленивое движение которого заставило нашо утлое суденышко закружиться на месте. Только минут через пять я смог выдохнуть и разжать сжатые в судороге руки. Вспомнились мне холмы Фалены и движущийся над ними силуэт невообразимых размеров лисы. И застывшие в священном ужасе егеря. Так я и не узнал потом, хоть и пытался, у кого же хватило сил сбросить оцепенение и выпустить первую стрелу из баллисты. Похоже, стрелявший сам этого не осознал и не запомнил.

Если я вдруг выживу, то ни к чему плавающему на полет стрелы больше не подойду. Вполне допускаю, что встреченный нами монстр — мирное безобидное существо, в разы менее опасное даже одинокого волка, но я лучше выйду один на один со стаей вергов, чем соглашусь снова оказаться в лодке рядом с чем-то эдаким. И дело вовсе не в опасности — смерть везде смерть и неважно, кто её тебе подарил — разъяренный урс или рой диких пчёл. Дело в бессилии — в осознании полной и абсолютной собственной ничтожности — что бы я сейчас ни сделал, как бы не напрягал весь свой разум, все мышцы и душевные силы, впечатления на раскинувшийся вокруг океан и на его обитателей я произведу не больше, чем брошенный в воду камешек. Так какой тогда смысл развивать ум и тренировать мышцы? Нет, что ни говори, а море — не людская стихия, нечего людям тут делать. На земле всё-таки не так.

А потом снова подул ветер, и поднялись волны. Сил ко мне вернулось достаточно, чтобы попытать счастья в схватке с бестией еще раз — как ни крути, пожалуй, это было бы самым разумным решением, что для меня, что для неё — победитель получает пару недель жизни и шанс на спасение. Сам не знаю, почему я так и собрался напасть ни днем, ни ночью. Из благодарности? Не думаю — то, что она меня спасла, больше злило, чем наполняло благодарностью. Потому что это глупость — так нельзя делать. Когда на кону стоит жизнь, боец должен уметь отринуть свою человечность. Не сможешь — умрешь, а тот, кто смог — будет есть твою пищу, пить твое вино, трахать твоих женщин и убивать твоих детей. Так было всегда, и так будет всегда — вся история человечества тому подтверждение и ни единого исключения пока не замечено. Около полутора суток, прежде чем забыться, скорее похожим на бред, сном, я пытался расшевелить себя подобными мыслями — тщетно. Мысли вязли в глухой апатии, словно я, трепещущим на ветру огоньком, под дождем, пытался разжечь мокрое насквозь бревно.

* * *

— Заморыш!

— Что? — Я встрепенулся, соскочил с покрытых драной ветошью дощатых нар — моего ложа — на пол общей комнаты и завертел головой, пытаясь понять, кто меня разбудил. А, вон — Жмых, стоит в дверях и скалится недобро. Возрастом он не старше нас, Лягушат, но особняком держится — уже не одна смерть на нем, а на прошлой неделе он свободнорожденного ремесленника в собственном доме убил и всё добро в одиночку вынес, так что ему скоро имя должны были дать и в Крысы посвятить. Хвастался, что даже награда за его голову назначена, но это вряд ли.

— Шел тебя видеть хочет, — сплюнул и ушёл.

Я перевёл дух. С одной стороны, хорошо, что он от Шела, иначе он бы не удержался от искушения меня немного «проучить», просто для забавы. А так — испугался, что я наябедничаю. С другой стороны — Шела я боялся, да что я, его все боялись. Так уж мир устроен — вольпов все боятся. Потому что они — хозяева нашего мира и это всякому ясно.

Что с того, что трон в Бурдигале вполне себе человеческая задница согревает? Вот ведь и шайки нашей голова — Бер, а вовсе не вольп, ну? Достаточно раз на них взглянуть, когда они в одной комнате встречаются, и сразу понятно становится — кто голова, а кто — одно название. Думаю я, с наместником нашим — то же самое, потому он и наместником зовется, а не императором, верно ведь?

Обмирая от робости я направился вниз, в подвал — там, в небольшой скромно обставленной комнате, Шел принимал визитеров. Никто никогда не видел, чтобы Шел оттуда выходил, но жил он всё ж не у нас в подвале. По слухам, из комнаты вольпа был еще один ход — прямо на улицу. А может, и не один. У любой лисьей норы обязательно имеется парочка запасных выходов. Щербатый на прошлой неделе клялся, что видел Шела, выходящего прямехонько из стены двухэтажного дома на Судейском спуске. Врал, скорее всего.

Самого разговора я не боялся — я отлично знал, какой он будет. Вольп будет сидеть в кресле со скучающим видом, смотреть в сторону и изредка задавать странные вопросы вроде «Видел ли ты когда-нибудь свою маму голой?», «Как думаешь, голод — какого он цвета?» или «Чуешь ли ты иногда кислый запах, которого никто другой не чувствует?».

Ответы будет выслушивать без всякого внимания, словно они ему и не нужны совершенно, будет подолгу задумчиво изучать собственные когти, потом, словно спохватившись, задавать другой такой же дурацкий вопрос, а потом скажет: «Все. Можешь идти». Подобные «разговоры» с нами, мелюзгой, он проводил где-то раз в полгода, удивляться мы давно перестали, хотя зачем это вольпу — так и оставалось непонятным.