Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

• Название: 1968. Год, который встряхнул мир.
• Автор: Марк Курлански
• Издательство: ООО "Издательство АСТ"
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038246-0

Марк Курлански прославился неожиданным выбором героев для своих "Историй" — то он напишет "Всеобщую историю соли" (русский перевод 2007 года), то "Историю трески", то "Историю ненасильственного сопротивления". На этот раз героем его книги стал год. Он называет четыре фактора, создавшие 1968 год: движение за гражданские права, превращение молодого поколения в единую сознательную силу, война во Вьетнаме и телевизионные новости, уже объединявшие мир, но еще не укрощенные цензурой. Именно в том году одновременность событий, происходивших в разных концах мира с самыми разными участниками и по самым разным причинам, и знание людей об этой одновременности стали самостоятельным фактором истории. Курлански честно предупреждает о своей пристрастности: "Я родился в 1948 году и принадлежу к поколению, которое ненавидело войну во Вьетнаме и протестовало против нее". И своей целью объявляет напоминание о том времени, "когда люди высказывали свое мнение и не боялись кого-либо задеть этим". Кончается же книга благодарностью "всем, кто сказал "Нет!"" — и, главное, тем, кто продолжает и сейчас произносить это слово". Книга построена хронологически — от января к декабрю, но это не хроника, а связный рассказ о множестве сюжетных линий — Пражской весне, вьетнамской войне, студенческих бунтах в Париже и Чикаго и т. д. В 1968-м не только много чего случилось, но и много чего началось. И Курлански тщательно отмечает эти начала, в том числе и словарные: именно тогда начали говорить "черные" вместо "негры", "палестинцы" вместо "арабы, живущие в Израиле" и т. п. Правда, ценность русского издания снижают две вещи — отсутствие указателя, необходимого для подобной книги, и отсутствие редактуры, из-за чего Иордания превращается в "государство Иордан", шекспировская цитата, общеизвестная по-русски в варианте "зима тревоги нашей",— в "зиму нашей досады", автор детективов — в "автора мистерий" и т. п. 

---

В университетские годы расширился кругозор Пино. «В Китайском клубе университета показывали французские фильмы, которые в Мексике нельзя было увидеть больше нигде. Тогда я впервые увидел фильм о лесбиянках — «Легкий наездник». То был целый бунт в культуре. Мы любили Элдриджа Кливера и Мухаммеда Али, Анджелу Дэвис, Джоан Баез, Пита Сигера», — рассказывал он. Песни движения за гражданские права, такие как «Все преодолеем», были хорошо известны, и Мартин Лютер Кинг, особенно после смерти, занял в студенческом пантеоне УНАМ место среди героев рядом с Че и Сапатой. «Черные пантеры» также пользовались в УНАМ некоторой популярностью. Но, как рассказывал Мартинес де ла Роса, «наиболее важна была Кубинская революция. Книгу Режи Дебре «Революция в революции» мы прочли все».

До знаменитых событий 1968 года в УНАМ прошло немало забастовок и маршей. В 1965 году студенты поддержали забастовку врачей, требовавших увеличения зарплаты, а в 1966-м три месяца бастовали против авторитарного ректора, Игнасио Чавеса. В марте 1968 года, после грандиозных маршей в Европе, в Мехико также состоялся марш протеста против войны во Вьетнаме. Но по сравнению с движениями в США, Европе или Японии мексиканское студенческое движение было весьма малочисленным: оно насчитывало всего несколько сот участников.

В 1968 году скромное студенческое движение впервые сделалось объектом внимания мексиканского правительства, не желавшего никаких проблем во время Олимпиады. К тому же президенту Густаво Диасу Ордасу было трудно поверить в то, что движения протеста распространяются по всему миру сами по себе, без помощи организаторов, так сказать, по волнам телеэфира. Он был убежден в существовании международного заговора революционеров, переезжавших из страны в страну, везде распространявших хаос и устраивавших перевороты. Ключевую роль в этом заговоре, очевидно, играли кубинцы. Поэтому в то время как мексиканское правительство отказалось поддержать наложенное Соединенными Штатами эмбарго и открыто помогало Кубе, в действительности президент испытывал параноидальный страх по отношению к кубинцам и тщательно контролировал авиаперелеты на остров, сохраняя и изучая списки пассажиров. Публично отказавшись наложить эмбарго на Кубу, он в то же время не разрешал Мексике вести торговлю с островом и консультировался с американской разведкой относительно «кубинской угрозы». В бытность свою министром внутренних дел Диас Ордас поддерживал тесные отношения с ЦРУ и ФБР. Политика, проводившаяся Мексикой по отношению к США, основывалась на противоречии между публичными утверждениями и частным общением. Точно так же в 1916 году Карранса притворялся, будто является противником интервенции США, а на самом деле подталкивал американского президента Вудро Вильсона к тому, чтобы послать в Мексику войска и атаковать беспокойного Панчо Вилью.

Лекамберри, черный замок в пригороде Мехико, напоминает Бастилию и действительно является выстроенной во французском стиле тюрьмой с круглым внутренним двориком и рядами камер, расположенных одна над другой. В 1968 году то была печально знаменитая тюрьма, куда сажали «политических». Сегодня в Лекамберри помещается Национальный архив, где хранятся документы, представлявшие собой в 1968 году государственную тайну. Решетки заменили на большие окна и уложили хорошо отполированный деревянный паркет. Тесные камеры размером четырнадцать на шесть футов заполнены папками, которые, очевидно, были основательно подчищены. Но все же Лекамберри рисует картину паранойи в масштабе государства, которой было охвачено правительство Диаса Ордаса.

Министерство внутренних дел располагало богатой информацией. Каждая студенческая организация, даже если в ней было всего двадцать человек, включала в себя минимум одного доносчика. Он составлял скучные детальные отчеты о собраниях, на которых ничего не происходило. Коммунисты всякого рода представляли особый интерес, и еще более пристальное внимание уделялось иностранцам, общавшимся с мексиканскими коммунистами. Правительство получало детальные сообщения о том, кто пел кубинские песни, кто предложил установить вьетнамскую скульптуру и кто поддержал предложение, кто летал в Гавану, особенно в период, близкий к 26 июля, когда на Кубе ежегодно отмечалась дата первого восстания Кастро. Те, кто принимал участие в чествовании Хосе Марти, также были взяты на заметку, несмотря на то что сочинения отца кубинской независимости вызывали восхищение как у сторонников, так и у противников Кастро.

Другой напастью, неотступно мучившей Диаса Ордаса, оказались французы. Мексиканские студенты были очарованы майскими событиями во Франции, причем значительно больше, чем следовало бы. Хотя движения в Америке, Германии, многих других странах начались раньше, демонстрировали большую стойкость, были лучше организованы и оказали значительное влияние, для многих студентов-мексиканцев май в Париже являлся подлинным событием 1968 года.

Отчасти это могло объясняться представлением, восходившим еще к девятнадцатому веку, но прочно державшимся в Мексике, о Франции как мировой имперской державе. Короткое время Франция управляла Мексикой. В 1968 году высшее образование, полученное во Франции, по-прежнему считалось в Мексике наиболее престижным, а Сартр воспринимался как главный интеллектуал. Лоренсо Мейер, выдающийся мексиканский историк, работавший в «Коллегио де Мехико», сам бывший выпускником Чикагского университета, говорил об этой давней франкофилии: «Я думаю, это вызвано инерцией... это нечто, тянущееся из прошлого».

Но и восхищение студентов, и страх президента перед французским студенческим движением также основывались на мифе о том, что парижские студенты могли объединиться с рабочими и вместе овладеть страной. 31 марта Троцкистская революционная рабочая партия в Мехико призвала студентов и рабочих провести митинг, «дабы совершить то, что было сделано во Франции» и «использовать в Мексике опыт Франции». 4 июня в школе политических и общественных наук УНАМ появилась газета Мексиканской секции VI Интернационала Троцкистской революционной рабочей партии, содержавшая призыв: «Все рабочие структуры должны оказать поддержку революционному движению Франции для создания нового рабочего государства. Французская коммунистическая партия и профсоюз, продажные предатели по отношению к революционному движению во Франции, обратились с просьбой к руководству движения во Франции, а также к рабочим, крестьянам и студентам выступить против капитализма. Это французское революционное движение — мощный удар по наследию Французской коммунистической партии и мировой бюрократии». 24 июля экономическая школа УНАМ организовала встречу с двумя французскими студентами из Нантера — Дени Декреаи и Дидье Квеша.

Обо всем этом в министерство внутренних дел сообщали информаторы, бывшие участниками этих крохотных студенческих групп левого толка и состоявшие на службе у правительства. Намерение радикально настроенных студентов объединить силы с рабочими, подобно тому как, по их мнению, сделали французские студенты (опасная идея, считала большая часть политического истеблишмента!), виделось особенно грозным руководству ИРП. Ведь именно ИРП предложила объединить различные элементы общества, а затем установить контроль над их взаимосвязями. Вот как мыслилось функционирование системы.

Правительству стало известно, что 18 июля группа студен-тов-коммунистов решила устроить собрание и обсудить возможность студенческой голодовки в поддержку Деметрио Вальехо Мартинеса, находившегося в тюрьме с того момента, как в 1958 году он возглавил забастовку железнодорожников. Он был одним из наиболее известных политзаключенных. В действительности студенты так и не провели эту акцию, но Вальехо Мартинес сам начал голодовку — ничего не ел, кроме подслащенного лаймового сока, до тех пор, пока 6 августа у него не произошел коллапс. В результате он был помещен в больницу, где его стали кормить через трубку.

По иронии судьбы единственная серьезная попытка организовать акцию с участием мексиканских студентов в поддержку французских провалилась из-за недостатка интереса к ней. В конце мая Хосе Ревуэльтас, хорошо известный писатель-коммунист и лауреат Национальной премии Мексики политературе, в помещении философской школы, которое называли «аудитория Че Гевары», беседовал с группой студентов о проведении шествия в поддержку французов. Однако планы были перенесены на июнь, а к июлю мексиканские студенты почувствовали, что у них слишком много своих проблем. «В конце концов, — сказал Роберто Эскудейро, — у них погиб только один человек, и то случайно».

Что касается президента, то все это он воспринимал как свидетельства мирового заговора французских и кубинских радикалов, имеющего целью повсюду посеять смуту. Они успешно занимались этим весь год, и теперь, когда подошло время Олимпийских игр, смута достигла Мексики! В материалах министерства внутренних дел неоднократно отмечалось, что студенческие брошюры часто оканчивались фразой: «Viva los movimientos estudiantiles de todo el mundo!» — «Да здравствуют студенческие движения всего мира!»