Дмитрий Ахметшин - Туда, где седой монгол

• Название: Туда, где седой монгол
• Автор: Дмитрий Ахметшин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014

Монгол по имени Наран, изуродованный когда-то в детстве когтями дикого зверя, отправляется в горы, чтобы выспросить у бога Тенгри о предназначении, которую тот уготовил юноше на земле. Ведь у каждого на земле есть своё дело — так на что он нужен, такой уродливый и почти никем не любимый?.. Один за другим обрываются корешки, связывающие его с цивилизованной жизнью — жизнью в аиле. Наран превращается в дикого зверя в человеческом обличии и, добравшись до цели, получает ответ — для того, кто потерял себя, у Бога нет предназначения. Кара для Нарана такова: следующая жизнь его будет проходить в теле овцы, со всеми присущими ей кроткими повадками.

Слепая девушка по имени Керме теряет единственного друга, овечку по имени Растяпа, которого приносят в жертву Тенгри, но приобретает жениха — могучего и стремительного Ветра — и ребёнка, который зреет в утробе.

Растяпа был не самой обычной овечкой. Взгляд его всегда направлен в сторону гор, а в глазах неподдельная тоска. В Керме крепнет уверенность, что ребёнок — переместившийся к ней в живот Растяпа, который не мог отправиться в Небесные Степи, не добравшись до вожделенных гор. Тогда она решает помочь. Одна-одинёшенька, в компании лишь своего воображения, слепая монголка отправляется в путешествие чтобы, в конце концов, начать слышать своего ребёнка, чтобы он спас её от заразы, забрав её в себя и таким самопожертвованием разом вернув себе расположение Тенгри и обретя предназначение.

Две сюжетные линии развиваются параллельно, и читатель не знает о том, какая между героями связь. Полностью она раскрывается только в последних главах. Это роман о поиске смысла жизни, в том числе и в других людях, и о том, как важно оставаться собой.

Роман-финалист Независимой литературной премии «Дебют-2013» в номинации «Крупная проза».

---

— Только мошек, — Урувай яростно плевался. Мелкие противные насекомые почему-то всегда летают так, что всаднику ничего не стоит попасть в их облако головой и хорошенько зачерпнуть раззявленным ртом или веками. — Может, породниться с этой степью, а?

— Я тоже так подумал.

Привал они устроили возле пересыхающего ручейка, в котором удалось напоить коней и восполнить запасы воды в бурдюках. То был даже не ручей, а так, ленточка мокрого песка, спрятавшийся среди пышных зарослей кустарника. Лошади зачерпывали своим огромным ртом изрядно песка, а потом смешно плевались и фыркали. Урувай уселся рядом, пристроил между ног один из бурдюков и принялся отжимать туда воду. В желудке образовалась ощутимая пустота, а до ужина оставалось ещё порядочно времени.

Они вновь взгромоздились на коней и ручеёк остался далеко позади, когда до Урувая дошло, что в тоне Нарана не было и намёка на шутливость.

— А ты? — спросил он осторожно. — Ты что-нибудь придумал?

Шли быстрым шагом, чтобы дать лошадям немного размять мышцы. Бесконечные пустые пространства, кажется, перестали впрыскивать в них свой яд, понукающий рваться и рваться вперёд, чтобы догнать горизонт и одним прыжком оказаться на солнце, и теперь всадникам ничего не оставалось, кроме как пытаться определить по бешено вращающимся ушам, что так беспокоит животных.

Животных беспокоило всё. Пролетающие мимо огромные жуки с блестящими надкрылками, необычно густая трава, что пыталась захлестнуть вокруг ног петли. Отсутствие табуна рядом. Периодически то один, то другая пытались подать голос, но отвечал на него только конь приятеля.

Наран повернул голову.

— То же, что и ты. Нам нужно породниться со степью. Придумать какие-то ритуалы. Иначе нас съедят здесь с потрохами. Ты не видишь, там, наверху, есть грифы или вороны?

Урувай запрокинул голову и действительно, увидел нескольких птиц. Часто-часто закивал.

Наран прикрыл глаз.

— Мы для них всего лишь будущая падаль. Там, наверное, есть тот самый, что не успел выклевать мне глаза.

— Но здесь нет ни шаманов, ни идолов. Чему ты собрался поклоняться?

— Мы теперь в самом сердце дикой природы. Посмотри на свою кобылу. Такие вещи, как повод и ремень под седлом, теперь для неё всего лишь ивовые прутики, вставшие поперёк бега леопарда. Чем дальше мы от аила, тем меньше эти символы твоей власти имеют значение. Она терпит тебя только по старой памяти, но скоро ветер выдует из её развесистых ушей последние мозги, она скинет тебя и ускачет в степь.

Толстяк с ужасом смотрел на своего скакуна, мирно, на ходу срывающего цветы с облетевшими уже лепестками.

— А ведь правда. Вчера она хотела меня скинуть. Когда увидел суслика. А я думал, она просто испугалась…

— Ну вот, видишь. Нужно иметь волю толщиной с берцовую кость, чтобы удержать в кулаке уздцы. Или договориться со степью, чтобы она рассказала твоей лошади, что мы скачем по её заданию.

У Урувая на уме было другое.

— Слушай, это суслик ей сказал, что меня теперь можно не слушаться?

— Ну, не думаю, что лошади понимают языки грызунов.

Наран улыбнулся и кивнул сам себе, словно принял какое-то трудное решение.

— Доставай еду.

— Ты проголодался? — обрадовался Урувай, и суслик, не смеющий шевельнуться под пристальным изучающим взглядом, поспешил слинять из его головы.

— Нужно показать Йер-Су, что наши намерения искренни.

Наран взял повод в зубы и принял из рук друга оставшиеся у них продукты. Кусок мяса с кровью, немного грибов. Просяная каша, завёрнутая в лопухи. Зелень. Сказал, стараясь, чтобы речь звучала как можно более внятно (с поводом в зубах это было не так уж легко):

— Эй, Йер-Су! Мы верные твои кони. Верные степные кони, слышишь! Перелётные гуси, опустившиеся на ночлег в полынь. Мы просим, чтобы ты не оставляла нас, чтобы сделала нашу плоть стойкой, как глина, чтобы даже вороны застряли бы в ней своими клювами. Чтобы ты нашла для нас место среди питающихся молоком и мясом зверей, среди птиц, земляных гадов и жуков с пауками.

Конь под ним закрутился, пытаясь держать в поле зрения большую белую бабочку, что подлетела непростительно близко. Наран упрямо сжал его бока коленями.

— Мы накормим тебя всем, что привезли с собой, и надеемся, что ты тоже дашь нам еду, когда она потребуется.

Он выпустил из рук мясо, и оно полетело под копыта. Ухнуло в траву так, будто там, именно в этом месте, в халате Степи была прореха. Урувай снял шапку, молча утёр ей со лба и с шеи пот.

— Теперь мы без еды.

Наран вскинул подбородок, готовясь защищаться.

— Йер-Су даст нам поесть из своей тарелки.

— Может, тогда стоит притвориться кем-нибудь более родным для неё? Например, навозным жуком?

Наран собрался сказать что-то ещё, но застыл на полуслове.

— Хорошая мысль. Только жуками-навозниками нам быть не пристало. Лучше я буду лисицей.

Род кочевых племён происходил с одной стороны от сайг, которые питались подножным кормом и были вечно в пути, а с другой — диких серых лисиц, которые питались падалью и известны своим подхалимством перед великими богами и духами. Столько ритуалов, сколько у лис, нет ни у кого. Так, считается, что на кончике лисьего носа сидит дух умирания и гниения. Самое главное, что лисица сама так считает, поэтому, заимев себе на день ужин, первым делом мажет в крови нос, чтобы умаслить своего покровителя.

И каждому известны ночные лисьи танцы в оврагах, когда нервный лай взлетает до самой луны.

Противоестественный союз этих двух животных когда-то и породил племя людей, а смешавшиеся толики крови — лукавой крови от лисицы и степной — парнокопытных — научили их ладить с лошадьми.

Он слез с коня, и повод устроился в руке у Урувая. Опустился на четвереньки, осторожно, как малыш, что делает первые шаги — уже не верхом, а своими собственными ногами. Лёг пузом на траву, как это делают лисицы, лопатки неуклюже выпирали из-под одежды. Поводил носом и сказал с вопросительной интонацией:

— Тяв?

Урувай разглядывая его, склонил голову на бок.

— Что за шаманская лиса тебя укусила?

— Тяв-тяв.

— Немного не так. Теав, — изобразил Урувай довольно правдоподобно. Виляя задом, сполз с лошадиной спины на землю и собрал оба повода себе под мышки. — Теав-теав. Попробуй растягивать звуки. И не тявкай басом: голоса у лис нежные, как у куропаток.

Наран повертелся вокруг своей оси, словно пытаясь догнать невидимый хвост. Повторил:

— Теав-теав.

Лошади заволновались и потянули друг друга в стороны, как будто две своенравных жены. Урувай грустно сказал:

— Ну вот, хорошо. Мне остаётся тогда только быть сайгой.

— Отличная мысль! — поддержал Наран, стараясь не выходить из образа. Голос был высокий и певучий, а одежда на спине вздыбилась, как будто под ней был настоящий меховой загривок. — Попробуй!

— Тебя не понятно, — ещё больше погрустнел Урувай. — Ты говоришь по-лисьи.

Наран не без усилия вспомнил, каким образом цеплять на язык сложные человеческие слова. Повторил.

— Какая же из меня антилопа?

— Слегка упитанная. Но это ничего. Давай же!

Он вновь затявкал и бросился в кусты, виляя задом и низко припадая к земле. Где-то далеко впереди поле выстрелило в небо пучком стрел — стайкой зябликов.

Урувай с обречённой миной наблюдал, как качается трава, как будто там, у самой земли бегает новорожденный ветерок, после чего связал поводы коней вместе и сам опустился на четвереньки. Выпрямил руки и ноги и сделал первые неуклюжие прыжки. Земля опасно шатнулась, потом вдруг перекувыркнулась, и небо внезапно оказалось внизу, прямо под «копытами».

Наран, устроившись в густой траве в сторонке, поджав под себя конечности и выставив наружу нос, наблюдал, как приятель, словно большая, набитая пухом подушка, вновь перекатился на ноги. Стал считать вслух:

— Первый удачный прыжок. Молодец! Давай ещё. Второй удачный прыжок… тебе не кажется, что эта одежда слишком неудобна для животных?

— Что?

Слово на человечьем языке подкосила ноги новорожденного сайгака, и он вновь свалился.

— Раздевайся. Выползай из своей шкуры. Она тебе только мешает.

Урувай послушался. Пыхтя, растянул пояс и остался только в исподнем. Выгнув дугой спину, он сосредоточенно совершал один прыжок за одним.

— Эй, сайга! — крикнул Наран. — Кажется, время завтракать. Ты голоден, как дикий зверь.

Друг остановился, согнув ноги для очередного прыжка. Прислушался к голосу своего живота, а потом радостно развернулся в сторону, где осталась лежать в траве еда.

Наран сказал строго:

— Что, по-твоему, едят сайгаки? Не конину и не лепёшки… что они едят? Айе! Кушай!

— Ну, положим, от лепёшек бы они не отказались, — промямлил Урувай, но покорно ткнулся носом в траву.