Лев Черепанов - Горбатые мили

• Название: Горбатые мили
• Автор: Лев Черепанов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.

Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.

---

Четвертый вал

Раздерганный, чуть ли не до дна развороченный океан налазил устало на полубак, едва переваливал через фальшборт, тяжелющими кусками, как нарезанный, плюхал на палубу, отчего «Тафуин», дрожа, сползал в ближайшие рытвины, а Зубакин в муторном напряженном полумраке ходовой рубки хватался за край бортового иллюминатора. Он задал своим работягам-мыслям нужное ему направление и ждал, с чем они придут, — определял, что стоило принять из безусловно достоверного, а чему устроить проверку. Как бы выметывал сети и заученно подтягивал их, все более убеждаясь в том, что удача не тут, совсем в другой глубине, до нее надо еще дойти…

Мог ли Зубакин не считаться с тем, что уже больше двух недель попадалось только никому не нужное, непромышленное «зверье»: морские лисицы, тигры-полосатики, еще не зарегистрированные учеными «драконы», а также иглокожие?..

Наибольшая часть производственной команды, то есть обработчики, а также добытчики, успели отоспаться, все обсудить на много дней вперед и располнеть. Чтобы они не брались подсчитывать, сколько потеряли времени за так и не выясняли между собой отношения, боцман, следующий своим правилам, так же упрямо, с утра загружал всех работой («Выходите швабрить, шабрить, суричить!»), а под вечер как сменщику передавал свой контингент Назару («Будьте милостивы, прочтите лекцию или еще что по вашему усмотрению, вам видней, лишь бы до отхода ко сну ни у кого не нашлось ни одной свободной минуты»).

1

Плюхин не мог выполнить задания первого помощника — рассказать экипажу об Аляске.

«У меня, в моем распоряжении только она… — Оттолкнул от себя лоцию в пурпурном переплете. — Что, что в ней?» «На Аляске зарождается цунами…» А кому это не известно? Или тут же, через четыре страницы, о водотрясении… Впрочем, нет. О нем-то как раз стоит. Наскочив на него, суда как бы садятся на мель и разъезжаются по швам от фальшборта до киля.

Про атмосферное давление тоже будет не лишне. Оно меняется так часто и резко, что за ним не поспевает барометр. Точно известно, еще со времен колонизации Аляски русскими промышленниками: завезенные сюда собаки не могут выжить. Невозможна собачья жизнь. А каково людям?..

О золотой лихорадке теперь уже нечего… О ней все сказано. Желтого металла добыто на шестьсот миллионов долларов. А шуму-то было! Нефть на Аляске — да. Она потянет. Как-никак десять процентов нефтяных запасов США».

Флегматик по природе, Плюхин не заламывал руки — только поугрюмел, предвидя, ч т о  и  к а к  ему скажет Назар. Он зашел только полистать морской словарь? Как бы не так!..

К тому времени Назар пообтерся, усвоил: Зубакин — рыбак, каких раз-два и обчелся, а Плюхин так себе, не умел брать рыбу, хотя у одного диплом мореходного училища и у другого того же самого, Находкинского, с гарпунными пушками, нацеленными в середину мыса Астафьева.

«Ладно, — переключился на траление Плюхин, — не получается у меня как надо — пусть! А камни? Почему они попадают только одному мне? Нет, я нисколько не преувеличиваю».

— Просветите меня… — попросил Назар. — Как так? Где ни кинет Зубакин трал и — есть!.. Вытаскивает — полней некуда, до самого зева. Я не знаю… Что-то иррациональное как будто.

— Это уже через край, товарищ первый помощник! — Плюхин, толстоватый для своих лет, с многими складками под подбородком, посмотрел на лоцию, будто сожалея, что расстанется с ней. Затем приложил руку к груди, ближе к больно сдавленному сердцу, представляя Зубакина в рубке, его время от времени озаряемое экраном испитое лицо, к тому же словно побеленное. Потому не сразу разгладил перед собой чистый лист бумаги и путано, с отступлениями вводил в таинства заходов на окуней. Назар кивал:

— Я усвоил это. — И только для себя: «С теорией у него как будто неплохо».

А старпом Плюхин посмотрел на кранец за бортовыми иллюминаторами, помеченный именем разбазаренной баркентины «Секстан», все больше терзаясь от того, как, будучи курсантом, опоздал вернуться вместе с Зельцеровым и Бавиным из увольнения. Прыгнул тогда на входной трап и закрутил головой: на ком сине-белая повязка, кто дневалит?

Утром перед строем Венка доложил старшему дежурному, в то время выпускнику училища Зубакину, что все в порядке, никаких происшествий. А все знали, что он задолженник, за ложь мог поплатиться как никто.

— Ты, может, что-нибудь запамятовал?

По тому, к а к  это сказал Зубакин, каждый почувствовал, что запираться дальше нет смысла.

Первым повинился Бавин, за ним Зельцеров. А Плюхин будто проглотил язык.

Сначала Венку только отстранили от вахты…

— «Секстан», — произнес Плюхин, не совладал с собой. «Се…» — прочел первые буквы, с разрывами, какие обычны для напечатанных по трафарету… Помня, что Зубакин уже извелся в ходовой рубке, а на экране не появилось ни одной хоть что-то стоящей засветки — скрылись окуни, он сказал, что о Зубакине мало кто знает.

— Столько о нем всякого противоречивого!.. — перебил Назар, спросил, находился ли Плюхин на «Тафуине», когда из совместного отдыха с коллективом плавбазы «Чавыча» ничего не вышло.

— К чему все?

Выговорил это Плюхин через силу, глухо. Только приподнялся — глаза его сами впились в ту же белую россыпь: «Секстан».

«Не хочет! — подумал Назар. — Вроде сам тоже не очень». Наклонил голову и, как всегда, когда нервничал, скрестил на груди руки.

— Куда б я делся! — словно попросил снисхождения Плюхин. — Меня позвали… любой бы на моем месте…

— Участвовали же в разборе?

Что колотило Плюхина сильней: или давнишняя вина перед Венкой, или океанские камни в трале? Ничего он не мог разобрать. «Если бы я перед строем сказал, как было!.. Так, мол, и так. Опоздал из увольнения на берег. Не уложился. Тогда было проще!» Бичевал себя, не надеясь, что со временем забудется, из-за кого отчислили Венку из училища.

Назар хотел спросить старпома бесстрастно. Приготовил фразу. А получилось иначе. Стала явной его злость на Зубакина:

— У вас ничего против него не нашлось? Отбило память? Только из-за этого?

Не видел бы лучше Плюхин первого помощника. Без того переживал. Заглянул в носовой иллюминатор.

«Все пасуют перед Зубакиным по привычке, можно сказать», — запечалился Назар. Тоже посмотрел в иллюминатор.

К якорной лебедке пробрался боцман. Взмахнул брезентом. Плюхин сколько-то времени следил, что под ним окажется. Сказал:

— Мы ни при чем. Сильная личность!..

Такое желание свалить все на одного человека вызвало в Назаре протест:

— Тогда — кто вы? Не стыдно за себя? («Зубакин действительно властвует над всеми. Что хочет…») — Назар не устоял на месте, шагнул к двери и быстро, как на выстрел, повернулся.

— У него власть без любви, — нехотя и сердито сказал Плюхин.

— Цель у всех должна быть ничуть не меньше, чем у капитана, — наставительно сказал Назар. — Проще же воскликнуть: «А что я могу?» — чтобы потом никто не осудил за бездеятельность.

Старший помощник Плюхин имел приличный плавательный ценз, иными словами, опыт всех, кем работал, включая прохождение курсантской практики, а не приобрел уважения к себе, именно собственного, без чего невозможна независимость. Согласился с Назаром, что действительно, только тот по-настоящему исполняет свои обязанности, кто не боится потерять занимаемую должность. Поведал о самом сокровенном:

— Меня в наш НИИ с руками-ногами возьмут. Потому что таких практиков… где их? Негусто. Стану собирать данные. Это зачтется.

«Какая чушь! — Назар враждебно, с нескрываемой насмешкой покосился на Плюхина. — Я его вел на поступок… Разбирайся, давай. Нет, чтобы воспитать характер, надо каким быть… Еще так попробую…»

— Я на том же спотыкался в Амурске, — уравнял себя с Плюхиным. — Чуть что — мне уже не по себе. То есть пугался фактов. От меня же требовалось принимать их, какими были. Так, чтобы в них выявилась предопределенность к чему-то. С нее начиналась борьба. В частности, изучил, что подводило смежников. Тебе тоже нельзя без запредельных знаний…

В тот же вечер Назар все переворотил в сейфе, вчитался в кое-какие привлекшие его бумаги. Обнаружил, что у Плюхина кончался кандидатский стаж. Привычно, уже как сохозяин всего «Тафуина», выхватил телефонную трубку — вдогонку ей склацали пружинные захваты.

«Я хочу поближе сойтись со старшим помощником? — непроизвольно начал подытоживать Назар. — Только без лукавства! Так. А ведь ничего не добьюсь. Мало бывать с ним. Необходимо… мое соучастие в деле. Начну ему помогать. Тогда он станет каким? Употребит… Ага, я о его возможностях. О них, конечно. Поднимется до своих верхних границ.

Ну-ка! Условие… Ах как славно! Чтобы кого-то понять, надо быть самому хотя бы неравнодушным. Очень добрым».

Как ни сопротивлялся Зубакин, как ни упирался расширенной пятерней в ближайшую переборку, все же мотался над локатором. Один раз пришвартовался к стеклу — раскровянил лоб.