Мордехай Рихлер - Всадник с улицы Сент-Урбан

• Название: Всадник с улицы Сент-Урбан
• Автор: Мордехай Рихлер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-5-7516-1024-1, ISBN 978-5-9953-0159-2

Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.

Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть. Поиски мстителя сводят Джейка с криминальными типами, из-за чего он в силу нелепых случайностей попадает под суд.

Благодаря сплаву тонкого лиризма, искрометного юмора и едкого сарказма многие критики считают «Всадника с улицы Сент-Урбан» лучшим романом писателя.

---

Да только без толку. Нет призвания, и хоть ты тресни! Извернувшись, Джейк заявил, что у него и других дел хватает — в новый дом надо мебель подбирать, убранство всякое, — да и с детьми забот полон рот, так что лучше уж нанять садовника, чтобы приходил раза два в неделю. Но он же будет спустя рукава, заартачилась Нэнси. Презрев ее возражения, он настоял на своем. Главным образом потому, что хотел чувствовать себя хозяином, чтобы этот нанятый батрак был у него в подчинении и отчитывался лично перед ним, своим начальником. Но старый Том Пивное Брюхо, шотландский крестьянин, нанятый ими на эту должность, был так же хитер, как и морщинист, а классовое чутье у него было словно собачий нюх. В Джейке он вмиг распознал городского помоечника, который нипочем не отличит курчавость листьев от ложномучнистой росы[278], поэтому лишь терпел его и улыбался скупо. С Нэнси же вел себя совсем иначе. Уверенная в себе и осведомленная о предмете, с его точки зрения, она была приличной сельской дамой, попавшей в волосатые лапы жида, так что ее он уважал, с ней считался. Стоя у окна, Джейк с возмущением наблюдал, как они вдвоем обходят сад, словно два каких-нибудь зануды из романа Томаса Харди, и, наслаждаясь идиллическими пустяками, обмениваются гойскими секретами, которые, видимо, черпают в Протоколах Мудрецов компостной кучи.

Решив все-таки извлечь хоть какую-то пользу из присутствия на своей территории Тома, Джейк попытался использовать его как живой пример в деле укоренения в Сэмми чувства социальной справедливости. Когда сын, рано вернувшийся домой из школы, помчался через сад к нему, вопя и беснуясь по поводу того, что их команда выиграла крикетный матч, Джейк вдруг сказал:

— А вот у Тома внуки в частную школу не ходят, но от этого они ничуть не хуже тебя.

Сэмми пораженно замер.

— Я это всего лишь к тому, что твой дедушка бедный еврей, — продолжил Джейк куда менее уверенно.

За день до этого на школьном концерте из всей сияющей, радостной публики Джейк единственный сидел с хмурым видом, слушая, как Сэмми с остальными распевает:

Пастухи в вертеп вошли,
Бога в ясельках нашли.
Рядом Дева-Мать сидела,
На Дитя Своё глядела.
И светилось всё вокруг:
Небо, горы, лес и луг.

Следующим вечером после тяжкого дня в монтажной Джейк налил себе джина с тоником и пошел искать отдохновения в саду. Но там, как нарочно, в засаде таился хитрый старый гой — сняв пропотелую шляпу, как раз отирал пот со лба. И Джейка понесло обратно в кухню — ведь надо и работнику налить стаканчик того же! В результате разозлился. Ну не мог он, сам потягивая джин, работнику поднести пива: это бы шло вразрез с идеей равенства! И было бы плохим примером для Сэмми.

Но, даже несмотря на совместное с Томом распитие напитков, ощущение, будто в собственном саду он незваный гость, не покидало. Вот и сейчас: едва Джейк устроился в шезлонге, как Том принялся бешено что-то копать. Решил, что я уселся здесь следить, чтобы он не прохлаждался, подумал Джейк, и тут же, рубанув с плеча, уволил Тома, лишив старика еженедельных двух вечеров работы, — и все ради того, чтобы обоим не тратить нервы на этот классовый конфликт.

— А почему больше не приходит Том? — спросил Сэмми.

— Я уволил его. Он был лентяй, — брякнул Джейк, поздновато припомнив, что совсем недавно, укутывая Сэмми одеялом, объяснял ему, что нехорошо, просто даже неприлично жаловаться на то, что рабочие будто бы ленивы, как это делают некоторые взрослые.

— Таким людям, как дедушка Том, — сказал он тогда, — всю жизнь гнувшим спину на заводском конвейере, приходилось ради куска хлеба постоянно выполнять работу, которую они ненавидят. Естественно, им обидно, и работают они нехотя. Да ведь и в самом деле: для взрослого мужчины нет ничего хуже, чем день за днем заниматься нелюбимым делом. А вот если ты получишь хорошее образование, то, когда вырастешь, сможешь работу выбирать. Тогда тебя нельзя будет приставить к делу, которое выматывает душу. Поэтому к тем, кому повезло меньше, надо относиться внимательно и с сочувствием.

Неудивительно, что теперь Сэмми смотрел на отца озадаченно. Во все глаза.

— Да нет. Он не был лентяем. Просто он достал меня.

Впрочем, соседи Джейка продолжали пользоваться услугами старика Тома. Бывало, зайдет Джейк вечерком в местный салун, закажет большой джин-тоник — глядь, а за стойкой бара, покручивая сигаретку в дрожащих пальцах, сидит, с недоброй улыбочкой глядя в кружку, все тот же старина Том.

Ближе к зиме Том стал бывать на их улице реже. Сделался никому не нужен. Однако за пару дней до Рождества вдруг появился вновь.

Святки для Джейка никогда не были любимым временем года: елку в гостиной он воспринимал как афронт, сколько бы ни пытался заставить себя примириться с ее появлением. Стоит и пусть себе стоит. Как символ плодородия. Как дань языческим обрядам. У Нэнси есть на это право, да и у детей тоже — все-таки они суть порождение обеих традиций; но в полукровочном доме Херша и ритуалы получались половинчатые: елку здесь украшали лишь нейтральными межконфессиональными побрякушками. То есть на ее вершине, превыше всего и вся не красовался Йошка с нимбом над головой. И все же… все же, увешай ее хоть всю сплошь шоколадками и серебряным дождем, укрась цветными шарами, хоть даже натри сверху донизу куриным жиром, все равно перед Господом это будет рождественская елка. Не для того его предки переживали гонения при царе и бежали из штетла, чтобы у него, их потомка во втором поколении, окна в канун Рождества сияли, как у какого-нибудь недоброй памяти казака-черносотенца. Старушка Ханна, наверное, посмеялась бы над ним, высказала бы ему свое «фе». Что ж, ему бы, может, и хотелось с нею согласиться, но… это ведь дом и Нэнси тоже! Ведь у Молли и Сэмми зейда по материнской линии — обычный гой. Нетронутый Спинозой, не ведающий сложностей и загадок книги «Зогар» и напичканный интеллектуальными клише, свойственными его племени. Полагает известным, например, что в реслинге исход боев согласован заранее. Джейк ему поддакивал и так при этом бывал собой доволен, что даже хлопал себя по колену и громко хохотал.

Раздражающую эту елку в последнее Рождество он, как обычно, постарался выкинуть из головы, чтобы всецело раствориться в удовольствии ходить по магазинам с Нэнси. Все-таки, если смотреть на вещи объективно, праздник это всего лишь повод дарить любимым подарки и предаваться обжорству. В «Харродсе» они потребовали норфолкскую индейку и йоркширскую ветчину; в «Фортнуме» вдарили по черной икре и марочным винам. Копченую лососину (еще одна уступка экуменизму) купили у Коэна, после чего Джейк в который раз настоял на том, чтобы на столе все-таки был и печеночный паштет, за приготовление которого взялся сам, на всю кухню распевая Адон Олам[279] — громко, мощно, куда там электромясорубке!.. В общем, восславил Господа.

Сразу после похода по магазинам, всего за пару дней до Рождества в дверь позвонили, и Джейк в тапочках пошел открывать. За дверью оказался длинный сутулый полицейский с вымученно-вежливой гримасой.

— Извините, что побеспокоили, сэр. Но нынче ночью вас не обокрали?

— Нет. Совершенно точно нет, — заверил его Джейк, и, заглянув полицейскому через плечо, увидел машину и сыщика в штатском на заднем сиденье. А рядом с ним, кривясь в вымученной улыбке из-под мятой линялой шляпы, сидел морщинистый старый Том.

— Ба, да это же мой старый садовник!

— Что ж, хорошо, тогда все понятно.

И полицейский пояснил, что он бы не стал беспокоить Джейка, если бы этот человек не описал так подробно внутреннее убранство дома.

— Их сезон настал, — проговорил он, осклабясь. — Вы ж понимаете!

— Что значит — их сезон?

— Ну, вдруг — бабах! — зима. Погода жуткая. Работы нет. И надо как-то обеспечить себя хлебом и кровом на ближайшие месяцы. Вот они и прут гуртом в участок, признаются в квартирной краже, надеясь, что заботу о них до весны возьмет на себя государство.

— Постойте, сержант. Не исключено, что я ошибся! Вдруг он и впрямь что-нибудь стащил! Какую-нибудь мелочь, — решился пойти на хитрость Джейк.

Сержант стоял с непроницаемым видом.

— Может быть, вы зайдете? Я сбегаю наверх, проверю там.

Однако, по мнению Нэнси, для Тома Джейк ничего уже сделать не мог. Джейк не поверил, кинулся вниз опять к сержанту.

— Послушайте, начальник, — заговорил он, лучезарно улыбаясь. — Вы не могли бы просветить меня насчет законов?

— Я постараюсь, сэр.

— Сколько этому старику надо стащить, чтобы он получил три месяца?

— Если у вас что-то пропало, вы должны подать официальное заявление, — ответил тот, вынув блокнотик.

— Гм, — проговорил Джейк, отступив.