Мириам Анисимов - Ромен Гари, хамелеон

• Название: Ромен Гари, хамелеон
• Автор: Мириам Анисимов
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89533-169-9

Ромен Гари (Роман Касев, Фоско Синибальди, Шайтан Богат, Эмиль Ажар) — личность в литературе уникальная. Он единственный дважды получил Гонкуровскую премию и этим заставил говорить о себе весь мир. Русский читатель познакомился с его творчеством в 1988 году, прочитав роман Эмиля Ажара «Вся жизнь впереди». Тогда в предисловии писатель предстал сыном «московской актрисы», которая в 1921 году увезла его из России. О Гари ходили легенды, которые он сам предлагал читателям в своих произведениях, играя фактами, словно факир.

Эта книга впервые открывает правду о жизни великого мистификатора: здесь он писатель, сценарист, дипломат, летчик, участник движения Сопротивления… и страстный любовник, о котором мечтали многие женщины.

Роман-биография удовлетворит вкусы любого читателя: разножанровость и закрученность интриги нередко не уступают романам самого писателя, а многие факты заставят по-новому взглянуть на хорошо известные произведения Гари-Ажара и перечитать их еще раз.

---

Несмотря на сарказм критиков, фильм с успехом прошел в кинотеатрах.

Двадцать восьмого февраля 1978 года Ромен Гари составил очередной вариант завещания, по которому его имущество отходило к сыну, но до достижения последним двадцатишестилетнего возраста управление этим имуществом возлагалось на Бернара Ланье де Лавалетт, Шарля-Андре Жюно и Сюзанну Салмановиц. В случае смерти кого-то из них распорядители имуществом Александра-Диего Гари должны быть избраны из числа перечисленных ниже лип: Флоранс де Лавалетт, Анна де Дитрих (дочь Сюзанны Салмановиц, по мужу Анна де ла Бом), Робер Галлимар, генерал Мишель Фурке, посол Жан Вимон, Андре Ассео.

Наследниками Гари по этому завещанию должны были стать также его бывшие супруги, Лесли Бланш и Джин Сиберг. Зная, что Джин не в состоянии самостоятельно воспитывать ребенка, он назначил опекуншей Диего Флоранс де Лавалетт, а в случае ее смерти — Анну де Дитрих. Но это было не последнее завещание Ромена Гари.

104

В начале лета 1978 года Ромен Гари позвонил своему другу Уильяму Стайрону, с которым познакомился в шестидесятых. Они состояли в приятельских отношениях с Джеймсом Джонсом, жившим тогда в Париже. Тем летом Диего Гари должен был ехать в Коннектикут — совершенствоваться в игре в теннис, Ромен был намерен его сопровождать и попросил у Уильяма разрешения пожить и поработать в деревянном домике, стоявшем рядом с его особняком{789}. Стайрон собирался провести несколько месяцев на своей вилле в Мартас Вайньярд, островке посреди Бостона, и любезно разрешил ему занимать дом с июня по сентябрь.

Ромен Гари не сообщил Уильяму Стайрону, что приедет вместе с Джин Сиберг, Стайрон же знал, что они разведены.

Вернувшись на несколько дней в Роксбери, Стайрон с удивлением обнаружил на втором этаже своего собственного дома Джин. Она лежала на кровати с отсутствующим взглядом в окружении пустых бутылок и упаковок лекарств; Стайрона поразило, насколько изменились ее черты, теперь совершенно лишенные привлекательности. Она поднялась, ничуть не обращая внимания на то, что в комнате кто-то есть, и сделала, словно лунатик, несколько неверных шагов. Гари вмешался. Стайрона тронуло то внимание, с которым Гари с ней обращался, — он разговаривал будто с маленьким ребенком.

Во время ужина в ресторане Гари признался другу, что у него опять депрессия, он принимает антидепрессанты, а время вечера и сумерек для него особенно опасно. Он вспомнил Альбера Камю, который тоже был подвержен приступам депрессии, — Стайрон всегда мечтал с ним познакомиться{790}. Отчаяние Ромена его глубоко затронуло. Потом, когда его тоже будет снедать нешуточная тоска, в воспоминаниях он вернется к их вечерней беседе:

Мне всегда казалось, что Ромен — еврей, рожденный в Литве, — был отмечен знаком восточноевропейской печали, поэтому и понять его оказывалось непросто. Он признавался мне, что может видеть дрожащее пламя этого отчаяния, о котором говорил Камю{791}.

В период своего долгого пребывания у Стайрона Гари набросал план «Воздушных змеев», первоначально названных «Современная техника», а когда уезжал, оставил папку с записями и отдельные листы черновиков. С Уильямом Стайроном он не виделся до следующей зимы, а встретились они незадолго до выхода стайроновского «Выбора Софи» в издательстве «Галлимар». Гари уже читал эту книгу на английском языке, но Уильям дал ему французский перевод, чтобы можно было оценить качество. Гари напророчил роману рекордные продажи во Франции. Один американский продюсер приобрел права на экранизацию книги. Гари устроил по этому поводу ужин, на который пригласил Уильяма Стайрона и Марину Влади, желавшую исполнить роль Софи. Его поразила грусть, которой веяло от большой темной квартиры Гари. Стайрон ушел далеко за полночь, всё еще находясь под впечатлением того, какой глубины достигло отчаяние его друга.

Джин Сиберг все больше страдала от алкогольной зависимости. Часто ее речь была бессвязной. Дабы уберечь Диего, Гари вновь взял его под свою опеку, отдалив Джин, чтобы она не появлялась и не заставляла его страдать еще больше. Ее видели бродящей в невменяемом состоянии в окрестностях дома, сидящей за столиком в «Пон-Рояль» или другом кафе. Иногда она заявлялась в издательство «Галлимар» к Роже Гренье. Каждую неделю Гари выдавал ему определенную сумму специально для Джин — мелкими купюрами, чтобы она не потратила всё за несколько часов. Однажды Джин представила Роже Гренье Ахмеда Хасни, утверждая, что этот молодой алжирец — сам полковник Бутефлика. В другой раз она попросила отвезти ее в психиатрическую больницу в Вильжюиф, чтобы выпустить на свободу больных, которые, как она полагала, заперты там по ошибке. В пути Джин предлагала Гренье ехать по встречной полосе, заверяя, что знает заклинание, после которого все идущие навстречу автомобили немедленно начнут уступать им дорогу. Нередко она звонила в дверь супругам Грогожа, а когда ей открывали, бросалась в гостиную, чтобы налить себе стаканчик. Лечащие врачи поместили ее на месяц в клинику Пере-Воклюз, где ею занимался доктор Байи-Сален{792}.

Ив Ажид, сын Рене и Сильвии, который теперь был молодым врачом, пришел навестить Джин и увидел ее лежащей в кровати, неумытую, непричесанную, в грязной ночной рубашке. Она произнесла: «Ты меня не узнаёшь. Я толстая и некрасивая». Ив обнял ее, поцеловал, постарался образумить и убедить в том, что она в состоянии с этим справиться. Джин насмешливо взглянула на него и сказала: «Бедный мой, до чего же ты наивен! Я превратилась в Лилит. Неужели ты не понимаешь, что я сама себя убиваю?»{793}

Те немногие друзья, которым разрешалось ее навещать, были поражены, насколько ужасно выглядит Джин. Она утверждала, что не может ходить, потому что у нее парализованы ноги. Тем не менее она быстро пришла в себя. Раймонда Вайнтроб была приятно удивлена, увидев Джин совершенно переменившейся, улыбающейся, красивой, словно ничего не произошло.

Выйдя из клиники, Джин пожелала на добровольных началах работать в организации «SOS-Дружба». Гари как раз дописывал «Страхи царя Соломона» и переделал «SOS-Дружбу» в «SOS-Добровольцев», службу, работники которой всегда были «на одной волне».

В «Страхах царя Соломона», последнем романе Эмиля Ажара, Гари вернулся к исходной точке своего творчества — первобытной реальности, от которой всю жизнь тщетно пытался хоть как-то избавиться. Уже не посол Дантес с глобальными рассуждениями о судьбах Европы, а еврей-лавочник на пороге смерти. В общем, отчасти самоирония.

Старый Соломон Рубинштейн хотел стать, как его однофамилец Артур, пианистом-виртуозом, но вместо этого сумел хорошо заработать на торговле брюками и теперь тратил эти деньги на обездоленных. Совершенно случайно он берет к себе на работу таксиста Жана, или, как его все называют, Жанно, хулигана с чутким сердцем, ставшего его посланником.

За несколько недель он стал для всех, кто подает сигнал SOS, лучшим помощникам, ему даже удалось отговорить одну девушку от самоубийства, доказав ей, что потом будет еще хуже.

Рубинштейн отправляет Жанно на помощь мадемуазель Коре Ламенер, бывшей исполнительнице «жизненных песен» — «этот жанр требует от исполнителя пережить множество невзгод», теперь она принимает плату у посетителей туалета, расположенного в подвале кафе, и утверждает, что спасла жизнь Соломону, чьей любовницей была до войны: она не выдала его типу, сотрудничавшему с гестапо!

«Страхи царя Соломона» — это нравоучительный роман наоборот (здесь не идет речь о воспитании подростка или юноши), ироническое размышление о старости и смерти — беседа молодых с молодыми, а старых со старыми, полная мнимой наивности. «Такое случается, — сказал он, не уточнив, что именно, потому что всех вещей, которые могут случиться, не перечислишь».

Что же касается стиля{794}:

Жанно, оставьте французскую прозу в покое. Не пытайтесь и ее поиметь. От связи с этой дамой дети не рождаются, смею вас уверить. Величайшие, знаете ли, писатели уже предпринимали такие попытки, но все примерли, как последние чурбаны. Против этого не попрешь. Грамматика безжалостна, и знаки препинания тоже.

Мало кто из критиков сомневался в том, что это шедевр. Даже Жаклин Пиатье, которая в свое время совершенно не приняла «Свет женщины», опубликовала статью, озаглавленную «Метафизическое шутовство Ажара».

«Страхи царя Соломона» вышли и в США в издательстве Harper & Row под названием King Salomon через три года после смерти Ромена Гари и получили восторженные отклики.

105

Студия «Парамаунт» решила приобрести у «Галлимар» права на экранизацию «Белой собаки». Переговоры увенчались успехом, и началась работа над постановкой, в ходе которой команда сценаристов менялась семь раз. В написании сценария участвовали Артур Пенн, Тони Скотт и Роман Полански — последнему въезд в США был запрещен{795}. В итоге на место режиссера был утвержден Сэмюэл Фуллер, автор нашумевшего в 1980 году Big Red One[104]. В свое время у него были серьезные разногласия с Гари: Ромен, будучи генеральным консулом Франции в Лос-Анджелесе, попросил его внести изменения в ряд эпизодов фильма о войне во Вьетнаме China Gate[105], дабы не пострадала честь Франции, которую он представлял в США. Фуллер отказался на это пойти.