Семен Шмерлинг - Маленькие истории большой войны

• Название: Маленькие истории большой войны
• Автор: Семен Шмерлинг
• Издательство: Екатеринбург
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992

---

Семен Шмерлинг Маленькие истории большой войны

Как я покушался на Сталина

Рота спешилась, машины оставили на обочине шоссе и замаскировали. А мы — около сотни красноармейцев, четверо взводных, старшина и я, девятнадцатилетний командир роты в необмявшейся шинели, с «кубарями», вырезанными из консервной банки, строем втянулись в лес. С неделю назад мы получили новое оружие и сутки очищали его от заводской смазки под недреманным оком полкового особиста. То были пулеметы ДШК — Дегтярев, Шпагин, крупнокалиберный. Мне они представлялись неодолимой силой, способной без промаха поражать наземные и воздушные цели. Вороненые стволы в ребристых кольцах, патроны, точно маленькие снаряды, стальные щиты — ни дать ни взять легкие орудия. Правда, тащить их на плечах и загорбках оказалось тяжеленько.

Походный строй двинулся по лесной дороге. И лишь прошагал с полчаса, как изменились лица моих подчиненных: в казарме то были совсем другие люди. Наше временное жилье находилось в недостроенном доме. Когда полстолетия спустя проезжаю станцию Сетунь, давно вошедшую в границы Москвы, то вижу это постаревшее здание. Его нижний этаж предназначался для магазина, но в сорок втором году в нем на скорую руку устроили казарму: сколотили двухъярусные нары, фанерой огородили глухие уголки, назвав их канцеляриями и каптерками. В помещении было тускло и душно, и солдатские лица там были скучны, угрюмы. Но, боже мой, как же быстро посвежели, зарумянились, повеселели они в лесу!

Рота вышла на развилку. Лесную дорогу пересекала широкая утоптанная тропа. Строй остановился. Я объявил привал. Меня одолевали сомнения. Единственная в полку топокарта этого района была у начальника штаба, по ней он и ставил задачу.

— Следите по карте и срисовывайте, — начштаба, полнокровный, грузноватый капитан повел карандашным жалом по извилистым линиям. — Вот шоссе… Тут поворот в лес…

Я торопливо зарисовывал маршрут. Мне мешал сосредоточиться Аксютич, командир первого взвода. Он подавлял меня громоздкостью. Все в нем было чрезмерно: рост, плечи, ноги, нос… Он нависал надо мной, и я плохо понял маршрут. И вот в лесу испытал неуверенность: куда же поворачивать. Признаться в этом не посмел и решительно приказал свернуть налево.

— Н-но, товарищ лейтенант, идти следует в противоположном направлении, — возразил Аксютич.

— Влево!

— Как ротный сказал, так и будет, — поддержал меня старшина.

Марш продолжался, были еще два-три поворота, и я, не задумываясь, указывал путь. Так мы и продвигались, пока не вышли на просторную поляну с пожелтевшей стерней. Здесь было привольно и тихо.

— Как для ротного ученья? — спросил я старшину.

— На ять! — ответил он и поднял большой палец.

…И началось. Над поляной загремели голоса:

— Ориентир номер три — группа бомбардировщиков.

— Ориентир номер два — до роты пехоты противника!

— По самолетам…

— По пехоте…

А завершала все единая у всех расчетов команда:

— Огонь!

— Огонь!

Конечно, никаких выстрелов не было, но буйная разноголосица накрыла поляну. В пылу бескровного сражения новоиспеченные командиры путались, то и дело кто-то из сержантов, указывая в небо, кричал: «По пулемету», а когда целили во вражеское орудие, то возглашал: «По самолету!»..

— Огонь! Огонь!

Я стоял у первого взвода, когда подбежал старшина:

— Поглядите, товарищ лейтенант…

На краю поляны среди пожелтевшего лесного подроста стоял незнакомый высокого роста офицер. Появление его было странным и вид необычным. Отлично пошитая командирская шинель из мягкого довоенного сукна плотно облегала ладно сбитую фигуру. Фуражка — щегольская, с крутым блестящим козырьком и черным бархатным околышем. Хромовые сапоги начищены до зеркального блеска. Как только не запылил на проселочной дороге! Даже наш командир полка не был так богато экипирован… Что такое? Я не сразу понял его жест. Он шевелил ладонью, похоже, манил меня к себе. Точно — подманивал: дескать, иди, иди, сюда… Ну уж это чересчур! Под моим началом почти сотня бойцов и офицеров… Оскорбительно это! Я почувствовал, что краснею.

— Надо идти, товарищ лейтенант, — громко шепнул старшина. — Надо. Он же майор.

В петлицах командира пунцово светились по две шпалы, не чета моим жестяным «кубарям». Между тем, пулеметные расчеты еще воевали: «Огонь!» «Огонь!»' Но по мере того, как я медленно, сохраняя достоинство, приближался к незваному гостю, шум стихал. Лишь Аксютич командовал вдохновенно:

— По огневой точке противника… Дистанция — восемьсот… Прицел…

Я на ходу обернулся: четыре вороненых ствола смотрят на богато экипированного командира. Отдал ему честь, вежливо, но не подобострастно. Однако моя выправка не произвела на него впечатления, он спросил:

— Ты кто такой?

«Почему на «ты», мы же не пили с вами на брудершафт?» — захотелось повторить фразу элегантного капитана Свечина, учившего нас строевой подготовке. Но что-то остановило. Может, то, что за спиной майора, прикрываясь стволами деревьев, тоже стояли бойцы с автоматами наизготовку. Такое оружие я пока в руках не держал, в училище довольствовались трехлинейками времен первой мировой войны.

— Ну, кто ты такой?

Лучший ответ на грубость, учил нас Свечин, — вежливость.

— Командир роты крупнокалиберных пулеметов лейтенант Романовский.

— Вижу, что пулеметной. А откуда?

Не мог же я неизвестно кому называть номер полка. Быстро смекнул, что нам сообщили полевую почту, которая будет на фронте.

— Полевая почта номер…

— Ишь, какой секретный. А что тут делаешь?

Вежливость и только вежливость.

— Товарищ майор, рота проводит тактические учения с элементами огневой подготовки.

— Элементы, значит, огневой. Ну, ну… А какой калибр твоих пулеметов?

Нет. Данные-то нового оружия называть не буду, точно.

— Чего молчишь?

От обиды и волнения не сразу разглядел его лицо, а теперь как-то успокоился. Наверное, и к грубости привыкают. В лице же его была уверенность, сила — широкие скулы, крепкий подбородок. Но по нему разлилась давняя усталость. Вот и под глазами черные полукружья…

— Ладно, сам вижу. А на какое расстояние бьют, метров на тысячу?

— Больше.

— Какую броню пробивают?

— Легкий танк, бронетранспортер…

— Боеприпасы с собой?

— Не выдавали — значит, нет.

— Могли и сами прихватить. Проверял? — Глаза его сузились и скользнули по лицам бойцов. — У командиров личное оружие заряжено?

Я опять почувствовал, что краснею. Пистолетов нам еще не выдали. Только у командира полка был «ТТ», да у начфина старый наган.

— Нету, нету! — вдруг крикнул зло лейтенант Аксютич. — Хочешь — проверь, — и расстегнул пустую кобуру.

Майор не обратил внимание на вызывающее лейтенантское «ты», а подошел ко мне вплотную. За ним шагнули автоматчики. Теперь мы стояли лицом к лицу, я отчетливо видел его покрасневшие белки глаз. Толстые губы зашевелились, и я услышал:

— Ты вот что… Уходи, уходи отсюда, лейтенант. Понял? Сейчас же уводи всех.

Меня словно бы сковала эта неожиданная речь, особо доверительный тон ее. Я медлил.

— Ну! Иди, лейтенант, иди, иди-и-и…

Уразумел ли я до конца значение его слов? Вряд ли. Скорее ощутил их силу и необходимость. Кажется, кивнул головой. Из памяти выскочили все команды. Пока собирался с мыслями, зазвенел голос старшины:

— Рота! Разобрать оружие. В колонну — становись!

Топот ног. Тихие голоса. И еще раз в затылок мне майор бросил:

— Быстрей уходи, лейтенант. Уходи-и…

Какими же родными показались мне казарма, клетушка ротной канцелярии! Присев на патронный ящик, задумался. Что же, собственно, произошло? Меня обидели, оскорбили перед подчиненными, и я не смог достойно ответить. А с этими людьми мне надо воевать… Но он ведь был не только груб, но и заботлив. Разве не он же желал добра: «Иди, лейтенант, иди!» Вот и пойми…

Я не успел додумать, как в мою клетушку вошли старшина и Аксютич. Старшина сказал, непривычно торжественно именуя по должности:

— Товарищ командир роты, вы сходите к начштаба, доложите.

— Борис Петрович, — поддержал его Аксютич. — Вам непременно надо объясниться. Так будет лучше.

Они тоже учили меня и желали добра. Конечно, надо идти докладывать.

Начальник штаба взглянул на часы и поморщился:

— Что-то вы быстро отстрелялись, Романовский. Переутомились, видать?

— Нет, так уж получилось…

— Как это «получилось»? Нуте-ка, докладайте.

Тщательно подбирая слова, стараясь не вдаваться в подробности, я рассказал, как было дело. И хотя даже не намекнул на грубость незнакомого командира, начштаба почувствовал мою обиду:

— Он что… грубо говорил?