Михаил Белов - Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)

• Название: Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)
• Автор: Михаил Белов
• Жанр: Религия

---

Моя психика была настроена на космические чувства и сейчас. И не только субъективно. Я чувствовал себя открытым всей Вселенной. Солнце жгло голову невыносимо. И не так, как всегда. Сейчас это чувство было каким-то новым. Солнце жгло как-то напрямую. Мое сознание было чисто ото всего. Именно в то время я вспомнил слова Пифагора: "Дайте мне точку опоры, и я переверну вам всю Землю". Я не знал ни кто я, ни как мне себя вести с людьми, ни что мне делать в жизни. Обрывки прежних знаний и тут пришли на помощь: недеяние и неотталкивание жизни от себя. Точкой опоры в отношениях с людьми и для самоимиджа стали слова Лао-Цзы - "нетленны только мир и чистота".

Сознание требовало для себя какой-то зацепки, какого-то самоопределения. Мой прежний самоимидж экстрасенса был разрушен. Я вообще стал никем или просто собой, хотя и это было не совсем так. Едва ли нормой самоощущения можно считать боль. Но без знания жить невозможно. Тем более едва ли можно жить дальше, не зная, что с тобой произошло. Для того чтобы успокоить душу, мне нужна была если не правда, то правдоподобная версия о том, что со мной случилось. Моя душа это требовала так же, как ребенок требует от взрослых правдоподобную версию о своем рождении. Так как слова парапсихологов идут от души при ее избытке также как и знаний, даваемых ими, не мудрено, что причины своего попадания в больницу я начал искать в парапсихологической литературе. Просто я стал обильно закладывать в свое чистое сознание всю интересную мне информацию.

Если бы не белое пятно в прошлом с имиджем бывшего клиента психбольницы и полное отсутствие боли за будущее, можно сказать, что моя жизнь в то время была интересной. Вот где было полновесное второе рождение, правду о котором не знал никто. Я сам не знал, с какой стороны относиться к миру и людям, творящим его. Как ребенок, имея в своем распоряжении только душу, я судил обо всем только с позиции душевной гармонии. Глядя по телевизору "Санта-Барбару", я поражался людям, которые пытаются ради каких-то незримых и несущественных амбиций уязвить души друг друга, портя при этом отношения и здоровье взаимно по-пустому (а то, что они его портят, я видел зримо). И как они несвободны и эгоистичны в своей любви и сколько они теряют от этого. Созерцание человеческого несовершенства людей, которые не только в своих глазах, но и в глазах окружающих считаются нормальными, давало мне существенный самооправдывающий себя аргумент в своих глазах и перед окружающими. Попытки увиденное донести ближним не к чему не приводили, так как они или судили людей по направленности их действий или просто по своей симпатии, не задумываясь о большем, а мои слова принимались ими только как мое мнение. Мое общее отношение к людям в это время разделяло и было созвучно словам инопланетянина в американском фильме "Человек со звезды": "Странные вы люди - земляне. Ваши лучшие качества проявляются вами, когда вам труднее всего".

Вскоре после выписки я зашел к Павитрину на работу.

-Какой диагноз? - поинтересовался он.

- Шизофрения.

Его улыбка обожгла меня.

-Да ты просто раскрылся.

Я почувствовал, что, похоже, он прав. Я действительно был каким-то раскрытым, а во время психоза вообще чувствовал себя прозрачным. Как же закрыться я не знал. Раз он говорил это, значит, он знал. Значит, и мне нужно обрести энергетическую защиту от людей, в которой я бы чувствовал себя в безопасности. Эта задача стала моей целью.

По окончанию отпуска в начале июля матушка уехала на Сахалин. Вскоре я встретил знакомого парня, предложившего мне ночную работу в коммерческом киоске. Ночь с напарницей, проведенная мной на положении практиканта, отвернула меня от киоска, хотя это было и романтично. Обстоятельствами, отвернувшими меня от романтики, стало нежелание подчиняться парням, бывшими не всегда вежливыми - моим начальникам, как и остаточные проявления действия нейролептиков. Несмотря на заторможенность мышления, я легко сбивался на мысленные посылы покупателей, если не сказать, что я собой отражал все содержимое души собеседника, что мешало мне считать деньги, и несло опасность быть обсчитанным теми, кто, имея гармоничную для себя душу, умеет отключать совесть. Сестра, видя мои настроения, предложила мне пойти работать грузчиком за те же 2 тысячи, что и в киоске, к нашей соседке - тете Гале Запорожец - Фединой маме, работающей в коммерции. У нее я работал три дня, пока не почувствовал себя не на своем месте. Я работал через силу, едва таская ящики с напитком. Тогда сестра, заняв у знакомых денег, собрала мне партию товара и отправила меня с ним на Сахалин.

Нерестовая речка текла сразу за огородом. На следующий день после приезда я, стоя на мосту, сверху смотрел, как идет на нерест горбуша, и как мальчишки ловят ее на перекате сачком. А также как одна рыбина сама выскочила на гальку островка.

Поездка на море принесла мне еще больше впечатлений. Было пасмурно и ветрено. Я шел по кромке прибоя. Зная, что где-то здесь должна быть речка, я искал ее присутствие. Неожиданно в нескольких метрах от меня очередная волна схлынув, оставила на песке биться десятка два горбушин. Я опешил от такого зрелища.Но тут же понял что это и есть речка. Прибой набил бровку, и вода устья реки уходила в песок. Редкая сильная волна, которую караулили тысячные косяки рыбы, чьи спинные плавники я разглядел через минуту, достигала слияния с речушкой, делая глубину ее фарватера 10-15 сантиметров при ширине устья 1,5-2 метра. Это становилось иногда причиной рыбного столпотворения в устье. Поймав себе три рыбины, я пошел к машине, чтобы не встретиться с рыбинспекцией. Домой я вернулся, с недоумением вспоминая слова лечащего врача о пятилетнем приеме нейролептиков: я почти на ногах был уже через месяц, в то время как побочный эффект лекарств делал меня больным от одного психофизического состояния во время их приема.

Когда я приехал домой, на Сахалин засобиралась сестра. Она ехала с напарницей - дочерью матушкиной знакомой - девушкой лет на 5 моложе меня со стойким нордическим характером. Собирались они у нас. Когда я пришел домой и увидел ряды сумок, я кинулся помогать напарнице сестры их перетаскивать.

- Поставь на место, будет всякая бестолочь трогать мои вещи,сказала мне напарница. Сестра в этот момент была на кухне.

- Ой, да ради Бога, - сказал я и ушел в другую комнату. Как поступать дальше по отношению к ней, да и к себе, я не знал. Нанесенный удар болел, и я не знал, кто теперь я. Может, я действительно бестолочь. Но я не хотел сделать ничего плохого, и можно было мне сказать помягче, если я что-то делал не так. Если бы мне показали мою глупость, я бы безоговорочно согласился бы с тем, что я - дурак. Но просто нанесенный удар болел, накапливая силу для ответного удара. И тут ко мне пришла мысль. Если я ее сейчас убъю под давлением эмоций, мне ничего не будет - попаду только на некоторое время в больницу. А она, зная о том, что я лежал в психиатрической больнице, позволяет себе такие слова в мой адрес. Значит, дура она, а не я. С этой мыслью я успокоился.

Через год мы с ней даже, можно сказать, подружились, если бы у меня была гарантия, что подобных выражений в мой адрес не повторится, и я с удивлением открыл, что с ней, как сказал Аркадий Райкин, "...очень, очень можно... поговорить. О природе, о поэзии и о вас, женщины". Но извиняться передо мной она так и не стала - отхихикалась. До близости дело не дошло, слава Богу. Остановило одно ее выражение.

У сестры были проблемы в общении с одним человеком. "Он хочет, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним." В наших многочисленных выяснениях отношений я видел, что сестра стремится к тому же. В том, что она стремится к этому, я видел не желание отстоять спор со мной, а ее желание закрыть свою душу передо мной. Не дать моему интеллекту высчитать ее. Забрать всю сказанную ею во время разговора информацию назад. "Ты не бери для себя то, что не твое", - сказал я ей однажды, когда отношения были доверительные. Я имел в виду методы общения того человека. Она меня не поняла, как я понял позднее одну ее эманацию, но в этот момент я был уверен, что говорю понятно, и она ничего не переспросила.

Они уехали. Я остался один. Комплекс неполноценности у меня оставался от того, что я не чувствовал уверенности при общении с людьми. Я не знал, как с ними общаться, в то время как само посещение мной больницы я не делал особенной тайной. Иногда сам говорил это для того, чтобы в случае непонимания меня человек не делал радикальных выводов. Все остальные комплексы тоже отсутствовали, в то время как люди часто в штыки воспринимали мои советы для устранения их промахов, неделаемого или несовершенств.

Для устранения этого своего комплекса я пошел работать грузчиком в продовольственный магазин. Тем не менее за три месяца работы никто из коллег не определил мое недавнее посещение, в то время как я не был тихоней. Зная свое место, я, тем не менее, "не помнил ни чинов, ни имен", если в чем-то, даже в обращении начинал чувствовать унижение или подавление. Правда, не могу сказать, что у меня внутри было также гладко, как и внешне. Моя психофизическая система была разомкнута. Иные, сказанные мной слова, разом меняли весь мой гомеостаз и мне, несмотря на ситуацию, приходилось, не подавая виду о своем самочувствии, продолжать работать или общаться. Один раз, правда, придя на работу, я предупредил мою заведующую в том, что я могу потерять сознание и, если это случится, чтобы они не пугались. Я чувствовал повышенную слабость. Когда же после этих слов я почувствовал еще и страх женщин за то, что это может случиться, я поспешил их успокоить, сказав, что я ошибся. Женщины успокоились. После этого я решил надеяться только на себя.