Рышард Клысь - «Какаду»

• Название: «Какаду»
• Автор: Рышард Клысь
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Рышард Клысь — видный польский прозаик, в годы гитлеровской оккупации — активный участник антифашистской борьбы. Уже известная советским читателям остросюжетная повесть «Какаду» посвящена героическому подвигу польских подпольщиков.

В повести «Кладбищенские гости» автор рассказывает о судьбе рядового немца, на собственном опыте убеждающегося в античеловеческой сущности фашизма и в бессмысленной жестокости американского антикоммунизма.

Рассказы из сборника «Бенгоро» описывают напряженную борьбу польских патриотов с националистическими бандами в первые послевоенные годы.

---

VII

Сочельник: Начало пути

Меня разбудил осторожный стук в дверь; приоткрыв глаза, я в недоумении огляделся по сторонам и в первую минуту никак не мог понять, где я и что со мной, но когда постучали снова, заметил серую полоску света, протянувшуюся через всю комнату, тускло освещенную неровным мерцанием качающегося на ветру уличного фонаря, толстую решетку на узком высоком окне и заставленные мебелью мрачные, таящие немую угрозу углы. Из висевшего на стене огромного зеркала с позолоченной рамой в стиле барокко на меня глядело продолговатое лицо с резкими чертами — неподвижная маска, на которой живыми были лишь холодно поблескивающие глаза. Я сморщил брови, лицо в зеркале дрогнуло, какое-то мгновение я смотрел на него с таким интересом, словно и вправду видел впервые, и в этот момент лицо, отразившееся в зеркале, казалось мне странно чужим, и я жадно вглядывался в него, пытаясь распознать следы пережитых за эти годы тревог, волнений и страданий, которые неизбежно должны были как-то на нем запечатлеться, но в полумраке комнаты различал лишь тусклый овал и неподвижный блеск глаз, явственно выражавших вновь пробудившуюся настороженность. Через минуту снова послышался легкий стук в дверь, я сосчитал удары, их было семь, медленно встал, отодвинул стул, осторожно приблизился к двери, вытащил из кармана пистолет, тихо повернул ключ в замке, толкнул коленом дверь и тотчас отпрянул назад.

В коридоре под ярким светом электрических лампочек стоял Грегори и дружески улыбался.

— Что случилось? — спросил я. — Где Монтер?

— Я только что говорил с ним.

— Он был здесь?

— Нет. Он мне звонил.

— Что он сказал?

— Велел передать, что скоро будет здесь.

Я взглянул на часы — семнадцать пятьдесят, Монтер должен был быть в «Какаду» в семнадцать часов, наверно, задержали непредвиденные обстоятельства, а до отхода поезда всего каких-нибудь три четверти часа; но хотя времени было совсем немного, я ничего не мог предпринять, оставалось только терпеливо ждать Монтера и его парней, под опекой которых находился мой груз и которые должны были сопровождать меня до дверей купе скорого поезда.

— Разрешите, я занавешу окно, — сказал Грегори с извиняющейся улыбкой. — Монтер с ребятами будет здесь с минуты на минуту. Он заказал ужин на шесть персон.

— Через сорок пять минут отходит поезд.

— Да, знаю. Монтер говорил об этом. Вот я и хочу все приготовить заранее, чтобы вы могли спокойно поужинать…

— Мне не надо никакой еды.

— Монтер заказал ужин на шесть персон.

— Я ничего не буду есть.

— Но, может, чаю выпьете?

— Да. Чаю выпью с удовольствием.

Грегори опустил на окно штору из плотной бумаги, служившую для затемнения во время воздушной тревоги, тщательно проверил, хорошо лч она прилегает, и зажег свет.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Температура спала?

— Кажется, да. В общем, чувствую себя отлично.

Грегори испытующе посмотрел на меня.

— Это сразу видно, — произнес он довольным тоном. — Аспирин помог. Незаменимое средство при температуре…

— Безусловно.

— Может, принести еще две таблетки?

— А зачем?

Грегори замялся.

— С температурой нужно быть поосторожнее, — сказал он. — Вы, наверно, сильно простудились, вид у вас сегодня был совсем неважный. Мне даже казалось, что вы бредили. И глаза были совсем больные…

— Сейчас я чувствую себя хорошо.

— Советую принять еще две таблетки. Температура может опять подскочить, а у вас впереди дорога…

— Верно. Принесите…

— У меня есть еще несколько таблеток, могу дать.

— Двух хватит. Спасибо.

— Как хотите, — сказал Грегори с улыбкой. — Сейчас принесу чаю…

Я проводил его до самой двери и выглянул в коридор. В узком, длинном, ярко освещенном коридоре толклись официанты, ожидая у кухонного окна выдачи заказанных блюд, коридор вел к главному входу в большой зал «Какаду», откуда доносился глухой гул голосов, чье-то нескладное пение, невнятное бормотание пьяных и хохот подвыпивших проституток. Я вернулся в комнату, прикрыл дверь, подсел к столику напротив входа и еще раз огляделся, как бы желая удостовериться, что не сплю и мое присутствие в «Какаду» и в этой комнате, где мне уже дважды приходилось ждать Монтера, не иллюзия, не мираж и не горячечный бред. Оглядывая заставленное столиками помещение, выкрашенные грязно-розовой масляной краской стены, зеркала в претенциозных позолоченных рамах, я снова погружался в знакомую мне атмосферу нетерпеливого ожидания, беспокойства за судьбу груза, который должен был доставить до места, тревоги за жизнь Монтера, да и за свою собственную, в атмосферу тягостных мыслей, от которых никак не мог освободиться, странного сведения счетов с самим собой, с собственными успехами и поражениями, с тоской о неосуществленных замыслах, об утраченной любви, возврата которой не желал, невзирая на горечь разлуки и все нарастающее чувство полного одиночества. Так было всякий раз, когда я появлялся в «Какаду», чтобы в темноте этой комнаты ждать Монтера, и как-то само собой получалось, что именно в эти часы я вершил над собою строгий суд, на котором был одновременно и обвиняемым, и судьей, и прокурором, и защитником. Это был давний судебный процесс, с резкими спорами и препирательствами, с длинными монологами и прениями сторон, — процесс, с одинаковым накалом длившийся уже не один год, ни на какой окончательный приговор он не был рассчитан, но, несомненно, многое изменил в моем сознании.

Снова появился Грегори, принес обещанный чай и две таблетки аспирина, их я тут же проглотил, а Грегори, готовясь к приему Монтера и его ребят, тем временем хлопотал насчет стола. Я молча наблюдал, как он сновал по комнате, расставлял стулья, сдвигал столики и накрывал их белой скатертью, на принесенном им в комнату подносе я заметил хлеб в плетеной корзинке, соленые огурцы, маринованные грибы и даже масло, которое в этом заведении, видимо, держали исключительно для королей черного рынка, ибо простым смертным цена его была недоступна. Насколько я помню, в «Какаду» обычно так не угощали, вероятно, только Грегори понимал, что мы относимся к тем смертным, которым не следует отказывать ни в каких удовольствиях. Эта мысль так развеселила меня, что я громко рассмеялся.

Грегори удивленно посмотрел на меня.

— А вы настроены сегодня весело, — заметил он.

— Даже слишком.

— Хорошее настроение, видно, вас никогда не покидает.

— Это точно.

— Что же вас так рассмешило?

— Пустяки. Я подумал, что этот ужин будет дорого стоить.

— Монтер не заплатит ни копейки.

— Значит, за ваш счет?

— Ну что вы.

— Но кто-то же должен будет за все это платить?

— Заплатят фрицы…

— Браво! Вы, однако, не лишены юмора. Хотел бы я только знать, как вы это сделаете…

Грегори улыбнулся.

— Очень просто, — сказал он. — Каждый раз я сообщаю шефу, что ужинали люди из гестапо. Этого достаточно. С них он никогда не требует денег…

— Шеф — немец?

— Да, из этих… приблудных, — произнес он с презрением. — Reichsdeutsch[21].

— А я думал, что это заведение принадлежит вам…

— Что вы! Я только управляющий.

— А что случилось с прежним владельцем?

— Вы его знали?

— Да.

— Он давно вышел из игры.

— Прикончили его?

— Нет, умер…

Грегори расставил тарелки, еще раз окинул все критическим взглядом и удовлетворенно кивнул головой.

— Порядок, — буркнул он. — Можно садиться за стол.

Я взглянул на часы: было пять минут седьмого. Грегори забрал поднос и отправился на кухню, оставив дверь полуоткрытой; я достал из кармана сигарету и закурил, а когда поднял голову, горящая спичка осветила мое лицо, отразившееся в зеркале. Только сейчас, на свету, было заметно, как скверно я выгляжу: бледный, под глазами темные круги, веки опухли, как после тяжелого, нездорового сна, но я уже не чувствовал ни температуры, ни усталости, ни даже волнения, одно лишь нетерпеливое ожидание той минуты, когда смогу отправиться в обратный путь.

За стеной после долгого перерыва снова заиграл оркестр, совершенно отчетливо была слышна мелодия, которую исполняли уже третий раз за этот вечер, то была «La Cumparsita» — танец, который так любила Эва, эта мелодия, наверно, всегда будет напоминать мне о ней. Я подумал об Эве, девушке, которую встретил год назад в поезде; с тех пор как судьба столкнула нас, прошел всего год, и вот мы снова чужие, сейчас я думал о ней совершенно спокойно, даже холодно, пожалуй, только с некоторой горечью, как о человеке, который не оправдал надежд. Но я нисколько не страдал, всего несколько часов назад со мной что-то произошло, а что, я и сам не сумел бы определить; измученный температурой, преследуемый кошмарами, я вдруг в какую-то минуту очень легко оттолкнулся от всего того, что еще недавно терзало меня и казалось неразрешимым, почувствовал себя таким свободным, таким счастливым, что готов был ликовать.