Юрий Бондарев - Юность командиров

• Название: Юность командиров
• Автор: Юрий Бондарев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1973

Книга «Юность командиров» —  это повесть о молодых людях, вернувшихся с войны и направленных в военное училище. Герои ее — сержанты, младшие офицеры, рано познавшие цену жизни, цену товарищеской помощи в трудную минуту, - люди с обостренным чувством справедливости.

---

— Бежим! — опомнившись, крикнула Валя и, сняв босоножки, радостно оглянулась на Алексея возбужденными глазами.

— Подождите! — тотчас остановил ее Алексей. — До лодки мы не успеем. Стойте под акацией. Мы переждем.

— Ах, какая красота! — громко сказала Валя и, поеживаясь, стала под акацию, держа в руках босоножки.

— Вы промокнете, вот в чем беда, — озабоченно сказал Алексей, став рядом с ней. — Не боитесь промокнуть?

— Беда! — возразила она и поглядела вверх. — Какая же это беда! И я ничего не боюсь, я не трусиха!

В вспыхивающем свете он видел поднятое, словно замершее от тревожного восторга ее лицо и видел, как крупные, торопливые капли стали просачиваться сквозь листву, путая ей волосы — через минуту акация совсем уже не спасала их; от мокрых волос Вали запахло дождевой свежестью, горьковатой ромашкой.

Она оглядела себя — насквозь мокрое платье облепило ее — и воскликнула с испугом:

— Как выкупалась! Не смотрите на меня! Отвернитесь!

Алексей отвернулся, спросил шутливо:

— Долго мне так стоять?

— Попробуйте только повернуться! — сказала она. — А впрочем, можете повернуться… Теперь можете…

Он повернулся и увидел Валины напряженные, точно обмытые дождем глаза, прядку намокших волос на щеке, и вдруг ему непреодолимо захотелось обнять ее, прижать к себе, поцеловать эту спутанную мокрую прядку, ее чуть поднятые влажные брови.

— Ну что же тут стоять? — сквозь шум ливня закричала Валя, оттолкнулась от акации и побежала по траве под дождь, через поляну, затопленную ливнем; промокшее платье било ее по коленям. На середине поляны она задержалась возле лужи, потом как-то совсем по-мальчишески перепрыгнула через нее, повернула к просеке, затянутой дождевым туманом. И только в конце этой просеки Алексей догнал ее. Она, часто дыша, смеясь, возбужденно говорила:

— Ни за что бы не догнали, если бы захотела. Ни за что! — И откидывала слипшиеся волосы со щеки. — Идемте к берегу. Уверена — нашу лодку унесло!

Внезапно дождь перестал. Еще из ближней дымчатой тучи сыпалась светлая пыль, а теплое, сияющее голубое небо стремительно развернулось над лесом. Выглянуло солнце, яркое, веселое, летнее, словно умытое, — такое бывает только после грозы. Стало необыкновенно тихо и ясно. Закричала иволга в чаще. Лес, еще тяжелый от ливня, стоял не шелохнувшись, весь светился дождевыми каплями. Крупные капли звучно шлепались в лужи. Налитые водой колокольчики изредка вздрагивали.

Они подошли к берегу, где в заводи оставили плоскодонку.

— Смотрите, что с нашей лодкой! — сказала удивленная Валя. — Просто какое-то приключение! Нам все время везет!..

Плоскодонка была затоплена наполовину, в ней плавал черпак, покачивались на воде весла.

А река дымно парила после грозы, и на той стороне, далеко слева, виден был домик бакенщика, фиолетовый солнечный веер лучей отвесно рассеивался на него из-за туч.

Они стояли на берегу, переводя дыхание.

— Что будем делать? — спросила Валя. — Откачивать воду?

И Алексей успокоил ее:

— Ерунда! Это двадцать минут работы. Я все сделаю. Но сначала надо обсушиться. Хочешь, я разведу костер? И сена принесу, чтобы сидеть. Я видел копну… На просеке. Хочешь?

— Разводить костер из сырых сучьев? — спросила она. — Я согласна.

Он не ответил — Валя незнакомо, потемневшими глазами глядела ему в грудь, взяв его за ремень.

— Не надо никуда торопиться… хорошо?

Алексею показалось: он падал с высоты с остановившимся сердцем, целуя ее закрытые глаза, ее лоб, подбородок.

— Ты не знаешь, а мне ничего не страшно. Хочешь, будем ходить целую ночь по лесу? Впрочем, тебе нельзя! Почему нельзя, когда это можно? Вот странно — дисцип-ли-на! Слышишь, как чудесно пахнет сено? И коростель — слышишь? Мне всегда кажется, что вечером, когда становится холодно, он вынимает из-под крыла скрипку, хмурится и проводит смычком по одной и той же струне. У этого коростеля много детей, он страшный семьянин, но он почему-то пессимист. Почему ты так на меня смотришь?

— Валя, мне кажется, я вас много лет не видел.

— Алеша, почему мы то на «вы», то на «ты»? «Вы» — это не надо. Ведь мы знаем друг друга давно. Что ты подумал тогда обо мне, в Новый год, помнишь? Какой ты странный был тогда, тебе ничего не нравилось, и смотрел на меня как-то подозрительно.

— Этого не помню.

— Да? Вот смешно! А меня это задевало. Мне хотелось уколоть тебя. Ты знаешь, что я почувствовала тогда? Какое-то любопытство. Помнишь, ты отдал мне свои перчатки?.. Смотри, вон видишь возле обрыва — огонек у бакенщика? А мы одни…

Тонкий запах лесных лугов исходил от сена и, чудилось, от костра, который совсем догорал, и багровое пятно не пылало уже, а суживалось в черной воде, густо усыпанной звездами; и костер, и звезды, и берег — все, казалось, плыло вместе с запахом сена в вечерней тишине. Куда это все плывет?.. Где остановка?.. Может быть, там, на том берегу, где из черной чащи кустов вылезал красный месяц и плавал на воде, как блюдце?

В полусумраке белело Валино лицо, ее шея; привалившись спиной к копне сена, она сидела так близко, что он опять чувствовал запах ее волос, еще не просохших после дневного дождя; и вдруг она повернула к нему голову — ее волосы ветерком коснулись его щеки — и сжала его пальцы с какой-то ласковой настороженностью.

— Я ничего не боюсь! С тобой — ничего. Я никогда не знала, что так может быть.

Валя дрожала ознобной дрожью, прерывисто, осторожно вбирала в себя воздух сквозь сжатые зубы, и ему все казалось, что от всего исходит запах сена — от Валиных губ, от платья, от ее рук.

Он обнял ее.

Валя доверчиво, как во сне, положила ему обе руки на плечи и, прижимаясь, вздрагивая, сказала слабым шепотом:

— Как у тебя сердце стучит, Алеша… И у меня тоже. Вот костер уже погас…

Ее дрожь в руках, в голосе передавалась ему, и он, не слыша свой голос, выговорил только:

— Валя…

Он должен был сейчас встать, чтобы подбросить сучьев в костер. Он уперся руками в землю и поднялся, вошел по сыроватому песку берега, залитому каким-то очень красным светом луны.

10

Он вместе со всеми сидел в классе, выполнял приказания, кратко отвечал на вопросы, дежурил по батарее, но все это словно проходило мимо его сознания, скользило стороной, как в горячем тумане, без твердого ощущения внешних толчков.

Раз во время занятий в поле, когда в минуты перекура лежали на теплой траве, Алексей повернулся на бок, сорвал ромашку, улыбнулся чему-то, и Борис, заметив это, спросил:

— Что с тобой?

— Абсолютно ничего, Боря.

— Нет, я чувствую, с тобой что-то происходит: ты или стал сентиментален, или до одурения рассеян. Впрочем, каждый по-своему с ума сходит.

— Ты так считаешь?

— Да, кстати, знаешь новость? Мне в штабе сказали: готовится новый послевоенный устав. Офицер перед женитьбой должен представить свою невесту полковой даме, жене командира полка. В обязательном порядке. Кроме того, офицер должен знать иностранные языки, хороший тон… И поговаривают о новой форме для разных родов войск. Неплохо?

Алексей смутно слышал Бориса; покусывая стебелек ромашки, он глядел в небо и думал о своем. Его гимнастерка еще слабо хранила лесные запахи той просеки и свежего сена, когда они сидели возле костра. Та гроза и тот вечер жили в нем — и будто вокруг, как в дреме, стучали тяжелые капли в последождевой тишине, и в этой тишине он вспоминал Валин смех, ее глаза, ее неумелые губы. Он был потрясен этим новым чувством, которое жизнь превращало в непрекращающийся праздник.

А в эти дни, училище готовилось к выезду на летние квартиры, и все огневые взводы чистили материальную часть: орудия, боеприпасы, дальномеры; батарейные старшины получали на складах брезентовые палатки, лопаты, котелки, фляги — готовились к тактическим учениям, к боевым стрельбам на полигоне. Говорили, что дивизионы выедут в лагеря надолго, до поздней осени.

Предстоящая разлука с Валей заставила Алексея тщательно изучить телефонную книжку в соседней от училища автоматной будке. Он позвонил вечером и, ожидая, когда снимут трубку, водил пальцем по темному, запыленному стеклу; там, отражаясь, загорался и гас огонек папиросы.

— Попросите Валю, — сказал Алексей и подумал: «Что она делает сейчас? Где она?»

— Я слушаю, — проговорил знакомый голос в трубке. — Кто это? Алексей? Здравствуй! Извини, я сразу не узнала. Откуда у тебя номер телефона?

— Пришлось прочитать талмуд в автомате.

— Бедный… Можно было сделать легче — узнать у дежурного телефон капитана Мельниченко.

— Валя, мы уезжаем. Надолго, — сказал он как можно спокойнее.

— Я знаю, — ответила она. — Я думала об этом…

— Я тебя не увижу очень долго.