Людмила Бояджиева - Сладкий роман

• Название: Сладкий роман
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Современные любовные романы

Во всех своих произведениях Людмила Бояджиева ставит перед собой задачу соединить традиционные для русской литературы нравственную ориентацию и качественную форму с требованиями коммерческого успеха — динамикой развития сюжета, усилением элементов детективного, авантюрного характера, психологической напряженностью действия, созданием живописной атмосферы. Книги Бояждиевой утоляет жажду сильных эмоций, ярких красок, захватывающих событий. Это приятный допинг для обыкновенного человека, не нашедшего в повседневной реальности «островов сокровищ», манивших с детства.

---

Прогуливающаяся публика делилась на две категории — туристов и местных. Туристы чаще всего держались стайками и, несмотря на позднее время, не оставляли своих панам, фото — и видеокамер. Были среди них и лирические парочки, совершающими брачное или «деловое» турне. Они выглядели, как правило, нарядно и передвигаться в обнимку. Меня интересовали потенциальные партнеры на сегодняшний вечер — проститутки обоего пола. Женщины слонялись тут всякие, предпочитая, независимо от возраста и комплекции, национальную форму ожежды. «Карменситы» с цветком в волосах или в выемке грудей, с затянутыми корсажами и черным кружевом белья прогуливались возле нашего столика, поглядывая на моих приятелей. А пара смуглых лиц с усиками и смоляными глазами над лоснящимися толстыми щеками, многозначительно развернулись в мою сторону. Ужасно! И все это — за пять тысяч баксов. Неужели я так здорово влипла? Вспомнив о своей хитрости, я повернула стул в направлении толстомордого кавалера и вполне отчетливо дала понять Чаку, что строю джентльмену глазки. Заметив это, Сол вспыхнул энтузиазмом:

— А что бы нам не гульнуть сегодня по-настоящему?! Конечно, тут не Амстердам. Но зато как волнуют южный темперамент и душок «дна» — чистый разврат, грязная грязь!

— Не ты ли, Сол, вчера призывал нас к целомудрию и высоким чувствам. Ехидна. Я уже чуть было не заставила Чака взяться за сочинение сонета… заметила я, не отрывая взгляда от намеченного «кавалера». — Действительно, в этих первобытных жирных южанах есть нечто… отталкивающее.

— Но не во всех, — коротко заметил Чак и, следуя за его взглядом, я увидела подростка, одетого тореадором.

Он стоял, небрежно прислонившись к стене горластого бара, изредка обмениваясь репликами с проходившими мимо «крутыми». Высокий и гибкий малый, потому так картинно сидело на нем старенькое карнавальное облачение. Белые гольфы, темно-зеленые, слишком узкие атласные панталоны с золотыми галунами, бархатное болеро, распахнутое на груди, и вылинявшая пестрая косынка, повязанная до бровей. Чудесное лицо — узкое, тонкое, с крупным горбатым носом и маленькими, глубоко посаженными глазами. Я с пренебрежительной ухмылкой отвернулась: «Сопляк». Чак поманил парня пальцем.

— Добрый вечер сеньоры, — подойдя, поздоровался он и добавил по-английски, — Золото? Секс?

Мы с Чаком переглянулись, мгновение сверлили друг друга прищуренными глазами.

— Золото! — буркнула я.

— Секс, — с вызовом заявил Чак, будто сделал коронный карточный ход.

— Эй, Чаки, это только сводник. Сейчас отведет тебя к «сестренке» на семь пудов или, ещё лучше, к «братику», — с подначкой предупредил Сол.

— Мы хотим быть втроем, — я, ты, она! — Чак ткнул в обозначенных персон пальцем.

— О'кей. Пойдемте со мной, — по-деловому согласился «тореадор».? Здесь совсем не далеко.

Мы поднялись.

— Сол, пожалуй, я вернусь с тобой на яхту. Кажется, переела, взмолилась я.

Чак тут же подхватил меня под руку и бросил Солу:

— Гуд бай, старина, приятных сновидений. Ключи у меня есть.

И мы направились от набережной вверх по крутым, узким и темным улочкам. Из подворотен несло помоями и мочой, из крошечных садиков веяло чем-то лимонно-ванильным. Парень ловко карабкался вверх, выбирая затейливые, кривые переулки, мы молча следовали за ним.

— Наверняка нас здесь пристукнут. Буду рада. Ты-то отобьешься — герой. А я останусь жертвой на поле твоего чрезмерного тщеславия.

Чак положил мою ладонь на задний карман джинсов и подмигнул:

— Всегда ношу с собой. Очень удобная модель — 38,5 калибра.

Вслед за нашим гидом мы вошли в подворотню, смердящую не меньше других. В освещенном окне под крышей кто-то медленно перебирал струны мандолины.

— Брысь! — фыркнул парень и, пошуровав ключом в двери, от которой метнулись в темноту две крупные кошки, пропустил нас в дом.

В передней пахло воском и ещё чем-то церковным в сочетании с запахом сушеного изюма. Парень зажег лампу под стеклянным колпачком в бледно-зеленых воланчиках, едва освещавшую широкий коридор, уставленный старой темной мебелью. Меня охватило ощущение «большого» кино неореалистических лент, с жадностью, выдаваемой за отстраненность, запечатлевших черты исчезающего мира. Увы, здесь не было и привкуса грязного борделя, а настроение тихой грусти все больше подавляло мой авантюристический запал. Хотелось просто оставить на круглом столе, покрытом кружевной тяжелой скатертью, сотенную бумажку и бежать.

Нашему хозяину было не больше пятнадцати. Он остановился в дверях, показывая комнату. Довольно большая, чистая, с прибранной двуспальной кроватью в центре, над железной витой спинкой которой темнело распятие. Но почему-то маленькое, гораздо меньше, чем оставленная на выгоревших обоях тень.

— Здесь жили моя сестра и муж. Муж не вернулся из моря. Сестра уехала в горы к бабушке.

«Ага, и забрала большое, не помогшее её семейному счастью распятие», сообразила я. Хотелось порасспрашивать парня, но Чак пресек мой психологический интерес, властно скомандовав: «Секс!»

— Музыка? Вино? — осведомился хозяин.

— О'кей, музыка. И вино.

Парень включил патефон, от одного стариковского вида которого у меня зашлось сердце, и объявил:

— Бизе. Опера «Кармен».

Естественно, что же еще! С шипением прорывающаяся увертюра взбесила Чака, но я остановила его руку, тянущуюся к выключателю, и он впервые за этот вечер уступил, значительно посмотрев мне в глаза. Что же потребуется в оплату моего каприза?

Мы выпили по бокалу дешевого красного вина, причем Ромуальдос, как представился наш хозяин, отпил лишь половину. Затем он медленно, ритуально обошел комнату, зажигая свечи, которых оказалось множество. Наверно, парень вспоминал, как при этих свечах молилась его сестра. Потом встал в центре, вопросительно глядя на заказчиков. Чак кивнул на меня. Роми оказался на полголовы ниже и я осторожно сняла с его волос косынку — густые, блестящие, прямые, как у индейца пряди упали на лоб и щеки. Он опустил ресницы и мне показалось, что тонкие губы зашевелились, что-то шепча.

Надо немедленно прекратить все это. Совсем не похоже на развеселый «бардачок», задуманный Солом. Скорее, совращение подростка.

— Можешь остаться. Я ухожу одна.

Молниеносным движением Чак отбросил меня на кровать, скрипнувшую старыми пружинами. Чтобы не мять белого, ручной работы и столетней, должно быть, давности, кружевного покрывала, я сдвинулась на самый краешек и прямо ко мне Чак подтолкнул Роми.

Парень послушно застыл возле моих колен и стало заметно, что вишневый бархат болеро вытерт и перешит, золотая тесьма местами осыпалась, а в веренице латунных пуговок уцелели немногие. Я расстегнула лиф своего сарафана и отбросила его, гордо распрямив плечи. Освобожденные от шпилек волосы рассыпались по спине.

— Я тебе нравлюсь?

Он кивнул, опустив глаза. Тогда я сняла болеро и стала расстегивать пуговки на шелковой, тоже старой и явно с чужого, широкого плеча, рубахе. Открылась длинная шея с пульсирующей жилкой, гладкая загорелая грудь с амулетом на замызганном кожаном ремешке. Акулий зуб или ещё чей-то. Наверно, от сглаза и от таких вот циничных бандитов, как мы. Я приложила горячие губы к амулету, а потом к его едва обозначенным смуглым соскам. Вроде перекрестила. И, в довершении, опустив пояс его атласных брюк, коснулась губами кудрявого черного холмика…

…Мы покинули этот дом на рассвете.

— Не надо провожать. Сами найдем, — Чак махнул рукой в сторону синеющего внизу моря.

Роми кивнул. Он был одет во вчерашний костюм и выглядел так, будто ничего не произошло.

— Ну, расти большой, — высказала я заведомо непонятное парню пожелание.

— Один момент! Сеньора хочет золото? — вспомнил он мое вчерашнее пожелание и, не желая упускать бизнес, живо достал из-за пазухи коробку с прикрепленными на темно-синем бархате крестиками и образками.

— Да брось дурить, Дикси! Здесь и не пахнет золотом!

— О'кей, ченч? — обратилась я к парню, пропустив реплику Чака.

Затем сняла с шеи довольно толстенькую цепь трехцветного золота и протянула ему. Он не понял:

— Не имею денег покупать.

— Ченч, ченч, — я протянула руку к амулету на его груди.

— Это? — изумился парень.

— Да, да!

Мы обменялись дарами под ироничным взглядом Чака, прислонившегося к стволу дерева. Я нацепила на шею зуб акулы.

— Это нога большого краба. Я сам поймал. Сеньора будет очень быстро бегать! — объяснил мне обрадованный «тореадор» и даже помахал нам вслед.

— Вот так «старушка» в первый раз купила любовь юнца, — объяснила я Чаку, тянущему меня вниз почти бегом.

— Я достаточно заплатил ему за двоих.

— А может, я просто влюбилась! Да не тащи так. Эта крабья нога ещё не начала действовать. Не могу бегать после такой ночи.