Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

• Название: Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев
• Автор: Дебора Макдональд
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-07130-9

Русская аристократка баронесса Мура Будберг – шпионка, искательница приключений, харизматичная соблазнительница, любовница двух крупнейших писателей XX века, родилась для того, чтобы потворствовать своим желаниям и получать удовольствие от жизни. Мужчины сходили по ней с ума, но ее главной любовью стал британский дипломат и тайный агент Роберт Брюс Локарт, ради него она была готова пожертвовать всем. Эта увлекательно изложенная, правдивая история о страсти, шпионаже, обмане и предательстве – первая биография Муры Будберг, в которой использованы все прежде не исследованные письма, дневники и документы, имевшие отношение к жизни этой необыкновенной женщины.

---

В июне началась серьезная игра[220]. Мура поехала из Петрограда в Киев. Такое путешествие она совершала последний раз, когда приезжала погостить в родовое поместье Закревских. Казалось, что это было давно – совершенно другой мир, другая женщина. Ехать на поезде пришлось больше двух дней. Если бы у нее не было официального разрешения от большевиков на российской стороне границы и поручения к лидерам гетманата на украинской стороне, то на пересечение границы ушло бы гораздо больше времени – и масса опасных ухищрений.

Знакомое унылое однообразие украинской степи было созвучно гнетущему чувству в сердце Муры. Она пыталась связаться с Локартом перед отъездом, но он не ответил ей. Она прочла в газетах, что в конце мая он уехал в Вологду, чтобы встретиться с послами стран-союзниц, отсиживавшимися там. «От тебя нет вестей, – написала она ему. – А ты мне так нужен. Возможно, мне придется уехать ненадолго, и я хотела бы повидаться с тобой до отъезда». Она узнала – не от него, – что он едет в Петроград. «Постарайся приехать как можно скорее, – просила она. – Мне так одиноко без тебя»[221].

Локарт приехал в Петроград 2 июня, чтобы проконсультировать Кроуми по поводу ситуации в Архангельске. Но не встретился с Мурой: к тому времени, когда он оказался в городе, она уже уехала. Она начала свой путь – не буквально путь в Киев, а более долгий и более скрытый путь служения тайному государству большевиков.

В Киеве она, не тратя времени даром, связалась с представителями гетманской власти. У нее было веское право на вход в их круг помимо происхождения и принадлежности к классу, которые сделали ее заслуживающей доверия в глазах украинцев, но также у нее имелся и прямой контакт. В начале мая гетман Скоропадский назначил некоего Федора Лизогуба одновременно и министром внутренних дел, ответственным за безопасность государства, и премьер-министром. Гетман Лизогуб взял себе также традиционный казачий титул атамана. Подобно Скоропадскому, Лизогуб был богатым помещиком. До войны он занимал видное положение в органах власти в Полтаве[222], где и познакомился с отцом Муры Игнатием Закревским.

Мура обратилась к Лизогубу – важному, полному достоинства старику с крутым лбом и аккуратной седой бородой – и предложила свои услуги шпионки против большевиков. Он безоговорочно поверил ей (а почему бы ему и не поверить дочери такого же, как и он, аристократа, особенно если она обладала неотразимым магнетизмом?) и немедленно приказал украинской разведывательной службе принять ее на работу[223].

Мура была представлена самому Скоропадскому и министру иностранных дел Дмитрию Дорошенко. Большую часть следующего месяца и периодически позднее она курсировала между Киевом и Россией, передавая информацию обеим сторонам[224]. Что ей удавалось лучше всего – так это общественный шпионаж (слушала сплетни, провоцировала к неосторожным высказываниям и действиям). Нельзя недооценивать тщеславие обладающих некоторой властью мужчин и их готовность продемонстрировать свою значимость привлекательной молодой женщине, раскрывая ей секреты. И только гораздо позже – когда было уже слишком поздно что-то предпринимать – приближенные гетмана поняли, что Мура – дочь такого же, как они, помещика – раскрывала их секреты большевикам. К этому времени у самой Муры были более важные поводы для беспокойства; она уехала из края, где родилась, чтобы никогда туда не вернуться.

В то лето 1918 г. все это было еще в будущем, а пока во время своих поездок на Украину и обратно Мура поняла, что перед ней стоит проблема, которая затмевает все остальные. Она была беременна.

Глава 8. На волосок от войны. Июнь – июль 1918 г.

Локарт передумал. Почти за одну ночь он совершенно изменил свои убеждения и позицию. Его вера в большевиков, которая постепенно ослабевала в апреле – мае, улетучилась в июне. На них нельзя полагаться, их нельзя убедить оказать поддержку британской интервенции против Германии. В таком случае интервенция должна начаться, хотят ее большевики или нет.

Во время своего приезда в Петроград в начале июня он встретился с офицером, приехавшим из Архангельска, который убедил его в том, что интервенция состоится, но не надолго[225]. Это было характерно для британского правительства: они настаивали на интервенции, но колебались и тянули время, когда речь заходила о ее обеспечении. Ну, это придется изменить.

По возвращении в Москву он отправил в Лондон поразительное сообщение: если они собираются предпринять военные действия на Севере России, то это должно произойти в ближайшем будущем. Если нет, то он уходит в отставку[226]. Министр иностранных дел Артур Бальфур кудахтал как курица, узнав о таком удивительном развороте на 180 градусов. Локарт должен научиться понимать тонкости и сложности международной дипломатии, настаивал Бальфур. Но у Локарта не было ни терпения, ни времени на тонкости и сложности дипломатов. У него и своих сложностей было достаточно, и ситуация становились все более и более рискованной. Он установил тайный контакт с антибольшевистским движением Савинкова в апреле, еще до его неудавшегося государственного переворота; теперь начал ввязываться в это еще глубже.

Его надежда развернуть большевиков против Германии рассыпалась на мелкие кусочки – и началось это с приезда в Москву графа Мирбаха. 15 мая – в тот самый день, когда Локарт и Кроуми встретились с Троцким и услышали, что война с Германией неизбежна, – Ленин встречался с Мирбахом и предложил ему сделку. Германия должна принять политику большевиков в России и пообещать не вмешиваться в ее внутренние дела. В обмен на это Россия обещала дружеские и выгодные торговые отношения с Германией[227]. Ленин сказал Локарту, что сделает все необходимое для того, чтобы Россия не стала театром военных действий для англичан и немцев. Локарт не догадывался, что это и было у него на уме. Если договор будет ратифицирован, он положит конец всяким чаяниям Великобритании в России, кроме тщетной надежды победить и Германию, и большевиков путем военных действий.

12 июня, пока Мура была занята своей шпионской работой, был подписан мирный договор между гетманской Украиной и большевистской Россией[228]. Он не положил конец ни враждебности между ними, ни шпионской деятельности, но уничтожил надежду Локарта и Хилла – а также Троцкого и ЧК – на окончательный разрыв.

В сердцевину этой запутанной политики вторглась самая важная и неотложная человеческая проблема. Через месяц после их последней страстной встречи в Москве Мура обнаружила, что беременна от Локарта.

Как только смогла, в последние дни июня она поехала в Москву, чтобы сообщить ему эту новость. Их шутки о гипотетическом малыше, которого родит ему Мура, – они будут кормить его сырым мясом, и он будет отлично играть в футбол – внезапно стали реальностью.

И снова Мура удивилась своим чувствам. Это событие подтвердило для нее тот факт, что Локарт – мужчина, с которым она хотела быть рядом и без которого она не могла жить. «Целый день мысль о тебе не покидает меня, и я чувствую себя потерянной без тебя – вот что ты сделал со мной, милый, бессердечная ты сосулька!»[229] Она трепетала от мысли, что может родить ему сына; ни у одного из них не было ни малейшего сомнения в том, что это будет мальчик, и они называли его «маленький Вилли» или «маленький Питер», если были в более серьезном настроении. Благополучие Муры и ребенка прибавилось к растущему числу проблем, которые омрачали жизнь Локарта и днем и ночью.

Перед ними обоими встал вопрос, как быть с маленьким Питером и их будущим. У него в Англии была жена, а у нее в Эстонии – муж, которых нельзя было сбрасывать со счетов, не говоря уже о других детях Муры. Что с ними будет? Было решено, что Мура должна поехать в Йендель – с ее возможностями свободно разъезжать и опытом пересечения границ это не представляло труда. Ее целью было умудриться затащить Ивана в постель. Таким образом, когда ребенок родится, законность его появления не окажется под сомнением, и двое влюбленных смогут делать все, что захотят, не покрывая позором своего малыша.

Это был отчаянный план и ужасная перспектива. Это было необычно для Муры, но ей хотелось уклониться от исполнения такой роли, и она откладывала отъезд из Москвы. Проведя месяц без его объятий, поцелуев, присутствия, она льнула к Локарту. Но в конце концов ей пришлось от него оторваться. Его положение в России с каждой неделей становилось все более шатким, и, когда Мура села в поезд, идущий в Петроград, в четверг 4 июля, существовала возможность, что его уже не окажется в Москве к ее возвращению.

Мура приехала в Петроград и обнаружила ожидающее ее письмо. Оно было от Ивана. Она связывалась с ним, чтобы предложить навестить его, но захочет ли он видеть ее теперь? В последний раз они были вместе в начале года, и отношения их были в состоянии холодной неприязни. Знал ли он о Локарте? Раскрыв письмо и пробежав его глазами, она с облегчением выяснила, что он зовет ее приехать в Йендель[230]. Это облегчение было с оттенком вины. Муру тревожил предстоящий заговор. «Я нежно люблю своих детей, – написала она Локарту из Петрограда, – и если поставлю их в ложное положение, не говоря уже о том, чтобы их потерять… то это причинит мне сильную боль». Но ее решимость осталась: «Это ничуть не влияет на мое решение и ни на мгновение не заставляет меня думать: «не лучше ли бросить его и вернуться к старой жизни», – я с таким же успехом могла бы думать о том, чтобы отказаться от света и воздуха»[231].