Дмитрий Липскеров - О нем и о бабочках

• Название: О нем и о бабочках
• Автор: Дмитрий Липскеров
• Жанр: Эротика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-098268-4

Дмитрий Липскеров – писатель, обладающий безудержным воображением и безупречным чувством стиля. Автор более 25 прозаических произведений, среди которых романы «Сорок лет Чанчжоэ» (шорт-лист «Русского Букера», премия «Литературное наследие»), «Леонид обязательно умрет», «Теория описавшегося мальчика», сборник рассказов «Мясо снегиря». Основатель литературных премий «Дебют» и «Неформат», он и сам «неформат» в своей прозе.

Герой нового романа «О нем и о бабочках» волею богатой авторской фантазии попадает в очень деликатную и абсолютно гоголевскую ситуацию. Именно с нее начинаются события, переворачивающие весь мир, в котором плутоватые и мудрые персонажи, ангелы и обыкновенные люди, плетут судьбу мироздания.

---

В институте молодой человек имел отношения параллельно с пятью, а были времена, когда он умело тасовал до семи девушек, заодно влюбив в себя проректора по учебной части.

Ему нравилось проводить ночи со Светланой Ивановной. Проректорша была в том самом возрасте, когда цветок еще полон сил и красоты, но ощущается в нем некий легкий надлом на самом пике цветения, после которого начинается едва уловимое увядание. И в начале стремительного падения ощущаешь такую сладость, такой пряный запах от лепестков…

Другие девицы Иратова все как одна обладали упругим телом, были жадные и ненасытные, как подростки, набрасывающиеся на мороженое. Он и таких привечал, но однообразность наскучивала, утомляла к первой трети ночи. Иратов уже во сне мечтал о том, что проснется – а партнерши как будто и не было.

Со Светланой Ивановной все было по-иному. Женщина никуда не торопилась и студенту своему предлагала не спешить.

– Все будет! – обещала она, заглядывая ему в глаза. Запутывалась теплыми пальцами в черных, как деготь, волосах. – И время всему свое наступит, – и прядь на пальцы завивала локоном.

Она ему готовила. Просто и вкусно. Приводила в порядок одежду, чинила и гладила, мягко поучая, что мужчина должен следить за своим гардеробом, тщательно подбирать вещи – если, конечно, средства на них имеются.

– Главное, ни на кого не быть похожим! Пусть просто, но со вкусом. Ну и не петрушкой все же!

Была чуть-чуть замедленна как в движениях своих, так и в мыслях. Иратов рассматривал ее в первых лучах солнца, и казалось, что женщина плывет, «выступает, словно пава», как сочинил Пушкин.

Как медленны движения ее, будто парит…

Он читал ей наизусть в подлиннике стихи английских поэтов: Мильтона, Китса и, конечно, сонеты Шекспира.

Он ни разу не захотел убежать от Светы среди ночи в юношескую жизнь, всегда досыпал до позднего утра, если случалось на выходные, открывал глаза и встречался с темными, чуть влажными глазами любовницы.

– Что? – спрашивал.

– Ничего, – отвечала.

– Что-то случилось?

– Нет, просто смотрю на твое лицо.

– Зачем?

– Ты красивый…

– Ты тоже красивая, – шептал юный любовник в ответ.

– Я знаю…

И вновь она гладила его волосы, а он дышал взволнованно – и наполнялся…

Он подарил ей дорогую французскую ночную сорочку на 8 Марта, чуть большего, чем нужно, размера, чтобы, когда Света склонялась над ним, украдкой смотреть в шелковый вырез и видеть ее грудь.

А потом Света, Светлана Ивановна, вышла замуж за доктора наук, путешественника А. В. Грязева, известного денди, и очень скоро оставила Советский Союз.

Арсений Иратов много переживал и сам удивлялся этому незнакомому чувству потери, которое раньше, казалось, у него отсутствовало вовсе. Пытался даже блевать, чтобы вырвать это мучительное ощущение.

Через полгода в почтовом ящике он нашел извещение о посылке из Конго. Вертел его, понимая, что от Светы, разглядывал нервно и в извещении нашел лишь одно: «Увяла».

Арсений хотел броситься в аэропорт, он был уверен, что Свете плохо с Грязевым. Но что он мог сделать тогда, восемнадцатилетний мальчишка, – просто домчаться на попутке до Шереметьева и под подозрительными взглядами знакомых милиционеров ретироваться восвояси?

Получив в почтовом отделении маленький посылочный ящик с сургучными печатями, Иратов долго не решался его вскрыть, домой не поднялся, а, сидя на спинке лавочки, нервно курил, наблюдая за мигающим светофором… К двухтысячной желтковой вспышке продрог до костей, взбежал на пятый этаж своей хрущевки и, не поздоровавшись с родителями, закрылся в своей комнате. Ящичек стоял на полу, а молодой человек, сидя на раскладном диване, продолжал курить одну за одной, пока наконец решился…

В ящике под тонкой несоветской бумагой находился Светин запах, точнее – подаренная им французская сорочка, пахнущая Светой. Кроме возвращенной вещи, в посылке ничего не было, даже коротенькой записки.

До поздней ночи Иратов, уткнувшись носом в сорочку, все вдыхал запах Светы, до нижних корешков легких, до боли, а потом, разозлившись, отбросил ее в дальний угол комнаты, прошипел «сука, сука» и заснул…

Несколько месяцев студент-второкурсник Арсений Иратов надевал Светину сорочку на всех своих упругих девиц и спал с ними жестко, будто мстил ей. Волейболистки, гэтэошницы, комсомолки – все восхищались истовостью молодого человека, им было плевать, что в душе Иратова, лишь его дикий напор и пики оргазмов волновали активисток.

– Давай, Иратов! – вопила нападающая волейбольной команды института Катька. – Гаси!!!

– Мама дорогая!!! – восхищалась секретарь комсомольской организации Шевцова. – Да я тебя в партию рекомендую!

– А еще можешь? – Ну, это Мыкина с пятого курса обычно будила в пять. Мастер спорта по плаванию. – У дельфина такой же большой, как у тебя!

– Ты была с дельфином?..

А когда запах иссяк, Иратов закинул сорочку на шкаф и забыл про Свету.

Учился и пользовал всех, кто женского пола, до полусмерти.

Лишь через несколько месяцев, листая в парикмахерской журнал «Турист», Арсений остановил взгляд на фотографии, на которой был запечатлен мужчина средних лет, лицом похожий на Азнавура. В рубашке с засученными рукавами, в шортах, поджарый и жилистый, он позировал на фоне египетской пирамиды. А рядом с ним, опершись на сложенный солнечный зонтик, стояла она, Света. И подпись: «Доктор исторических наук, путешественник А. В. Грязев с супругой». На фотографии следом – прием в Географическом обществе Москвы, и тот же Грязев с бокалом шампанского широко улыбается на камеру. «А. В. Грязев вернулся в СССР, сделав ряд уникальных открытий».

Номер журнала был свежим, и Иратов вдруг понял, что она в Москве.

Он бросился к ней. Не дожидаясь автобуса, бежал быстрее мысли, от напряжения мышц верхняя пуговица на рубашке не выдержала и выстрелила в сторону, а он уже у подъезда, через пролеты лестницы на седьмой этаж, возле ее двери, чуть лбом не ткнулся. Заколотил кулаком так, что чуть с петель не сорвал.

– Открывай! – кричал.

Она открыла. Его Света.

– Что ты, милый? – У нее не изменился голос, или показалось. И убаюкивающая манера напевности вдруг сделала его искривленный рот безмолвным. – Что ты, милый? – повторила она, гладя его по голой груди. – А где же пуговички?

Он лишь хватал ртом воздух и, прохрипев: «Света…», набросился на нее и потащил к постели.

А потом они любили друг друга. А еще позже сидели на кухне, голые. Света рассказывала, что Грязев сейчас на своей квартире, что они вместе провели незабываемое время, что, может, пора заводить детей.

– Господи! Сколько же я видела! – тараторила она. – И пирамиды, и город ацтеков, Китайскую стену, Софи Лорен и Эйфелеву башню!.. А как Грязев разбирается в вине и моде!..

Напевность из ее голоса исчезла. Он почти не слушал ее. Шевелил, словно охотничий пес, ноздрями, пытаясь обнаружить, отыскать хоть молекулу Светиного запаха, но то ли французские духи его убили, то ли еще что. Света активно жестикулировала, восклицала восторженно, а он засмотрелся на ее голую, слегка опавшую грудь…

Он понял, что больше не любит ее.

И правда – увяла…

Удивленный, он ушел, сославшись на занятость, обещая забежать на неделе, вернулся домой, достал со шкафа шелковую сорочку и выбросил в окно, как ненужную тряпку. Вещь повисла на дереве и до зимы с ее протяжными ветрами болталась старым флагом любви и бешеного секса, а в декабре исчезла. Видать, кому-то понадобилась.

Кстати, года через полтора Грязев не вернулся из Штатов, попросив у американского правительства политического убежища. Света осталась одна с годовалым ребенком на руках, почти без средств, презираемая всем подъездом дома, в котором жила. И не за то, что она жена предателя, а за брошенность свою. Знать, такая баба хорошая, коли бросили, как собачонку при переезде…

Здесь история про Иратова и Свету завершается. Казалось, она не оставила следа в молодой, полной перспектив жизни Арсения, но через долгие годы… Кто знает, что с ним случится через годы…

Оканчивал Иратов МАРХИ, собираясь стать архитектором и построить что-нибудь стоящее в Москве, ну и, конечно, в мире, как молодой японец Кензо Танге. Грезил стать новым Иофаном для столицы… Но на четвертом курсе втянулся в спекуляцию инвалютными чеками, которыми можно было отовариваться в спецмагазинах, торгующих одеждой и техникой западного производства. В этой трудной и опасной деятельности молодой Иратов преуспел изрядно. Одеваясь как пижон, он с утра появлялся возле валютных магазинов и покупал за рубли американские доллары, немецкие марки и французские франки. Копил, решив во что бы то ни стало покинуть СССР и стать архитектором мирового уровня. Черт с ним, с Иофаном. У него не было серьезных политических мотивов, только мощное желание создавать красивое, жить в этом красивом, и было оно столь страстным, что побеждало страх перед тюрьмой. Он очень хорошо понимал, что рискует свободой, почти под расстрельной статьей ходит. Но не боялся. Пан или пропал!