Мириам Анисимов - Ромен Гари, хамелеон

• Название: Ромен Гари, хамелеон
• Автор: Мириам Анисимов
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89533-169-9

Ромен Гари (Роман Касев, Фоско Синибальди, Шайтан Богат, Эмиль Ажар) — личность в литературе уникальная. Он единственный дважды получил Гонкуровскую премию и этим заставил говорить о себе весь мир. Русский читатель познакомился с его творчеством в 1988 году, прочитав роман Эмиля Ажара «Вся жизнь впереди». Тогда в предисловии писатель предстал сыном «московской актрисы», которая в 1921 году увезла его из России. О Гари ходили легенды, которые он сам предлагал читателям в своих произведениях, играя фактами, словно факир.

Эта книга впервые открывает правду о жизни великого мистификатора: здесь он писатель, сценарист, дипломат, летчик, участник движения Сопротивления… и страстный любовник, о котором мечтали многие женщины.

Роман-биография удовлетворит вкусы любого читателя: разножанровость и закрученность интриги нередко не уступают романам самого писателя, а многие факты заставят по-новому взглянуть на хорошо известные произведения Гари-Ажара и перечитать их еще раз.

---

В первой своей статье о «Корнях неба» Эдене всего лишь упрекал автора этой книги в подражании американским писателям,

которые расчленяют повествование на кусочки и потом их перемешивают, наивно полагая, что чем невнятнее текст, тем он глубже по содержанию, и с поразительным простодушием веря, что «современное» произведение должно начинаться с конца.

Несмотря ни на что, подготовленный читатель может смело погрузиться в роман Ромена Гари, не смущаясь непонятностью отдельных мест. Все они в дальнейшем разъяснятся. Но чтобы дочитать «Корни неба» до конца, ему придется постоянно бороться с усталостью, которая возникает от навязчивого повторения автором одних и тех же мыслей и тем (весьма, впрочем, незамысловатых) — повторения, которое наводит на подозрение, что Ромен Гари рассчитывал на не слишком понятливых читателей… Думаю, что если сократить книгу раза в четыре, она от этого только выиграет{427}.

Во второй статье, напечатанной 1 декабря в «Пари-пресс Л’Энтранзижан», он переходит от жесткой критики к прямым нападкам:

Мы отовсюду слышим, что в ближайший понедельник Гонкуровская академия присудит свою ежегодную премию роману «Корни неба». Ромен Гари героически сражался с врагом во время Второй мировой войны, это гордость нашей авиации. Его биографы утверждают, что он знает семь языков. Боюсь, что в число этих семи языков никому не придет в голову включить французский…

Мы с сожалением вынуждены констатировать: Ромен Гари не владеет французским языком <…> Во всей истории французской литературы не найдется произведения, настолько пестрящего ошибками <…> И раз уж главный герой «Корней неба» решил создать Комитет по защите слонов от истребления, нам, по-видимому, пора создавать Комитет по защите французского языка от Ромена Гари.{428}

В другой статье, напечатанной чуть позже в журнале «Арт»{429}, Клебер Эдене утверждал, что нашел в «Корнях неба» до двенадцати ошибок на страницу. Он опубликовал также анонимную критическую заметку, в почти неприкрытом виде отражавшую ксенофобию, если не антисемитизм, автора.

Рожденный в Москве и получивший французское гражданство авиатор, которому военные подвиги заменили благородное происхождение, автор «Европейского воспитания» стал писателем, чтобы иметь возможность в полной мере отразить происходящее вокруг. Хотя Гари и не всегда мастерски владеет французским языком (в его произведениях встречаются тяжелые обороты, повторы, грамматические шероховатости, иногда грубые выражения), он встал на защиту ценностей, которые лежат в основе нашего гуманизма — что неудивительно, ведь он не нашел их в собственном культурном наследии, а избрал сознательно{430}.

В глазах Клебера Эденса еврейской культуре был чужд гуманизм.

В годы Второй мировой войны Эдене был близок к крайне правому католическому и анти-парламентскому движению «Аксьон Франсез», которое поддержало правительство в Виши, но не сотрудничал с фашистами, а только вел в газете, издаваемой «Аксьон Франсез», литературную и спортивную хронику.

Нападая на Гари, в котором как в эмигранте видел иностранца, он утверждал, что радеет о чистоте французского языка. Эдене специально выискивал в «Корнях неба» неудачные выражения, повторы, варваризмы, ошибки в словоупотреблении и синтаксические недочеты. Впервые Гари пытались представить как второсортного писателя. У Эденса было весьма субъективное представление о том, каким должен быть «французский» роман, а появление чего-то нового, неожиданного, не поддающегося классификации, сбивало его с толку, так что он мог охарактеризовать его лишь через отрицание. Эдене не понимал, что творчество Гари впитало в себя множество различных литературных традиций. Действительно, Гари, испытавший на себе влияние многих авторов, мысливших и писавших на языках, которыми он владел, немало привнес во французский язык — как и в английский — из идиш, русского и польского языков.

Гари не терпелось, словно змее, сбросить старую кожу и предстать перед читателем в новом облике. Как пишет Осип Мандельштам в своей «Поездке в Армению»:

Саламандра и не подозревает, что у нее спина черная с желтым. Она не знает, идут ли эти пятна двумя рядами или, наоборот, одним однотонным — это зависит от влажности песка или насыщенности тряпки, лежащей на дне вивария.

Но человек, мыслящая саламандра, может хоть как-то предугадать, какая погода ждет его завтра, а значит, определить свой собственный цвет…{431}

Сатирическая газета «Канар аншене» так ответила на выступления Клебера Эденса: «Нам наплевать, плохо или хорошо пишет Гари, — нам нравятся слоны. Этот г-н Гари на свой манер очень даже милый слоник. И у него есть бивни, чтобы за себя постоять». И Гари действительно знал, что ответить:

Мое творчество — результат «смешения» нескольких литературных традиций: я — незаконнорожденный и в надежде создать что-то новое и оригинальное черпаю вдохновение как раз в своей «незаконности». Впрочем, мне не приходится прикладывать для этого особых усилий: для меня это естественно, естественно в принципе, в этом моя сущность — в плане культуры и литературы это настоящее благословение. Но именно поэтому некоторые консервативные критики видят в моих произведениях нечто «чуждое».{432}.

Некоторые восприняли слово «незаконнорожденный» буквально, поспешно решив, что писатель был внебрачным ребенком. Но Гари, называя себя «незаконнорожденным» или «казаком», подразумевал под этим только то, что он не француз. Таково было его самоощущение во Франции. Страна, верная принципам якобинцев, в своем стремлении к уравнению желала полностью стереть культурное своеобразие, следуя известным словам графа де Клермон-Тоннер, произнесенным на заседании Учредительного собрания: «Евреи должны утратить все привилегии как нация и приобрести все привилегии как личности; в государстве они не должны составлять ни собственной политической силы, ни собственного объединения; все они по отдельности должны быть гражданами».

Гари имел французские медали, французские награды, удостоверение личности гражданина Франции, но у него не было «ни единой кати французской крови в жилах», как он любил говорить. Девять лет спустя в очерке «За Сганареля» он иронично расскажет о своем приобщении к французской культуре и литературе.

Ах, Франция, старая добрая Франция, ах, многовековые традиции, ах, вечные ценности! до чего ж рада моя казацкая душа — меня приняли! теперь можно всё обнюхать, виляя хвостам и заходясь от счастья при мысли, что это мое: наконец-то у меня есть что-то стоящее — культурное, историческое наследие! до чего же славно ощутить, что ты наконец дома: найти свое духовное пристанище, о котором прежде знал только из книжек, и с благоговением войти под его своды, почтительно обнажив голову и выставив зад в поклоне! ах, наши доблестные предки галлы, какое счастье!

В интервью своему другу Франсуа Бонди Гари дает еще один ответ Клеберу Эденсу:

Я незнаком с г-ном Клебером Эденсом, я не знаю, что он сделал, а чего не сделал в жизни; всё, что я о нем знаю, — «Ромен Гари действительно сражался за Францию. Но он не владеет французским языкам». Вот, наконец крик боли, сожаления, горечи, короче говоря, — признание, перед которым каждый еще не совсем черствый человек может только почтительно склонить голову. И я склонил ее, преисполнившись понимания, кротости и сочувствия. Видишь ли, есть во мне что-то человеческое: кажется, это было отмечено всеми критиками. Ты же знаешь, насколько я чувствителен к любому упоминанию о моей татарской, славянской, еврейской крови…

— Знаю-знаю, каких только кровей в тебе нет.

— Едва заслышав в чьей-нибудь речи эту болезненную ненависть, я с симпатией и восторгом падаю пред ним ниц. Се брат мой.

В интервью газете «Франс-Суар» Гари высказался яснее и определеннее:

Меня упрекали в языковых ошибках. Я стремился написать жесткую, откровенную, правдивую книгу, полную внутренней силы. Если бы я оттачивал стиль, эта книга превратилась бы в безжизненную аллегорию, формальное построение в духе По, Ален-Фурнье, Жюльена Грака. Я ставил перед собой совершенно иную цель: я стремился придать своему роману мощь, пусть даже ценой ошибок. Но чтобы из этого делать вывод, что я не знаю французского! Если Гонкуровская премия не является для них достаточным доказательством, могу сообщить, что в лицее на протяжении семи лет был первым во французском языке.