Валерий Шубинский - Азеф

• Название: Азеф
• Автор: Валерий Шубинский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-235-03869-1

Во все времена самые большие проблемы для секретных служб создавали агенты-провокаторы, ибо никогда нельзя было быть уверенным, что такой агент не работает «на два фронта». Одним из таких агентов являлся Евгений Филиппович Азеф (1869–1918), который в конечном счете ввел в заблуждение всех — и эсеровских боевиков, и царскую тайную полицию.

Секретный сотрудник Департамента полиции, он не просто внедрился в террористическую сеть — он ее возглавил. Как глава Боевой организации эсеров, он организовал и успешно провел ряд терактов, в числе которых — убийство министра внутренних дел В. К. Плеве и московского губернатора великого князя Сергея Александровича. В то же время, как агент охранного отделения, раскрыл и сдал полиции множество революционеров.

Судьба Азефа привлекала внимание писателей и историков. И все-таки многое в нем остается неясным. Что им двигало? Корыстные интересы, любовь к рискованным играм, властолюбие… или убеждения? Кем он был — просто авантюристом или своеобразным политиком?

Автор книги, писатель и историк литературы Валерий Шубинский, представил свою версию биографии Азефа.

знак информационной продукции 16 +

---

Тем не менее даже частичная удача была чудом. Воодушевленный Гершуни решил завершить начатое. Теперь убийство было назначено на 5 апреля. Победоносцева, а заодно и петербургского губернатора Николая Васильевича Клейгельса предполагалось застрелить во время похорон Сипягина. Гершуни любил театральные эффекты и считал себя выше обывательской морали. На роль исполнителей были выбраны поручик Евгений Константинович Григорьев и его гражданская (а впоследствии и венчанная) жена Юлия Феликсовна Юрковская, дочь польских революционеров, участников восстания 1863 года.

Как утверждает в своих воспоминаниях («Из недавнего прошлого») Гершуни, «Григорьев с целой группой своих товарищей-офицеров был рекомендован как „сочувствующий“. При ближайшем знакомстве с ними, группа эта оказалась совершенно никчемной, типично „офицерской“, и ее забросили». Но сам Григорьев «заброшен», видимо, не был и оставался, так сказать, в кадровом резерве формирующейся БО.

Григорьев должен был стрелять в Победоносцева, Юрковская (переодетая гимназистом) — в Клейгельса.

Как описывал Григорьев в 1904 году на суде, «…за все время перед покушением Гершуни навещал его, старался поддерживать соответствующей беседой, рисуя перед ним картины славы народного героя-мученика и благодарность потомства, тут же сказал, что через неделю после этого Боевая Организация пошлет правительству ультиматум, за которым последует ряд систематических покушений».

Под пером самого Гершуни все выглядит несколько иначе. Григорьев и Юрковская прямо-таки рвались в бой. Молодая женщина обижалась, что убийство Сипягина доверили не ей («Я ведь все время с вами серьезно говорила, думала, если будет дело, то мне поручат»). Покушение на похоронах — собственная инициатива экзальтированной четы, на которую Григорий Андреевич с неохотой согласился («Люди хотят идти, рвутся напролом. Оставить их так — пожалуй, еще глупостей наделают. Их дело — пусть идут: не маленькие!..»). Если так (а в это верится с трудом) — поведение Гершуни, как руководителя террористической организации, кажется крайне легкомысленным. Но ни в кого Григорьев и Юрковская в итоге не выстрелили: не хватило духа.

…Но все это стало известно только в следующем году, во время следствия по делу Гершуни. А пока полиция была в замешательстве и не знала, кому и чему верить. И, естественно, с напряженным интересом ждала известий от агента Виноградова.

Что же он сообщает?

5(18) апреля: «Ясно, конечно, что организация, если она окрепнет, перейдет непременно на террористическую борьбу. Нельзя отказаться от мысли, что и последний факт исходит, может быть, от какой-нибудь организации, или, по крайней мере, преступник имеет какого-нибудь сообщника»[68].

7(20) апреля: «Я склонен думать, что события 2 апреля есть дело организации, но насколько причастны к этому Гершуни или саратовцы, понятия не имею. Думаю, что кроме сочувствия с их стороны ничего нет»[69].

17(30) апреля: «Здесь появилось изданное в России 4 апреля партией социалистов-революционеров извещение о событии 2 апреля, из которого следует, что Балмашов действовал от партии социалистов-революционеров, во всяком случае, при содействии членов или члена партии… Надо полагать, что в России есть какая-то довольно сильная группа социалистов-революционеров, которая действует, непосредственно не сносясь с заграницей»[70].

7(20) мая: «Только что получил из Парижа от Гершуни письмо, в котором сообщает о запоздалом получении из Питера прокламации от 2 апреля „от боевой дружины социалистов-революционеров“. Прокламация подписана 3 апреля, выслана из Питера 5 апреля, получена в Париже только на днях. Все это дает мне основание думать, что Гершуни, пожалуй, к этому делу причастен»[71].

23 мая (5 июня): «Мое пребывание в Берне и Цюрихе дало мне следующие, вполне установленные факты: партия социалистов-революционеров выделила террористическую организацию, которая получила название боевой организации… Балмашову помогали лица из партии, нужно полагать, что и Гершуни, но утверждать этого не могу. Во всяком случае, он теперь состоит членом боевой организации. На этот счет у меня имеются доказательства, которые я получил после того, как заявил, что у меня имеются пожертвованные 500 рублей на террористические предприятия, тогда Михаил Гоц мне сообщил, что Гершуни скоро будет в Швейцарии, что эти деньги можно будет ему передать…»[72]

Эти 500 рублей Азеф попросил ему возместить. Евгений Филиппович не стеснялся.

Просьба Рачковского о выделении средств на пожертвования революционерам вызвала недоумение нового начальника Департамента полиции А. А. Лопухина. По возвращении в Россию Азеф был вызван к нему для отчета.

Так, из-за своей жадности, он встретил второго (после Бурцева) человека, которому суждено было сыграть в его судьбе роковую роль.

Алексей Александрович Лопухин, выходец из старинного дворянского рода, состоявшего в свойстве с царской семьей (Евдокия Лопухина, первая жена Петра Великого), был назначен на пост начальника Департамента полиции в довольно молодом для чиновника возрасте, в 38 лет. До этого он служил в суде и прокуратуре. Человеком он был образованным, тонким, по взглядам — умеренным либералом, по типу личности — что называется, добрым барином. Марк Алданов, общавшийся с Лопухиным в более поздние годы, характеризует его так: «Русский интеллигент с большим, чем обычно, жизненным опытом, с меньшим, чем обычно, запасом веры, с умом проницательным, разочарованным и холодным, с навсегда надломленною душою»[73]. Слово «интеллигент» здесь вызывает сомнение (немного иной социальный типаж), да и душе еще предстояло надломиться — но все-таки у Лопухина начала 1900-х годов было больше общего с князем-профессором С. Н. Трубецким (они и дружили), или с В. Д. Набоковым, или с П. Н. Милюковым, чье дело он в свое время, в качестве прокурора, вел, чем с большинством сослуживцев по ведомству внутренних дел.

Придя в полицию со стороны, Лопухин старался искоренить то, что не соответствовало его представлениям о государственной службе. Не в последнюю очередь это касалось двусмысленного поведения и статуса внедренных в революционные партии агентов. Лопухин категорически настаивал на том, что эти агенты не должны участвовать ни в какой противозаконной деятельности, а тем более — выступать организаторами и застрельщиками преступлений. Никакой провокации в словарном смысле слова и никакого покровительства этой деятельности со стороны чинов охранки!

Азеф, впрочем, в этот раз сумел убедить Лопухина, что лично он всего лишь жертвует эсерам деньги и дает «некоторые указания». По крайней мере, так все выглядит в изложении самого директора Департамента полиции.

Между тем, скорее всего, никаких 500 рублей Азеф и не тратил. О роли Гершуни и БО в убийстве Сипягина он узнал уже «через несколько дней после акта» (письмо Савинкову, 1908)[74]. А значит, долго водил своих работодателей за нос, постепенно и дозированно открывая им информацию. Зачем? Как резонно предполагает Прайсман, Азеф ждал, пока Гершуни уедет из России. Вождь террористов нужен был ему живым и на свободе.

ВАШ ИВАН

В эти месяцы Азеф был, по свидетельству близко наблюдавших его людей, возбужден и взволнован. Вот свидетельство Любови Григорьевны:

«Когда был убит Сипягин, он страшно волновался и страшно радовался, как ребенок. Надо сказать, что если я когда-нибудь его любила, то именно в этот период, потому что человек просто горел… Тогда это был настоящий революционер. Раньше он очень любил ходить по театрам, по кафешантанам, теперь все это совершенно забросил»[75].

Что возбуждало Азефа? Чему он радовался — если его радость была искренней? Тому, что у него, как осведомителя, появился простор для работы? Или его всерьез увлек террор против правительства? Или он впервые почувствовал возможности большой двойной игры?

Весной он активно участвовал в переправке третьего номера «Революционной России». По свидетельству Марии Селюк, «…он лично вел сношения с чемоданщиком, проявлял большую сообразительность в выборе разнообразного материала для этих ящиков, их формы и т. д.»[76]. Чемодан с двойным дном везла отпущенная в Россию кормилица Азефов.

С мая 1902 года начинается его работа собственно в БО. С этого времени он участвует практически во всех акциях. Первой из них было покушение на харьковского губернатора князя Ивана Михайловича Оболенского. Выбор на сей раз был более или менее случаен. Вроде бы Оболенский проявил «жестокость» при подавлении каких-то крестьянских волнений.

На роль исполнителя был избран Фома Корнеевич Качура, 25-летний столяр, бывший социал-демократ, «характерный пример так называемого сознательного рабочего», читающий, склонный к самодеятельному наивному философствованию (при обыске у него были изъяты рукописи с говорящими сами за себя названиями — «Мыслящее животное и человек», «Впечатление в поездке по России» и т. д.).