Михаил Первухин - Колыбель человечества

• Название: Колыбель человечества
• Автор: Михаил Первухин
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2016

«Колыбель человечества» — увлекательный научно-фантастический роман о ледовых приключениях канадских трапперов, рассказанный от лица полуграмотного зверобоя. Повествование в духе Джека Лондона оборачивается гиперборейской фантазией — поиски заповедных угодий заводят трех друзей-охотников в приполярные области и затерянный город «людей света», живущий по жестоким древним законам. Роман видного русского фантаста и «приключенца» М. Первухина был впервые издан в 1911 г., но не утратил своей занимательности.

---

Михаил ПЕРВУХИН КОЛЫБЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Что за люди были три траппера. — Нед Невилл, Макс Грубер и Падди. — Как мы забрались на край света. — Почтеннейший «Сурок» и его неудачное свадебное пиршество. — Дух «Сурка» изъявляет эскимосам свою волю. — «Белый дедушка» из моржовой кости, который тоже начинает разговаривать. — Исчезновение эскимосов. — Покинутые в ледяной пустыне. — Прибавление семейства: три траппера и «Находка». — Мы отправляемся в далекий путь.

Зовут меня Нед Невилл. Я — канадец родом. Образования я никакого не получил, но читать я умею: выучил меня, знаете ли, один чудак, с которым мы пробродили, должно быть, добрых три года по ледяным полям у мыса Ба-турст в качестве охотников на службе богатого агента «Пушной компании». Был этот мой товарищ немец, и был он офицером там, у себя на родине. Но что-то с ним случилось, и попал он к нам в Канаду, и сделался «лесным бродягой». Но, что бы он ни наделал у себя на родине, у нас этот Макс Грубер не позволял себе ни малейшей некорректности: чтобы он стащил у товарища пачку табака, тайком выпил бы припасенную другим бутылочку виски или, наконец, унес кем-нибудь добытую шкуру лисицы, соболя, бобра, ни Боже мой! Этого, по совести скажу, за Максом не водилось.

Одно было у него, но мы, трапперы, с этим мирились, потому что мы понимали: в самом деле, от той жизни, какую ведем мы, — от жизни, полной лишений, полной опасности, среди угрюмых лесов, подавляющих своим мертвым безлюдьем, в ледяных полях, под небом, таким скупым на солнечный свет, есть от чего самым здоровым мозгам потускнеть! Случилось что-то и с мозгами нашего приятеля.

Может быть, ничего серьезного тут не было: просто по временам у него мозги трогались с места.

И вот, когда на Макса Грубера находила «полоса», как мы говорили, он чудил.

Он начинал пить, пить без конца, пока не пропивал всего. И чем больше пил, тем веселее, тем разговорчивее становился, тем больше «заносился».

Ну и, конечно, городил при этом всяческие глупости.

Станет, например, на покрытом снегом в три метра толщины холме и кричит.:

— Да вы знаете ли, невежды, что здесь некогда пальмовые леса росли? Да вам известно ли, глупцы, что здесь, поблизости от полюса, земля была богаче, чем теперь на Сандвичевых островах, а жизнь пышнее жизни тропической? Да вы чувствуете ли, что, может быть, здесь вот, где теперь, кроме снега, ничего нет, — колыбель человечества была?

Ну, и, конечно, кто-нибудь из нас, охотников, слушая подобные глупости, бывало, не выдержит да и спросит немца:

— А она из дерева была, люлька-то эта самая? Или железная?

А Макс Грубер посмотрит на спрашивающего дикими глазами, за голову схватится, мотает. Словно, простите за выражение, блоха ему в ухо вскочила да выплясывает там, в ухе, «джигу», а от этого в ухе да и в мозгах у немца такой гул, словно весь гарнизон форта Гуд-Хоп на барабанах «зорю» выколачивать принялся.

— Дураки! — кричит. — Идиоты! Жалкие глупцы! Полудикари!

А мы, бывало, хохочем, заливаемся. Он вспылит: вот-вот, кажется, набросится на товарищей с кулаками… Голубые глаза блестят, грудь ходуном ходит… а потом успокоится так же быстро, как и вспыхнул, плюнет, засмеется, уйдет куда-нибудь, часа два никому на глаза не показывается, где-то бродит. Вернется же, как ни в чем не бывало. Только молчаливее обыкновенного.

Водились за Максом Грубером и странности кое-какие, но ничего серьезного. Вообще чудаком он был, уж это так.

Я не говорю, что наш чудной немец дураком был. Но что лгун он был отчаянный, ей Богу, голову на отсечение дам. Посмотрит, например, на какую-нибудь звезду и ляпает:

— А до этой звезды по прямой линии столько-то километров.

Право, так и говорит, как будто бы он сам ниточкой это расстояние измерял. И еще километры эти вычисляет какими-то квадрупедильонами, секстильонами или подобной чепухой.

Или вдруг возьмет да и ляпнет:

— Есть, — говорит, — пушки, которые ядро бросают за двенадцать километров. А есть и такие, что и за двадцать…

Ну, уж тут непременно кто-нибудь ему скажет:

— Ври, немец, да не завирайся. Если из самого лучшего карабина можно пулю на пятьсот, семьсот метров послать, то как же это мыслимо, чтобы из пушки — на двадцать километров? Явный вздор.

А он хохочет.

Ну-с, так вот, с этим самым чудаком и сочинителем всяческих сказок пришлось и мне пережить одно приключение. И, признаться, после я долго не мог опомниться. Товарищи, так те и сейчас думают, что я от немца его безумием заразился и мои мозги, как и его, перевернулись. А когда я им рассказывал про то, что я видел собственными глазами, джентльмены, так они со смеху покатывались. Вот поэтому-то, джентльмены, я очень-очень неохотно и рассказываю эту историю.

Одного только человека я знаю, который, выслушав меня, не моргал глазами, не улыбался, а, напротив, очень заинтересовался. Все выспрашивал: да как, да что, да почему?

И даже заставлял меня рисовать ту штуку, о которой будет впереди речь. А на другую весну, когда я пришел в форт Гуд-Хоп за порохом, так он вытащил мне книгу, ей-Богу, самую настоящую, печатную книгу, и показал мне картинку. А на этой картинке, как две капли воды, был тот самый зверь, с которым мы тогда встретились на островах. Я ужасно удивился и спрашиваю: это вы, доктор, намазали?

А он мне тычет в глаза надпись на книге:

— Допотопные чудовища. Лекции профессора Гетчинсона.

И издана эта книжка тогда, когда мы с Максом Грубером и в глаза наших островов не видели. За много лет назад.

— Значит, — говорю, — и в других местах эта штука водится, доктор Максвелл?

А он только рассмеялся:

— Водилась, — говорит. — До потопа!

Конечно, шутник, и больше ничего: кто же не знает, что потопа в наших местах никогда не было? Был потоп, это я сам знаю, это там, где праотец Ной жил. А где он жил? Если не в Мексике, то в Индии. Я эти два места всегда путаю.

На этом, собственно говоря, и был наш разговор покончен. А когда на следующую весну я пришел в форт Гуд-Хоп, то доктора Максвелла не застал: соскучился он в нашей глуши, вышел в отставку и поехал в Аляску, на золотые прииски.

А с майором Гордоном и лейтенантом Гримом я разговаривать подробно побоялся: они — гордые офицеры, и на простого траппера смотрят так, как белка с верхушки кедра на крота смотрит. Кроме того, история, в самом деле, таки довольно странная. Расскажи мне ее кто-нибудь из трапперов, я, признаться, и сам едва ли бы поверил.

Но, знаете, лучше я расскажу всю эту историю по порядку. Вы можете, если хотите, написать все, что я расскажу, и даже послать в газеты. Только предупреждаю: будьте осторожны. Пожалуйста, будьте осторожны! А то люди вам не поверят, и будут думать, что вы все это просто-напросто выдумали, и больше ничего. Так-то.

* * *

Итак, было нас трое: Нед Невилл, то есть я, потом немец, Макс Грубер, и еще ирландец. Вот, хоть убей, не знаю, каково было его настоящее имя. Но мы его звали просто Падди.

Однажды весной, это было добрых лет семь назад, забрались мы так далеко на север, как никогда раньше. Уж очень благоприятно сложились для нас обстоятельства: попали мы в становище эскимосов в устьях Волчьей Реки, а племя собирается в кочевку, на рыбную ловлю, на острова. Встретили они нас не очень радушно: чуть не приняли в копья. Да ничего, все обошлось хорошо, сладилось. К этому племени мы и примазались, думаем, может, попадем таким образом туда, где зверь непуганый, птица, человека никогда не видавшая, водится. И кто знает? Ведь волка ноги кормят… А в тех местах, где мы охотились раньше, дичь достаточно напугана. О хороших экземплярах, например, соболя, горностая, голубой лисицы как о великой редкости говорят… А на островах, может, и на нашу долю подвернется под выстрел этакая штучка, за одну пушистую шкурку которой можно полтораста, двести долларов цапнуть. Долго рассказывать об этом не стану: что интересного для таких джентльменов, как вы, в жизни трапперов или хотя бы эскимосов? Скитания по пустыням, лишения, опасности на каждом шагу, — вот и все.

Ставишь себе силки и капканы на зверя или гонишься за ним на лыжах, в челноках, ползком по снеговому насту, стараешься перехитрить хитрого, пересилить сильного, обогнать скорого… Что же тут особо интересного?

Правда, будь я, джентльмены, не с вами, а в своей компании, с трапперами, которые любят иной раз распустить языки, сидя где-нибудь у костра, и я нашел бы, о чем рассказывать, потому что, слава Богу, поглядел я на мир, пережил немало. Охотился на белого медведя и на тюленей, уложил не один десяток мускусных быков и не одну сотню волков. Естественно, что и пережил при этом немало. Но повторяю: это может быть интересно для трапперов же, а не для таких образованных горожан, как вы, и потому, уж если рассказывать вам что-нибудь, то пусть это будет именно та история, о которой вы допрашиваетесь, а не болтовня о схватках с медведями, погоне на лыжах за лосем или что-нибудь подобное…