Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса

• Название: Фридрих Барбаросса
• Автор: Фердинанд Опль
• Издательство: Евразия
• Жанр: Научпоп
• Год: 2010
• ISBN: 978-591852014-7

Монография современного австрийского историка Фердинанда Опля посвящена одной из самых известных личностей XII столетия и всего европейского Средневековья — правителю Священной Римской империи Фридриху I Барбароссе. Труд, первое издание которого было приурочено к 800-летней годовщине со дня смерти монарха, сочетает в себе яркое и подробное изложение биографии императора (первая часть книги) с комплексным описанием своеобразия его политической деятельности, взаимодействия с разными сословиями и институтами средневекового общества (второй раздел). Барбаросса представлен как политик мирного времени и военный организатор, в борьбе за власть и на вершине своего могущества, на фоне разнообразных событий в немецких землях и во время шести походов в Италию, во главе III крестового похода, принесшего ему гибель, и как мифологизированный образ многовековой исторической памяти.

---

Именно мероприятия Барбароссы в сфере городской политики должны рассматриваться как чрезвычайно характерные для его способностей правителя и для его правления вообще. Столкнувшись с мощными как в экономическом, так и в политическом отношении общественными силами, он проявил свой большой талант политика. Гибкий в поступках, готовый учесть весьма различающиеся обстоятельства местного господства и примерить свои мероприятия к этим ограничительным рамкам, он сумел утвердиться и здесь, на поприще борьбы с миром городов. Неудачи были преодолены, способность к отступлению от политической линии и воля идти на компромисс дали ему возможность обеспечить в итоге господство Империи, сохранив в форме властной структуры «благо мира» (Ьопит pads), как замечательно определено это в одном из его городских дипломов[646].

5. Положение империи в христианском мире

В начале этого обобщающего обзора связей Фридриха Барбароссы с современными ему зарубежными государствами необходимо поставить вопрос об общераспространенных тогда представлениях по поводу отношений с иными государственными образованиями, а в конечном счете — о проблеме мнимого или действительного «штауфеновского мирового господства», столь сильно дебатируемой исследователями. При этом историография, если обобщить ряд интересных ссылок, отказалась от мнения о фактическом притязании Штауфена на реальное мировое господство. Напротив, она увидела в засвидетельствованном документами понятии императорской auctoritas указание на вышестоящее положение Империи над другими державами в смысле, отличном от политической гегемонии[647]. Лишь недавно обратили внимание на то, что мысль о мировом господстве, которую можно обнаружить у императора и у папы, была гораздо менее связана с реальной политической структурой Запада, чем с христианской общностью, respublica Christiana [648]. Фактически именно применительно к Барбароссе может быть доказан церковно-религиозный компонент этой идеи, особенно в отношении к церкви, к самому папству. Достаточно вспомнить, как Штауфен поздней осенью 1159 года в полном осознании своего верховенства обратился ко всему западному христианству, включая обоих кандидатов на папский престол, с тем чтобы прояснить церковный вопрос на созванном им соборе в Павии. Это чрезмерное преувеличение штауфеновских властных притязаний, к тому же никогда не связывавшихся с объективными условиями разрешения церковной схизмы, должно было уже тогда, и скоро, вызвать к жизни его критиков. Иоанн Солсберийский по поводу церковного собрания в Павии в феврале 1160 года, когда Штауфен встал на сторону Виктора IV, произнес знаменитые слова: «Кто назначил немцев судьями над народами?» Тем самым отвергались чрезмерные притязания имперских властей на то, чтобы решить церковный вопрос практически своей собственной волей и так, чтобы это имело законную силу для всего Запада[649].

Если в результате становится ясным, насколько понимание мирового господства концентрировалось в особенности на церковно-политической проблеме и преимущественно там проявлялось[650], то ясно также и обратное: политико-государственные связи Империи с соседними королевствами по большей части должны рассматриваться в том аспекте, что Барбаросса проводил здесь скорее глубоко эшелонированную политику союзов. Отношения с другими государствами — постольку, поскольку не имелось более давних зависимостей и ленно-правовых союзов (как с королевством Дания) — формировались вполне на основе паритетности. Не может быть и речи о том, что Штауфен действовал как «владыка мира».

Мир раннештауфеновской эпохи в основном образовывался следующими властными блоками: Византийской империей на Востоке, на восточной границе Империи — королевством Венгрия, в Средиземноморском регионе — норманнской сицилийской державой, но также и государственными образованиями на Иберийском полуострове, на западе — королевствами Францией и Англией и на севере — Датским королевством, находящимся в ленной зависимости от Империи. Очень похожий вид приобрели отношения с Польшей, в которых также имел силу принцип сюзеренитета Империи.

При рассмотрении отношений с Восточной Римской империей в то же время должны совокупно приниматься во внимание и отношения с Венгерским и Сицилийским королевствами, неразрывно с ними переплетенные, а также отдельные отсылки к связям с Венецией. Византийская государственность[651] при династии Комнинов с конца XI века вновь вступила на путь длительной консолидации: отчетливый подъем был несомненен. Впоследствии событием, решающим также и для Византии, стала королевская коронация норманна Рожера II Сицилийского. Тем самым, что немаловажно, на бывших византийских землях возникло государство, которому на целые десятилетия суждено было стать постоянной темой политики Комнинов. В 1135 году император Иоанн предложил западному императору, Лотарю III, сообща выступить против норманнов. Следствием заключенного тогда союза были повторявшиеся вплоть до 1170-х годов попытки Восточного Рима утвердиться в Италии, направленные не только против норманнов и предпринимавшиеся не только в пределах собственно их области. При развитии этих ранних контактов инициатива определенно исходила от басилевса, который в 1139 году сумел склонить Штауфена Конрада III[652] к продлению союзного соглашения. Правда, в результате ухудшились первоначально превосходные отношения Конрада с державой арабов. Если еще в 1139 году был согласован брак сына Штауфена, Генриха (VI), с дочерью короля Белы II, Софией, то в последующие годы Штауфен поддерживал продвигаемого Византией претендента на венгерский трон Бориса против сына Белы II, Гезы II (начиная с 1141 года).

Отношения между Штауфенами и Комнинами составляли проблему во многом потому, что Конрад не обладал императорским достоинством. Поэтому он мог иметь отношение к так называемой «проблеме двух императоров» лишь посредством в высшей степени искусной дипломатии, проявившейся прежде всего в искусстве формулировок, которое демонстрировал видный государственный муж, Вибальд, аббат Ставло[653]. В середине сороковых годов инициатива опять исходила от василевса, теперь — после смерти его отца — от Мануила Комнина, который возобновил связи с Западом в еще большем объеме. В январе 1146 года последовало намеченное уже при Иоанне Комнине бракосочетание восточно-римского императора и свояченицы Штауфена, Берты фон Зульцбах, которая приняла греческое имя Ирина. В качестве кульминации тесных связей между обеими империями следует, без сомнения, расценить крестовый поход Штауфена, который без поддержки Мануила был бы заранее обречен на неудачу (впрочем, такая судьба и без того была ему уготована). Этот союз, существовавший с 1145 года, но теперь более выражено направленный против Сицилии, был заново подтвержден договором в Фессалониках, заключенным осенью 1148 года, причем в соглашение был включен также швабский герцог Фридрих, впоследствии наследник Конрада. При этом штауфеновский король, кажется, в дополнение к более ранним договоренностям, знаменательным образом обязывался к уступкам в Италии, составившим часть приданого за его свояченицу. Этому пункту договора уже вскоре, в начале правления Барбароссы, суждено было приобрести большое значение[654].

Хотя военное выступление против Сицилии уже неоднократно согласовывалось и, несомненно, принесло бы также и папству в высшей степени желательное облегчение, дело до него не дошло. Норманнскому королю удалось заключить противодействующий альянс с французским королем и Вельфами. Самому Конраду в годы, последовавшие за крестовым походом, помешали развить энергичную деятельность болезнь и незатихающие выступления вельфской оппозиции. Его преемник, Фридрих Барбаросса, в своей византийской политике, несмотря на многие параллели с прежней, уже в первые годы правления явно отошел от курса своего предшественника[655]. Может быть, и нельзя понимать его твердое желание с особой энергией защищать права Империи, honor imperii, в смысле совершенно новой концепции господства, так сказать, программно провозглашенного начала новой эры[656]. И все-таки эта констатация притязаний Империи и ее верховенства относительно Византии привела к коренному изменению отношений. В Констанцском договоре с папой Евгением III он обязывался сохранять враждебную позицию в отношении Рожера Сицилийского — обязательство, которое папа знаменательно не брал на себя в своих обещаниях. Оба партнера по переговорам обещали, впрочем, не уступать никаких земель в Италии греческому государю и в случае вторжения изгнать его настолько скоро, насколько это будет возможно.

Хотя еще при Конраде III была сделана попытка, так сказать, нейтрализовать весьма сомнительную уступку итальянских имперских земель Восточному Риму при помощи матримониального проекта, все-таки лишь Барбаросса стал тем, кто отчетливо провел здесь границу предупредительности по отношению к грекам[657]. Впоследствии еще и в год заключения Констанцского договора дело дошло до возобновления прямых переговоров между обеими империями, причем инициативу взял в свои руки Барбаросса. Тогда, после расторжения своего первого брака с Аделой фон Фобург, он приступил к переговорам о женитьбе на племяннице Мануила, Марии. Таким образом, в договоре с папой Барбаросса сделал первый шаг в направлении четкого урегулирования отношений с Византией, причем свое твердое намерение не делать грекам в Италии никаких территориальных уступок подкрепил параллельным обязательством римской церкви. Теперь речь, очевидно, шла о том, чтобы при искусном возобновлении политических мероприятий своего предшественника направить отношения с василевсом в регулируемое русло и тем самым ослабить их напряженность.