Павел Мариковский - Черная вдова

• Название: Черная вдова
• Автор: Павел Мариковский
• Издательство: Казахстан
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1990
• ISBN: 5-615-00431-2

«Черная вдова» — так называют ядовитого паука каракурта во многих странах. Его жизнь окружена ореолом тайн и загадок. Автор — ученый-биолог и писатель-натуралист — глубоко изучил жизнь этого своеобразного жителя пустыни, нашел новый простой способ лечения от его укуса. В занимательной очерковой форме повествуется и о других пауках и паукообразных, обитающих на территории Казахстана, в том числе впервые обнаруженных и описанных автором.

Книга адресуется массовому читателю.

---

Ровно гудит мотор машины, весенний ветер бьет в лицо теплыми струйками. Холмы покрыты кумачом цветущих маков. Вся пустыня багрово-красная: красны обочины шоссе, горизонт, сиренево-красные дали, и только местами кое-где пробивается сочная зелень. Низко над землей плывет белый лунь, и от красной земли его белые крылья становятся розовыми. Алые венчики маков с черным сердечком повернулись к солнцу, тянутся к его теплу. Нежные лепестки их недолговечны. Незаметно один за другим, как осенние листья с дерева, падают они на землю. Но на смену отцветшим цветкам, дожидаясь своей очереди, набухают новые бутоны. В каждом бутоне под тоненьким зеленым чехлом, как бумажный фонарик, сложен красный цветок. Чуть побуреет зеленый чехол, появится трещинка и, расправляя чудесные лепестки, вспыхнет цветок.

Под ветром трепещут колосья пустынного злака-мятлика. Под ногами хрустят крупные листья ревеня. Местами пастушья сумка отвоевала у маков маленький клочок пустыни и пожелтила его своими цветками. В цветущей пустыне, наполненной ароматом растений, в этом буйстве цветков, как-то особенно четко ощущается торопливое биение жизни.

Рано утром все еще спят, а я спешу на разведку, перехожу с одного холма на другой и, забираясь повыше, осматриваюсь. Утренний воздух чист и прозрачен. Далеко внизу светлеет узенькая белая полоска реки Или, за ней высится гряда Заилийского Алатау. В бинокль хорошо различимы округлые очертания его зеленых предгорий, темно-синих еловых лесов и покрытые снегами, ледниками вершины с кое-где проглядывающими острыми зубчатыми скалами.

Далеко над рекой курлыкают журавли. Проносится стая уток. Снежные вершины Заилийского Алатау вспыхивают розовым цветом. Всходит солнце. Утром сильнее ощущается аромат цветов: накопленный за ночь нектар еще не успел испариться.

Возвращаясь обратно, едва нахожу среди низких холмов бивак. Склон холма, у которого мы остановились, еще вчера был покрыт сиреневыми цветами. За ночь будто сменили покрывало, и сиреневые цветы закрылись светящимися на солнце красными маками. Как только я подошел к биваку, мой товарищ сообщил новость: недалеко от палатки в старой норе большой песчанки он нашел взрослую самку каракурта. Находка казалась невероятной. Весною во время цветения маков только заканчивается расселение маленьких паучков, которые, перезимовав в коконах, приступили к самостоятельной жизни. Откуда же могла появиться взрослая самка каракурта? Товарищ упорно настаивает на своем. Мы топчем красные маки, разыскивая нору с пауками. Поднимается солнце, становится жарче, и медлительные жуки-нарывники, гроздьями ночевавшие на цветках, неловко поднимаются в воздух. Но вот нора найдена. Перед ее входом поблескивают беспорядочно переплетающиеся тонкие паутинные нити. Они похожи на ловчую сеть каракурта, только слишком тонка и нежна паутина. Паук где-то затаился в глубине, и в темноте его не видно. Солнечный лучик от карманного зеркальца скользит по шероховатым стенкам норы, освещая подвешенные к ее потолку коконы каракурта. Среди них виден кокон необычно маленький, совсем свежий, светлый, с серебристыми, отражающими свет шелковыми нитями. Из-за кокона выглядывает что-то черное, слегка лоснящееся. Уж не сам ли каракурт? Нет, невозможно, чтобы издавна установившийся ритм его жизни каким-то образом изменился.

Внезапно черный гладкий шарик выскакивает из своего укрытия, быстро мчится к выходу, будто собираясь наброситься на нас, но, как бы одумавшись, тотчас же поворачивается обратно и прячется. Этот бросок вперед явно рассчитан на то, чтобы нас напугать. Но напуганы не мы, а паук. Теперь его не увидишь среди старых, пожелтевших коконов и не вытащишь. Может быть, нору раскопать? Но кто знает, как она глубока и не уйдет ли туда наш паук. Тогда мы ловим маленькую большеголовую кобылочку и подбрасываем в тенета. Она неловко карабкается на нитях паутины, добирается до земли, щелкает длинными ногами и в стремительном скачке уносится в сторону. Паук, видимо, основательно напуган, раз не решился выйти из своего логовища даже за добычей.

Ну что же, подождем! Через десяток минут вновь молодая большеголовая кобылка неуклюже ползает по тонким блестящим нитям. Но вот одна из этих нитей вздрагивает, натягивается, из норы высовывается две черных ноги, показывается головогрудь с восемью блестящими, как бусинки, глазами, потом выскакивает и сам паук, весь бархатисто-черный с ярко-красными узенькими и параллельными полосками на брюшке внизу и красными пятнами сверху. В движении паука, его манере выскакивать из логова и прятаться обратно в случае опасности, способе нападения на добычу и, наконец, сама внешность — все очень напоминает каракурта. Только маленькие размеры да иная форма пятен отличают его от ядовитого паука.

Паучок этот относится к тому же семейству, что и каракурт, но к другому роду. Внешностью он, действительно, очень похож на каракурта, и вводил в заблуждение не одного исследователя. С ним я встречался еще в Мурат-Али, помню, с каким интересом мы с Маркелом ожидали конца опыта. Свинке был впрыснут настой из ядовитых желез пяти таких пауков — доза в двадцать раз больше яда каракурта. Отравление у свинки оказалось самое пустяковое. Подражатель каракурта был почти неядовитым. В старых своих дневниках я нашел и кое-какие заметки про этого паука. Он нередко встречался нам в горах и почему-то чаще всего в тех, где были коконы каракурта. Что влекло его к захламленному панцирями охотничьих трофеев логову каракурта? К наступлению лета пауки-подражатели, отложив яички и коконы, гибли. Но к этому времени как раз созревали взрослые самки каракурта и занимали норы своих предшественников. Не обращая внимания на беленькие коконы паучка-обманщика, каракурты занимались своими делами.

Коконы прежнего хозяина оказывались рядом с опасным каракуртом, и получалось так, что новый хозяин становился невольным сторожем беззащитных паучков в маленьких коконах.

Пока каракурты занимались строительством логовищ, охотились за насекомыми, паучки из маленьких коконов не спеша прогрызали стенки своих жилищ, выползали из норы и разлетались на паутинных ниточках в разные стороны, а к наступлению осени из них подрастали похожие на каракурта паучки, такие, как тот, на которого мы засмотрелись сейчас. Осенью они забирались в норы и охотнее всего в те, в которых висели коконы каракурта, и тогда роли менялись: паучок-подражатель, заменяя своего опасного собрата, становился невольным сторожем его потомства и, видимо, хозяева нор — грызуны, принимая его за настоящего каракурта, опасались трогать жилище. Не случайно потревоженный нами паучок сделал ложный выпад вперед, собираясь нас напугать. Так же часто делает и каракурт.

Известно много случаев, когда ядовитому или несъедобному животному подражают другие, слабые, беззащитные и вполне съедобные животные. Есть совершенно неядовитые змеи, очень похожие на опасных и ядовитых. Немало и насекомых, подражающих осам и пчелам. Животное, которому подражают, получило даже специальное название — «модель». Для паучка моделью явился каракурт. Интересно и то, что сроки развития этих пауков оказались различными. Взрослые пауки живут в разное время, и поэтому как хищники, к тому же заселяющие одинаковые места — норы грызунов, не встречаются и не мешают друг другу. И не только не мешают, но еще, оказывается, обоюдно полезны. Так и получилось что-то вроде взаимной выручки и, конечно, не случайно паучок-подражатель похож на каракурта, кто станет связываться попусту с опасным пауком.

Назойливые визитеры

В пустынных горах Архарлы западных отрогов Джунгарского Алатау недалеко от асфальтового шоссе расположена замечательная долинка. Она скрыта за крутым перевальчиком, подъем на который можно взять лишь сильно разогнав машину, и вся заросла травами и цветами. Небольшой ручеек выбивается из-под красного утеса и течет среди скал. Проезжая эти горы, мы всегда останавливаемся здесь на ночлег на одной и той же полянке.

На этот раз на полянке уже до нас кто-то долго жил. Большие камни, из которых сложен очаг, основательно прокоптились, вокруг валялись консервные банки, битое стекло, обрывки бумаг. На черных камнях очага блестели паутинные нити. Я сразу же узнал эти упругие и беспорядочно переплетенные тенета каракурта. Последние десятилетия он стал очень редким.

Самого паука не видно. Он в глубоком темном логове. Чтобы выманить паука, я подбросил ему кобылку. Но ленивый паук, видимо, был сыт и не пожелал выбираться из убежища. Пришлось разворачивать очаг. В нем оказалась самка, ее раздутое брюшко лоснилось, а тенета сплошь увешаны панцирями жуков-чернотелок. Выбирая это место для поселения, она как бы рассчитала, что на открытой площадке насекомые в поисках укрытия сами заползали в жилище хищницы.

Три аккуратных светло-желтых кокона покачивались на паутинных нитях. Они показались необычными, так как черные пятнышки покрывали их со всех сторон. Под лупой выяснилось любопытное: пятнышки — это муравьи-тетрамориумы. Немало мертвых тетрамориумов торчало и на тенетах, на камнях, окружающих логово, и на высохших трупиках жуков. Видимо, этот не знающий страха муравей-малыш, любящий бесцеремонно совать свой нос всюду, основательно докучал пауку, коли уж он тратил на него паутинную жидкость и припечатывал к окружающим предметам, в том числе и к собственным коконам. Сейчас муравьев не было в жилище паука. Но рядом, под последним камнем очага, располагалось большое гнездо тетрамориумов с многочисленными личинками. Находка казалась необычной. Пауки и муравьи очутились соседями поневоле. Тетрамориумы все же, очевидно, постепенно убедились, что следует уважать права своего соседа, умерили свои притязания на чужую территорию и перестали беспокоить паука. Паук же не пожелал расстаться со своим убежищем.