Сергей Кулик - Приключения капитана Кузнецова

• Название: Приключения капитана Кузнецова
• Автор: Сергей Кулик
• Издательство: Алконост
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2016

Приключенческая повесть военного летчика потерпевшего крушение своего самолета над сибирской тайгой, и долгие месяцы выживания в дикой природе на пути возвращения к людям.

---

И хочется послушаться доброго совета гостеприимных хозяев, прилечь на бурый ковер из еще не сгнившей хвои, отдохнуть, повспоминать, подумать. Но мокрая от пота гимнастерка липким холодом обжигает спину, и я, не спеша, пробираюсь через чащу на редколесье, к солнцу. Здесь встречают улыбающиеся незабудки, из— под ног во все стороны прыгают кобылки, в ушах звенит стрекотанье кузнечиков.

Вот она какая… Цветастая и душистая, жаркая и прохладная, немая и поющая, приветливая и грозная, гостеприимная и суровая, гористая и равнинная, болотистая и суходольная, скупая и богатая сибирская тайга!..

Наконец я на вершине большой базальтовой скалы, высота которой не менее ста метров.

Позади остался крутой, покрытый редколесьем склон, а впереди у самого обрыва — огромный полумесяц голубой глади озера. Бросаю вниз камень, за ним другой… Они гулко застучали по выступам, потом стук стал тише и, наконец, совсем заглох, словно камни повисли в воздухе, не коснувшись озерной глади.

К востоку справа, испещренный грязно-зелеными пятнами «накипных» лишайников, громоздился самый высокий, совсем недоступный утес-исполин, скрывавший от глаз гряду своих восточных соседей. Рядом с ним — похожая на беседку, по-видимому, легко доступная, седловина. Скалы слева спускались все ниже, а километра за три от того места, где я стоял, совсем прятались в зарослях сосны. Лишь хорошо видный противоположный северный берег — отлогий и ровный. От самой воды он зарос широкой каймой рогоза, за которой вдоль озера тянулась полоса густого леса, отделившая озеро от бесконечной болотистой равнины.

Мне захотелось осмотреть озеро с высоких скал, и я направился к заманчивой седловине. Опять заныла нога, и пришлось выбирать места поровнее, посильнее упираться на неразлучную палку. Но выступы базальта то и дело преграждали путь, и я то преодолевал их на четвереньках, то обходил стороной, что отнимало много времени и сил.

Не успел подойти к седловине, как с высокого утеса взвились в воздух один, потом другой крупные темно-бурые с белыми пестринками орлы. Они начали делать широкие круги над головой, опускаясь все ниже и ниже, уменьшая диаметр круга с каждым заходом. По широким закругленным крыльям, размах которых достигал полутора метров, по длинному с поперечными полосами хвосту и золотисто-рыжей длинной шее я узнал орлов-беркутов. Вот они опустились так, что можно отличить отдельные перья на крыльях и длинные черные изогнутые когти на мощных желтых пальцах… Левый глаз каждого обращен в мою сторону, и в этой темно— коричневой с серым ободком бусинке чувствуется спокойная деловитость, хозяйская уверенность, гордость и превосходство.

Из книг я знал, что беркуты часто охотятся на крупных животных, но человека боятся и избегают. Однако не лишним было приготовиться к защите. Спускаясь с покатого камня за оброненной палкой, я засвистел и взмахнул рукой. Орлы ни на полметра не изменили сужающей спирали и были совсем уж низко. Я наклонился за палкой и услышал сильный свист перьев над головою и тут же вдруг довольно сильный удар клювом в голову и две звонких пощечины крыльями. Глаза заволокло туманом, потекли слезы… Потянулся за сбитым шлемом и почувствовал удар в спину и уколы когтями в поясницу. Быстро развернул кожу косули — укрыл ею голову и часть спины. Третий удар был опять в голову, но слабее. Это придало мне смелости и я выглянул из-под кожи, чтобы следить за неприятелем. Один опять пикирует с вытянутым клювом, целясь в глаз. Молнией проносится мысль — ошибка в сотой доле секунды оставит без глаза, и я с палкой в руке выжидаю эту «долю». Взмахнув палкой над головой в момент приближения хищника, и в то же время прикрыв глаза кожей, почувствовал, что палка шлепнулась о что-то мягкое, потом это «что-то» тяжелым грузом толкнулось в голову, свистнуло крыльями, улетело. Приоткрыв глаза, увидел, что получивший ответный удар пернатый великан беспорядочно машет огром-зными веерами крыльев у самой земли. Оправившись, он торопливо стал набирать высоту. Налет второго хищника был уже менее уверенным, и я лишь концом палки смог достать его богатырскую грудь. Орел резко вышел из пике и полетел к своему собрату. Они сделали еще один широкий круг, осматривая меня с почтительной высоты, и удалились к утесу.

Как только скрылись орлы, меня охватил такой приступ смеха, что я от хохота и, может быть, от усталости, потеряв опору под ногами, повалился на раскаленную, пахнущую базальтом и лишайником каменистую землю.

ПЕРЛАМУТРОВЫЙ ГРЕБЕШОК

Я никогда не был счастлив в любви. Мне просто не везло. И вообще я никогда не был любимцем в веселой и по-молодому задорной компании девушек. Почему так получалось — не знаю.

Одним из моих недостатков могло быть то, что наедине с девушкой, которая мне нравилась, я робел и терялся, не умел поддерживать и вести беззаботные веселые разговоры, и вообще был невероятно застенчив и, по-видимому, невыносимо скучен. Да и среди мужчин не умел преподнести веселую шутку, и даже самые смешные анекдоты в моем изложении теряли остроту, казались вялыми, не вызывали не то что смеха, а даже улыбки.

Еще в техникуме мне нравилась наша студентка Полина. Может быть, я даже любил ее первой робкой любовью, не знаю, но я думал о ней днем и вечером. При встрече изо всех сил старался рассказывать ей о виденном и прочитанном, о себе, фантазировал, но Полина — я видел — с нетерпением ждала, когда я окончу, и я, теряясь, обычно умолкал на половине.

Огорчало еще и то, что она избегала встречи один на один. Купленные мною билеты в кино передавала своим подругам, и на место назначенного свидания приходила вместе с подругой, а потом и вовсе не стала приходить. В такие вечера было грустно, и я уходил в общежитие, ложился раньше всех, но не засыпал до утра.

А когда такие ночи стали совсем уж в тягость, я написал Полине письмо, в котором признался в любви. И хотя я видел ее каждый день, письмо отправил по почте. Шли длинные мучительные дни, отцвела сирень и приближались каникулы, а ответа не было.

Я уже решил остаться в общежитии на все время каникул, так как Полина с отцом и матерью жила рядом, и не терял надежды на хотя бы случайную встречу. Но еще до начала каникул в один вечер навсегда рухнуло все, на что я мог хоть сколько-нибудь надеяться.

— Ты писал Полине письмо? — спросил как-то сосед по койке, заметив, что я не сплю.

Этот вопрос так взволновал, что я долго не мог сказать ни слова. Наконец, стараясь подавить дрожь в голосе, ответил:

— Да. Писал. Откуда ты знаешь?..

— Сейчас читала мне. И знаешь — я не поверил, что писал ты.

— Почему?

Володя молча разделся, лег на койку, закурил папиросу, и только когда она совсем догорела, повернулся ко мне и зашептал:

— Ответа не жди. И вообще брось о ней думать… Так просила передать… Да она и не стоит того, что ты там написал.

Так закончилась первая любовь.

Прошло больше года. Как-то в августе меня вызвали в райком комсомола и послали помочь сельсовету закончить срочные расчеты. В комнате секретаря сельсовета уже сидела незнакомая девушка, что-то высчитывая на бумажке и занося результаты расчета в большую ведомость — «шпалеру». Она глянула на меня из-под нахмуренных по-детски белесых бровей, поправила карандашом незаметную прядку светлых волос и приветливо, по-дружески, словно знакомому с детства человеку, улыбнулась. На душе стало тепло и уютно, я с радостью получил у секретаря задание и уселся работать за столом незнакомки.

Но что это была за работа?

Цифры путались, итоги не сходились, и я, потея и проклиная все на свете, один за одним портил чистые бланки.

— Давайте сделаем перерыв. Потом я научу вас вычислять проценты, — предложила девушка. — Не понимаю, как только вас в техникуме учат? — прибавила она, улыбаясь все той же дружеской теплой улыбкой.

Я молча протянул руку за новым бланком, но она быстро спрятала их под сумочку, а сумочку прикрыла счетами, и мы оба, как по команде, рассмеялись. И так как я продолжал молчать, девушка сказала, что знает меня давно и даже видела наш самодеятельный спектакль «Турлюн Миротворец». Она аплодировала мне громче всех, но я ни разу не глянул в ту сторону, где она сидела с сестрой Лизой.

Я хорошо знал старшекурсницу Лизу и ее отца — бывшего военного лекаря, теперь заведующего Николаевской семилеткой Тимофея Семеновича Коваленко. Небольшое, но уютное, спрятанное в зелени садов село Николаевка находилось на половине расстояния между техникумом и моим домом, и я часто заходил к Тимофею Семеновичу вместе с Лизой передохнуть от жары или спрятаться от дождя. Бывал в их огромном фруктовом саду, выращенном руками Тимофея Семеновича, но почему-то эту синеокую смелую и какую-то особенно милую девушку Ольгу, младшую дочь Коваленко, мне ни разу не приходилось видеть ни в саду, ни в доме.