Людмила Бояджиева - Пожиратели логоса

• Название: Пожиратели логоса
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Современная проза

Это приятный допинг для обыкновенного человека, не нашедшего в повседневной реальности «островов сокровищ», манивших с детства. Книги Бояждиевой утоляет жажду сильных эмоций, ярких красок, захватывающих событий. Во всех своих произведениях Людмила Бояджиева ставит перед собой задачу соединить традиционные для русской литературы нравственную ориентацию и качественную форму с требованиями коммерческого успеха — динамикой развития сюжета, усилением элементов детективного, авантюрного характера, психологической напряженностью действия, созданием живописной атмосферы.

---

— Да я ж все правильно тогда понял! — Николай вернул строптивого друга за стол. — Зря в трубу лезешь.

— Лез, лезу и буду лезть, — уголок пухлой губы дернулся, показав крепкие мелкие зубы. В быстром взгляде изподлобья полыхнул прежний жар. Для меня эти словеса о Смысле и о Совести не пустой звон тогда, старик, были. Ребята ж погибали. Я стал на фронт проситься, может, думал, и с очками подойду — не все равно, кого в гробы паковать. Чего, спрашивается, за мной потащился, доброволец? Ты ведь уже в институт поступил и твой папаня тебя по всем статьям отмазал.

— Так друзья же, блин… Я за тобой хвостом ходил. Что коротышка рыжий задумает и я туда же — увалень двухметровый. Хорошая была парочка… смутился под натиском Николай. — Спасибо свирепым маджахедам. Через две недели нанесли мне серьезное ранение и тем самым обеспечили отправку героя домой.

Помолчали, заминая опасные давние темы, юлить между которыми приходилось, как на минном поле. Перемахнул Николай опасную зону и под смакование соленого грибка заметил:

— Помнишь, как мы в дальний лес ходили? Мрачное было место, фабрика какая-то разрушенная, ни огонька, ни дороги. А ведь ты затянул сочинитель! И ещё ночевать остался, а я, хорошо сообразил, домой поперся.

Филя недоуменно вытянулся, уронив нож:

— Мы ж вместе до утра у оврага сидели! Да ты что, забыл ту ночь? И человечков наших?

— Помню. Из коры лобзиком пилили. Эх, где ты, пионерская моя бодрость…

— Постой, Коляныч, опупел? — Теофил снял очки и посмотрел странно, будто не узнавая. — Не пилил я их, а подпиливал! Отдельные детали выявлял. Для выразительности. Они ж сами по себе были — неопознанные объекты! В этом разница между нами, старикан, принципиальная разница.

— Как между былью и небылью, героем и предателем, — не весело хмыкнул Николай. — И получается, значит, такой расклад: тот, кто ни в какие ниспосланные свыше знамения не верит — рационалист и приспособленец. А тот, кто остался верен вымыслу, — прекраснодушный идеалист, принципиально в товарно-денежную структуру бытия не вписывающийся. Для себя ничего материального не стяжает, пищей духовной исключительно пробавляется и в толпе не трется, боится кому-нибудь ногу оттоптать. — Николай побагровел и даже вилку в кулаке сжал с нешуточной силой. Очкастый примирительно положил руку ему на плечо:

— Извини, если на больной мозоль наступил. Ничего такого я ввиду не имел. Просто люблю точность, ты ж меня знаешь. Атавизм прямо какой-то — во все вникать. Наследие извращенного идеологического воспитания. — Филя не без удовольствия взялся за фаршированные грибами помидоры. — Так достали со Смыслом, что пришлось огромную помойку разгребать, выискивать, что под ней спрятано. Выпьем за Смысл. Нет, за помойку.

— Нашел? — с облегчение перевел дух Николай, махнув рюмку водки. Возрадовался душой и телом — с Филькой вот жизнь свела, желудок перестал бунтовать — водочку принял и шашлычок.

Повеселел в результате выпитого и Трошин:

— Теперь вроде ясно, кто аз есмь и зачем толкусь промеж соплеменников на этом шарике… Бастурму вот очень люблю, очи девичьи пылкие. Холодное пиво и теплое море… «Ты сегодня в новом платье, цвета — ах! — морской волны! как златой песок Ривьеры волосы озарены…»* Тебе ж насчет моей фантазии объяснять не надо. Мощнейший инструмент. Мне с Синди Кроуфорд на яхте Онассиса выезжать в круиз — лишнее беспокойство. Кайф ловлю тут и сейчас, преображая реальность магией собственного воображения. И в такие дебри, друг ты мой, иногда заносит… — появилось в осанке и в голосе щуплого нечто такое, что прихватило грудь Коли ностальгической тоской и захотелось ему следовать как и прежде за рыжим лидером с совершенно безрассудными целями. Понял он, что вела его не только мальчишеская преданность и любопытство. Вела Кольку зависть. К задиристой вспыльчивости Фили, к его байкам, привораживающим ребят, к исписанным стихами листочкам, которые мечтали заполучить самые заметные девчонки в школе.

— Пишешь все? — поинтересовался он как бы между прочим.

— Бывает… Но не это главное, — Филя оторвал взгляд от тарелки и с исповедальным откровением вперил его в собеседника: — Думаешь, всякая парапсихология — дребедень? Полагаешь — бизнес для шизанутых.

— Ну… Не приходилось сталкиваться. Мне мужики сказали, что привлекли тебя к делу по части эзотерики. Как мощного экстрасенса. Значит, не дребедень. У тебя всегда «крыша» особого фасона была, энергетика лидерская так и перла. Имел на массы воздействие.

— Так то ж в переходном возрасте. Потом словно переродился я — пар уже не в гудок, а во внутрь пошел — механизмы скрытые заработали. Рос до двадцати пяти и рыжина в патлах даже с годами как-то спала. Может, в рост и в везение пошла. Метр семьдесят, дипломом с отличием, аспирантура… А потом меня так тряхнуло… Всю структуру личности перекорежило. Ну об этом в другой раз. — Внезапно помрачнел Трошин. — И летом на солнце я опять как клоун.

— Странно, что мы с тобой над этим вонючим делом лбами столкнулись. Ну, давай ещё по одной, что бы снять послевкусие. Тухлая ситуация. Но тут, думаю, инопланетяне и сексуальные маньяки не причем. Творческие разборки. Вернее — пиаровские. Да поимели они мистера Коберна — концептуалисты долбанные.

— Классики то наши живые — мужики тертые, извращенцы по призванию, харизму себе лепить горазды, — зло прищурился Теофил — Но такие финты закручивать — извини… Не их это стезя. Тут сюжет посложнее распознать надо.

— Думаю, молодежь резвиться, — Николай со смаком закурил. — Я ж за этой ситуацией год наблюдаю: Воронина то туда, то сюда засовывают. А он в гитлеровские усики чихает и тиражи накручивает. Кто б о нем знал, если бы не энтузиазм юных защитников морали! Пылкие такие и, между прочим, по унитазам спецы. «Идущие рядом»! Ха! С кем и по какому такому случаю шагают? Вот в чем разобраться надо. Разберутся! Такие силы задействованы ФСБешники, Нехиво.

— Что ещё за Нехиво такое?

— Правда не слышал? Секретный код. Севан этот — «нуль-нуль Сема» отделом секретным в одном очень хитром предприятии руководит. Аномальные явления парни вынюхивают. Уж не знаю, как они в самом деле называются, но их Нехиво прозвали — Отдел Нехимических Воздействий.

— Ясно — в отличии от химического. Это для тех, кого дуст не берет, Теофил разрумянился от выпитого — такие белокожие легко краснеют и становятся похожими на девушек. Особенно, если с кудрями. Однако оттенка нетрадиционной ориентации во внешности Трошина не было и черты пылкой нежности не вредили мужскому достоинству.

— Я от команды мэра к расследованию «Арт Деко» в качестве наблюдателя приставлен. Вызывает у городских властей тревогу торжествующий беспредел. И совершенно не фотогеничное оформление преступных деяний — ни по ТВ не покажешь, ни с иностранцами толком не объяснишься, паскудство одно. Это я для бодрости похихикиваю. Сам, когда впервые на седалище английского правозащитника взглянул, едва сознания не решился. А уж американочку они так уделали! Чуть не похудел после просмотра видеоматериалов — только за стол, а она перед глазами. Хуже диеты. И вообще — впечатление мрачное. На толчок, не поверишь, с опаской садился.

— Американка, англичанин — причем тут «Идущие»?

— Так они ж просто скопировали вдохновившее их дело! Делай как мы, делай вместе с нами! Мозгов много не надо.

— Не надо мозгов!? Для такого закрученного преступления? А как же они… — взревел Теофил и чуть было не ляпнул про совершенно непроясненную технику умерщвления жертв. Видать не посвятили помощника мэра в детали! Он только махнул рукой, зацепив блюдо с зеленью.

— Узнаю Фильку! — Николай отряхнул салфеткой веточки петрушки с солидного пиджака. — И надо же — встретились! Сидим вот, будто ничего и не было.

Однокашники переглянулись, Филя опустил глаза к тарелке. Напольные часы раскатисто отбили четыре гулких удара, напоминая о текучести времени.

— Семнадцать лет не виделись. Полагал, ты в каком-нибудь лицее про мертвые языки лабуду юным отморозкам впариваешь. В Зеленограде там или в Солнцево. Не знал, что тоже в Москву перебрался, — как-то сразу протрезвел Николай.

— Не перебрался я. Так в Люберах и проживаю, в бабкином доме. Царство ей небесное. Ту нашу двухкомнатную хату в пятиэтажке мамане оставил, она замуж вышла, а у нас с отчимом консенсус не сложился, — охотно вещал весело захмелевший Трошин.

— Сам-то в семейные отношения не вступил?

— Эх, у меня с этим делом такая лента Мебиуса завернулась… Окончил я филологическое отделение «педа» и остался в аспирантуре. Вел семинары по традициям фольклора и однажды чудесным летом махнул с группой своих учениц — особо пытливых девочек в глухие карельские леса обряды и обычаи у стариков выпытывать. Там кошмарная история вышла — едва под суд не загремел, из Института пришлось уйти.